И Ватанабэ снова замолчал.
"Боже ты мой", — замогильным голосом произнесла вторая Канзаки: "Он точно такой же, как и ты".
Она снова не ошиблась. Сэм Ватанабэ, таинственный, чудной и вызывающий раздражение, боялся чувств. За всеми длинными речами и запутанными монологами крылся страх перед собой. Наверное, Сэм и сам не понимал, что происходит, но Мегуми видела его насквозь. Она слишком хорошо знала собственное стремление отгородиться от реальности, чтобы не узнать такое же в ком-то другом.
Ватанабэ ненавидел себя. Презирал, отвергал, игнорировал. Он попросту не верил, что может чувствовать что-то хорошее. Переживания накапливались, превращаясь во внезапные порывы, свидетелями которых становилась Мегуми, но Сэм оставался запертым в собственноручно сооруженной клетке.
Прямо как она.
— Все-таки я была права, — другая Канзаки заставила слова сорваться с губ. — Ты трус, лицемер и рефлексирующий интеллигентишка.
Ватанабэ мгновенно подобрался и посмотрел на девушку прищуренным глазом, сидя вполоборота.
Идеальный момент, чтобы в очередной раз свернуть в сторону шуток и дружеских пикировок. Снова закрыться, почувствовать себя комфортно.
Он собирался что-то сказать. Мегуми оставалось лишь принять тон, подыграть, не растеряться.
— Когда я училась на Окинаве, — произнесла Канзаки, мысленно закричав от ужаса. — Меня изнасиловали. Так считалось. Только это неправда. Я не подвергалась насилию. Я...
Внутри все дрожало, и Мегуми поняла, что ее трясет и снаружи. Девушка все-таки струсила и смотрела сейчас на дорогу, залитую солнцем, по которой неслись подобно пулям автомобили, пролетая мимо, оставляя их в тишине за барьером из стекла и металла. Но от Сэма не укрыться. И от себя.
— Я была влюблена. Тогда. Сильно-сильно. Но он ответных чувств не испытывал. Правда, есть такая категория людей, которые ни от чего не отказываются, и тот, кого я любила, принадлежал к той самой категории. Он мной воспользовался с большим для себя удовольствием. А когда прискучило — устроил забаву. Мы все были курсантами, готовились к выпуску. Молодость, кровь бурлит. В общем... он начал развлекаться со мной вместе с друзьями. Ты понимаешь? Да. Потом еще раз и еще. Когда разразился скандал, стало известно, что меня продавали за деньги. Но я не знала. Я просто делала все, что он велел. И совсем не возражала. Совсем.
В горле встал колючий жесткий комок. С трудом проглотив его, Канзаки продолжала, слыша, как отвратительно подрагивает голос. На Ватанабэ она не смотрела.
— Однажды об... оргии, иначе и не скажешь... узнали. Поднялся скандал, потому что правилами миссии Крестоносцев были запрещены неуставные отношения, а этот случай был просто вопиющий. Среди... участников был инструктор. Началось разбирательство, кого-то выгнали, кого-то отправили в дисциплинарное училище, кого-то услали от греха подальше. Я отделалась легче всех, на первый взгляд. Даже отметку в личное дело не поставили.
— В твоих документах действительно нет ни одного упоминания, — Ватанабэ звучал глухо и невыразительно.
— Потому что решили не выносить сор из избы. Все замяли, и никого не судили по столь позорному обвинению. Но мне пришлось очень болезненно вернуться к реальности. Чувства все-таки прошли, и стало ясно, что я с собой сделала. Не было ни дня, чтобы я не ловила взгляды бывших друзей, одногодков по училищу, говорящих... говорящих ужасные слова. Все знали. Мне было восемнадцать, хотелось просто лечь, закрыть глаза и умереть. И вовсе даже не из-за позора. Мою любовь превратил в мерзость человек, которому я поднесла сердце на ладони. Это гораздо страшнее, когда ты девочка, потерявшая родителей в шестнадцать.
Панель и бардачок перед глазами поплыли, и Мегуми поняла, что готова заплакать.
Этого еще не хватало.
Крепко сжав кулаки, она глубоко вдохнула, выдохнула, и только потом посмотрела на Сэма. Он сидел на своем месте неподвижно, словно превратился в статую. Казалось, мужчина даже не дышит. Взгляд, устремленный на Канзаки, не получалось прочесть. Она и не старалась.
— Так что я немного разбираюсь в любви и том, кто берет, а кто дает. И как бывает, когда не на кого опереться, тоже знаю. И про зло, про пустоту — про все знаю. Пусть не так кроваво, не так страшно, но боль — она везде боль. Только никакая боль и пустота не сделают человека уродом. Ты ошибаешься. Нельзя отбрасывать себя, собственную душу, только потому, что она ранена, даже искалечена. Иначе ты и получаешься... трус и лицемер. Я тоже боюсь, очень боюсь. Людей и самой себя. Но я не откажусь от души, никогда. И ты не должен.
Мегуми не заметила, как распалилась. Наверное, потому что слова, которые девушка сейчас говорила Ватанабэ, она много раз повторяла самой себе.
— Ты можешь быть человеком, хорошим человеком! Просто не нужно убивать себя. Не прячься. Ведь именно поэтому ты так привязан к Кэтрин, верно? С ней ты чувствуешь себя живым. Теперь я поняла. Так странно — вдруг все понятно. Но ведь другие люди тоже существуют. И ты существуешь. Именно ты, ты сам, заботишься о детях, чтобы их не постигла та же участь. Несмотря на все зло в мире, несмотря на грехи и жестокость, ты — хороший. И не нужно прятаться. Не от меня. В конце концов, чем я от тебя отличаюсь?
Сэм медленно протянул руку к ключу зажигания и повернул его. Электрический двигатель мирно загудел. Машина плавно выбралась обратно на проезжую часть и пристроилась в поток.
— Знаешь, чем, Мегу-тян? — проговорил Ватанабэ. — Ты умеешь чувствовать по-настоящему. А я — нет.
И больше ни слова. Он снова уверенно вел машину, и играла забытая приглушенная музыка. Светило солнце уходящего лета. Канзаки. отвернувшись, рассматривала проплывавшие мимо витрины, дома, прохожих.
Он не ответил. Все-таки не ответил. Еще хуже, чем раньше.
Но хуже ли?
Плакать хотелось еще сильнее.
А Сэм Ватанабэ крепко сжимал в руках руль, испытывая чудовищное желание раздавить проклятую баранку ко всем чертям. Но не было больше времени и сил отвлекаться на чувства. Предстояло дело. Потому переживания, воспоминания и слова вновь оказались заперты в надежный железный сейф.
Но не навсегда. Теперь уже нет.
— Мегу-тян, — позвал он.
— А? — она не отвернулась от окна.
— Ты прекрасна.
ЧАСТЬ III
Глава 1: Падшие ангелочки
Гонконг
20 августа
18:08 местного времени
Сегодня турнир вошел в полуфинальную стадию.
Учики Отоко, вновь скрывающийся под личиной Оцуки Мамору, разминался, стоя у трибуны для бойцов. Его впустили в ресторан, поинтересовались, все ли в порядке, и больше не трогали. Давешний бандит, один из тех, кто вез молодого человека вчера, сообщил, что нападение было частью происков конкурентов хозяина, стремящихся сорвать турнир. Учики сделал вид, что поверил.
На ринге сражались два молодых парня, вчера одержавших победы над прочими представителями своей группы. С одним из них предстояло сразиться победителю из группы Отоко. Крепкий американец-каратист ловил закаленным торсом удары китайца, явно привыкшего к иным противникам, и резко контратаковал. Различие в школах боевых искусств делало схватку непредсказуемой, но Учики все же не сомневался, что крепкий и приученный брать силой американец одержит верх. Возможно, в нем опять говорил японский шовинизм, но каратист и впрямь казался крепче и мощнее.
Вот апологет китайских стилей попытался достать противника ударом стопы. Плавно уйдя в сторону, каратист надвинулся на шагнувшего вперед китайца и провел хлесткий удар ребром ладони сбоку, способный раскалывать доски. Но китаец юркой змеей выскользнул из-под руки в последний момент. Они оба двигались красиво, демонстрируя благородство физической развитости и мастерства. Учики подумал, что жаль будет лишать победителя заслуженной награды, если они встретятся в финале.
Внезапно стало ясно, почему этот турнир пережил эпоху царствования смешанных боевых искусств и шоу с боями в клетках. Щедро рекламируемый в начале века вид спортивных противостояний лишал классические виды единоборств индивидуальности, в погоне за действенностью стирал естественную красоту. Сам Отоко, комбинируя приемы и техники по указке учителей, возможно, и приобретал преимущество, но гармонию единого стиля по-прежнему ценил. Видимо, ценили ее и устроители классического турнира.
Каратист терпеливо выжидал, нисколько не встревоженный атаками противника. Бой шел в полный контакт, и постепенно противостояние накалялось. Отбросив накануне привычные рамки, теперь бойцы стремились вывести противника из схватки как можно надежнее и быстрее. Но ограничения стилей и школ делали состязание гораздо увлекательней обычного.
Китаец, справедливо полагая, что пара успешных ударов железного бойца карате уложат его на татами, держал дистанцию. Однако американец, все это время изучавший оппонента, пошел на сближение. Осыпав юркого соперника стремительными хлесткими ударами, он загнал несчастного в угол ринга. Уклонявшийся, блокировавшийся и едва не вертевшийся волчком китаец двигался все суетливее, будто предчувствуя поражение. В следующую минуту два хлестких удара — кулаком в корпус, затем ногой в печень — закончили поединок. Китаец скорчился на татами, каратист торжествующе поднял над головой крупный кулак, а затем поклонился залу.
Пока победитель под аплодисменты спускался ко входу на трибуну, а его оппонента с серьезно поврежденной печенью утаскивали прочь, Учики рассматривал зрителей. В прошлый раз он заметил, насколько богатыми и сановитыми казались присутствующие. Ни одного простого лица, ни одного плебея допущенного к зрелищам. Везде были свои избранные.
Он знал, что все эти люди — потенциальные союзники триады в деле установления власти беззакония над Гонконгом. Вчера Сэм рассказал, что, судя по докладам аналитиков, планирует совершить Фэй Пан. Воспользовавшись лабораторией, где создаст целую банду трикстеров, бандит намеревался задавить официальные власти, протолкнуть окончательную экономическую независимость от Китая на основе старой истории с британским владычеством, после чего стать полновластным хозяином всех отраслей экономики в регионе. Всех крупных игроков предполагалось купить или запугать с помощью необычайного потенциала разработок, предоставленных Октавианом Вендиго. Энергия, оружие, высокие технологии — все, что приносит доход, оказалось бы в руках триады и ее главаря.
Ирония заключалась в том, что для Гонконга и его обитателей, по большому счету, ничего бы не изменилось. Бедняки продолжили бы гнуть спину, богачи стали бы еще богаче. Как и все корпоративные войны, это невидимое противостояние пролило бы много крови впустую. Учики подобные расклады совсем не нравились. Разрушить планы самодовольного бандита хотелось все сильнее. Молодой человек обвел взглядом азартно покрасневшие пухлые лица, наштукатуренные мордашки и худые физиономии. Они пришли посмотреть на забавных физически развитых зверьков, кусающих и валяющих друг друга по сцене для удовольствия господ. Впервые стала понятной концепция классовой ненависти.
Вот, опять. Отоко поймал себя на несвойственной прежде мысли. Юноша за последние месяцы стал заметно более агрессивным, что выражалось и в поступках, и в словах. Сказывались постоянные боли, заглушенные сейчас ударными дозами лекарств. Но он все же не мог отделаться от ощущения, что новые черты характера слишком чужды. Словно кто-то другой вмешивался в сознание.
Неужели пересадка чужих воспоминаний, превратившая его в опытного рукопашника за недели, имела побочные эффекты? Ватанабэ ничего о них не говорил. Но можно ли верить Сэму?
Шпион, укравший их с Инори из родного дома. Таинственный благодетель, использующий других для достижения непонятных целей.
Человек, спасший молодых людей от участи рабов и подопытных. Мужчина, поддержавший уничтоженного и искалеченного мальчика в трудную минуту.
Интриган, до последнего держащий в тайне детали операции и до сих пор не давший пояснений относительно попытки покушения.
Единственный, кто сразу же предложил рискнуть, чтобы спасти любимую.
Нет, Учики не знал, как относиться к Сэму Ватанабэ. Однако не верить ему не получалось. Да и так ли было важно, честен Сэм с ним до конца или нет? В любом случае он помогал спасти Инори.
По сердцу неприятно резануло от воспоминаний о Кимико. Отоко старательно загнал прорывавшуюся наружу тоску обратно в подсознание. Сейчас было не время переживать. Он и так достаточно думал о ней раньше, до Гонконга.
Вплеталась теперь и еще одна неприятная мыслишка. Об Эрике. О мягком податливом теле, буквально таявшем в его руках. Было стыдно, но вместе с тем глубоко внутри ощущалось нечто новое. Словно недостающий фрагмент мозаики вставили в паз.
Сейчас Учики Отоко был уверен в победе. Благодаря Сэму. Благодаря Эрике. И благодаря Кимико, которая ждала где-то там, далеко.
— Убедительная победа мистера Антвиллера из Чикаго, — объявил голос из динамиков под потолком, гулко разносившийся по залу. — Итак, определен первый финалист. Начнем же бой второго полуфинала, в котором сойдутся...
Пока местный комментатор тянул эффектную паузу, на другом конце трибуны поднялся высокий стройный парень со смуглой кожей уроженца Средиземноморья. Жилистые руки были обмотаны повязками, заменявшими перчатки, мускулистые ноги выдавали в полуфиналисте кикбоксера. Учики помнил, как этот молодой боец расправлялся с противниками вчера. Сильный, ловкий и умелый мастер своего дела. Жгучие черные глаза обратились к вставшему следом Отоко.
— Знакомый вам вундеркинд карате Мамору Оцука, своей стремительностью и силой пробивший дорогу в полуфинал! Победитель собратьев по стилю, боксеров и мастеров дзюдо сойдется в поединке с Марио Альто, профессионалом кикбоскинга с пяти лет! О, это будет интересная схватка!
Вряд ли Альто был намного старше Отоко, но выглядел куда внушительнее. Превосходно развитое тело так и играло гармонично накачанными мышцами. Противник первым взошел на татами, облаченный в одни лишь длинные спортивные шорты, не стеснявшие движений. Почти пожалев, что не взял кимоно, Учики вышел ему навстречу в привычных спортивных брюках на босу ногу и футболке с коротким рукавом. Юноша никогда не любил излишнего фанфаронства в облике, но сейчас понимал, что Марио смотрится намного выгоднее.
Взобравшись по ступенькам на ринг, Отоко краем глаза уловил движение в верхнем ряду трибуны для почетных гостей. Там сидел Фэй Пан, довольно сложивший руки и наблюдавший за удачно разворачивающимся действием. А рядом, откинувшись на спинку сиденья, расположился белый мужчина в угольно-черном костюме. Именно его взгляд заставил юношу оглянуться. Пронзительные синие глаза откровенно смеялись.
Так Учики Отоко впервые встретил Октавиана Вендиго.
Кропотливое размещение жучков и камер оказалось не напрасным.
Глупышка Линда переоделась в форму, но не стала толпиться на кухне вместе с другими официантками, поварами и прочей обслугой. Незаметно смешавшись с толпой ожидавших окончания мероприятий, что устраивали в закрытой части здания, девушка в коротеньком платье официантки и с прической в виде двух "рогаликов" тихо скользнула к двери рефрижератора. Все были так заняты обсуждением турнира, про который знали, несмотря на секретность, что никто не спросил, зачем она вышла на работу в выходной. Не пришлось врать, что попросила поменяться сменщица, которую до того полчаса уговаривала по телефону.
