Мессер Корсо хмыкнул и с укоризной покачал головой: вот, мол, каковы людские нравы. Всякий норовит урвать себе кусок пожирнее и при этом надеется, что имя его останется незапятнанным.
— Так или иначе, — продолжил мессер Джери, — стоило во Флоренции появиться мессеру Джан ди Лучино — и все позабыли о судье Аммирато, словно того и нет на белом свете. А мессеру Бальдо, как вы понимаете, только этого и надобно: ему было позволено вернуться домой, — при условии, конечно, что он и шагу не ступит за порог, — и там дожидаться решения нового градоправителя.
Донати пробормотал, скорее утверждая, нежели спрашивая:
— Стало быть, и мешочек к сундуке прежнего подесты, и внезапная покладистость нынешнего — дело ваших рук...
— Не совсем. У мессера Бальдо остались ещё друзья — достаточно богатые...
— Ну, хорошо! — прервав банкира, нервно рассмеялся мессер Корсо. — Ваша скромность прекрасно мне известна... Однако примите хотя бы половину славы, причитающейся по праву. Новый подеста — наш союзник, ведь так?
— Я смею на это надеяться.
— И вы молчали! — вскричал Донати. Дикая радость на миг отразилась на его лице. — Видели, что нанесённое оскорбление, точно пощёчина, жжёт мне кожу — и ни словом не обмолвились, что месть не столь далека, как мне казалось?!
— Зато теперь вы получите неизъяснимое наслаждение, повергнув своего врага.
Чувства, которые переполняли мессера Корсо, оказались столь сильными, что на некоторое время мужчина потерял возможность произнести хоть слово.
Спини воспользовался этим обстоятельством и с дьявольской улыбкой прошептал:
— Галастроне сейчас с головой погружён в подготовку к свадьбе, из-за которой он и решил напомнить вам о вашем долге — точнее, придумал, будто вы что-либо должны ему. Наверное, он и не вспоминает сейчас о своём родиче Корсо, полагая, будто тот безропотно проглотил оскорбление и смирился с ним.
— Так я напомню о себе! Вам известно, на какой день намечена свадьба?
— Конечно, — поспешил ответить мессер Джери. — Она должна состояться ровно через три недели.
— Так я даю вам слово — слово Донати, а оно никогда прежде не нарушалось, — что в указанный вами срок никакой свадьбы не состоится!
— Будьте осторожны, мессер Корсо!
— К чёрту осторожность! — прорычал Донати.
— Стало быть, вы уже успели всё для себя решить?
— Да. И через несколько дней вы увидите, на что способен Корсо Донати, если его оскорбить!
— Что ж, — вздохнул Спини, — пусть будет так...
Часть 6
Мятеж
Глава 1
Стычка
В день Святого Антония выпал снег.
Событие это не было столь уж редким для Флоренции, но Лоренцо, выйдя на рассвете из дома и увидев, что земля покрылась снежным ковром, внезапно почувствовал безотчётную тревогу.
— Может, не стоит выходить из дома в такой холод? — обратился он к серу Антони — своему отцу, который, как помнят читатели, ровно два года назад лишился руки по вине Нери дельи Абати.
Мужчина здоровой рукой поглубже надвинул на глаза шапку и хрипло ответил:
— Даже не вздумай произнести подобные слова ещё раз, иначе наш святой покровитель разгневается! А я не желаю навлечь на наш дом беду.
Лоренцо передёрнул плечами, однако перечить отцу не стал, и они вместе побрели к кафедральному собору, с трудом ступая по грязи, которая, конечно, оказалась скрыта благодаря утреннему снегопаду, но оттого никуда не исчезла. При этом молодой человек временами оглядывался по сторонам — беспокойство его не только не ослабевало, но становилось лишь сильнее.
Когда путникам оставалось пересечь всего пару-тройку улиц, чтобы очутиться, наконец, на площади Сан-Джованни, Лоренцо услышал за спиной чей-то негромкий возглас. Обернувшись, он увидел Франческо — юноша отчаянно жестикулировал, подавая ему какие-то знаки.
— Подожди немного, отец, — со вздохом сказал Френетти-младший.
— Что такое? — сварливо произнёс сер Антони.
— Со мной хочет поговорить приятель.
— Приятель? А он не может немного повременить — мы опоздаем, если вы возьмётесь беседовать друг с другом! Или — так даже лучше — пусть выслушает вместе с нами молитву, а затем начнёт приставать к тебе с болтовнёй.
Франческо, наблюдая за этим разговором, подпрыгивал от холода и нетерпения.
— Он — сын кузнеца, — невозмутимо пояснил Лоренцо, успев при этом с грустью подумать, что характер отца сильно изменился за два года, прошедшие после ранения, — и потому в выходной день, положенный нам, вынужден работать. Быть может, ему разрешили покинуть мастерскую всего на несколько минут?..
— Ладно, — смягчился сер Антони. — Только не задерживайся...
Последние слова Лоренцо пропустил мимо ушей — он торопливо зашагал навстречу приятелю.
Не успел молодой человек даже рта раскрыть, чтобы задать вопрос, как Франческо торопливо зашептал:
— Вижу, отец твой с ума сходит от нетерпения — пусть месса начинается лишь через полчаса, — поэтому не стану говорить слишком уж долго... Я ещё вчера вечером хотел предупредить тебя, что в доме мессера Корсо Донати творятся вещи в высшей степени странные и подозрительные, но, право же, так увлёкся наблюдениями, что покинул свой пост лишь после сигнала к тушению огней.
— И что тебе удалось разузнать? — перебил приятеля Френетти.
— Затевается что-то необычное — во всяком случае, по нынешним временам, когда гранды даже кинжал стараются оставлять дома, чтобы ненароком не прирезать кого-нибудь и не отправиться затем в изгнание.
— Да расскажешь ты, наконец, что же всё-таки происходит?! — потеряв терпение, топнул ногой Лоренцо.
Франческо огорчённо посмотрел на забрызганные штанины и ответил:
— Отовсюду, из каждого уголка дома Донати, слышится звон оружия; мессер Корсо ходит перед строем своих слуг, размахивая шпагой с серебряным эфесом и отдавая приказания — вот что я увидел вчера вечером!
— По-твоему, он готовится напасть на кого-нибудь?
— Несомненно, — важно произнёс Франческо.
— И муштрует своих слуг?
— Да.
— Тогда нам нечего бояться, — облегчённо выдохнул Лоренцо. — Собирайся гранды свергнуть мессера Джано, слуги их остались бы дома — во избежание предательства. А я-то уже испугался...
Молодой человек нервно рассмеялся, однако тотчас смолк: лицо Франческо исказилось от ненависти и отвращения.
Проследив за взглядом приятеля, Лоренцо обернулся и увидел, что сер Антони разговаривает с мясником Пекорой, а над обоими ими мощной тушей нависает Луиджи. Молодой человек сорвался с места так стремительно, что едва не упал в снежную кашу.
— Эй, а мне что делать?! — крикнул вдогонку ему Франческо.
Френетти ничего не ответил, ограничившись свирепым взглядом, брошенным через плечо. В следующую секунду юноша уже очутился возле Пекоры и даже протянул руку, чтобы оттолкнуть его. Но мясник, быстро обернувшись, предупредил этот поступок громким возгласом:
— О, сер Лоренцо! Как вы могли оставить отца в одиночестве? Вдруг с ним случилось бы что-нибудь недоброе? — И воспользовавшись замешательством молодого человека, он продолжил: — А между тем, жизнь сера Антони минуту назад обрела для всех флорентийцев необыкновенную ценность.
— Что вы хотите этим сказать?
Пекора улыбнулся, предоставив серу Антони самому поделиться радостной новостью с сыном.
Френетти-старший не заставил себя упрашивать и с гордостью произнёс:
— Сер Дино предложил мне участвовать в выборах в Совет подесты!
— Что? — ошеломлённо спросил Лоренцо.
— Я решил поспособствовать процветанию Флоренции... — смутившись, пробормотал сер Антони. — Коль скоро заниматься своим любимым делом мне теперь не под силу, я решил помочь родному городу иным способом...
— А ты не подумал сперва, каким чудом расточающему сладкие обещания серу Дино — члену цеха мясников, — удастся помочь тебе — пекарю — победить на выборах?
Пекора обиженно засопел:
— Чёрт возьми! Никогда не встречал, чтобы сын так воспринимал успехи своего отца! Вам должно быть стыдно, сер Лоренцо: и за свой унылый вид, когда глаза сера Антони лучатся счастьем, и за недоверие, только что вами выказанное. Знайте же: несколько дней назад в Сан-Джакопо Ольтрарно состоялся совет, и на нём люди, не менее влиятельные, нежели я, размышляли, кому из славных и достойных граждан можно доверить управление городом. И не раз во время этой беседы вспоминали сера Антони. Вот почему сейчас я обращался к вашему отцу — не от собственного имени, но от имени всех честных горожан.
— И кто же — те могущественные синьоры, которые собирались в Сан-Джакопо?
— О, — не задумываясь выпалил Пекора, — я назову лишь несколько имён — самых громких! Мессеры Фрескобальди, Магалотти, Альтовити, Веллути, Аччайуолли! Этого вам достаточно?
— Вполне. Теперь я знаю, на кого пожаловаться мессеру Джано делла Белла.
Пекора огромным усилием воли обуздал гнев, который клокотал в его душе, и ограничился взглядом, одновременно угрожающим и вопросительным.
Лоренцо с улыбкой ответил на этот немой вопрос:
— Законом запрещено сговариваться заранее, кому занимать ту или иную должность — это можно решить лишь в день выборов.
— Господи! — простонал Пекора. Во взгляде, который мужчина устремил к небесам, читалось непередаваемое страдание. — Вразуми сего юношу, пока он не совершил глупостей!
Молодой человек лишь пожал плечами и обратился к серу Антони:
— Тебе не кажется, отец, что молитва, на которую мы так спешили, начнётся через несколько минут?
— Ох, и правда! — побледнел, словно мертвец, Френетти. — Благодарю вас, сер Дино, за предложение — такое заманчивое, что я на некоторое время потерял голову от счастья...
— Бросьте, сер Антони! — махнул рукой мясник. — Не говорите так, будто извиняетесь за какой-либо проступок. На самом же деле желание быть избранным в Совет подесты — а по лицу вашему видно, как вы жаждете этого — говорит лишь об одном: о безграничной любви к Флоренции.
— Что вы, сер Дино... — залепетал Френетти-старший.
Лоренцо осторожно взял его за руку и попробовал отвести подальше от Пекоры, точно маленького ребёнка.
— Не забудьте, сер Антони, — прокричал напоследок мясник, — выборы пройдут через два дня. Удачи вам!
Едва Лоренцо увидел, что Пекора и Луиджи двинулись в сторону, противоположную площади Сан-Джованни, он немного ослабил хватку, и сер Антони в раздражении вырвал руку.
С вызывающим видом мужчина сказал:
— Я приму участие в выборах — можешь даже не пытаться отговорить меня!
— Что ж, удачи...
— Ты говоришь так, словно на самом деле желаешь обратного!
— Ещё раз повторяю: пусть небеса окажутся благосклонны к тебе, отец.
Последние слова Лоренцо нисколько не убедили сера Антони в его искренности. Мужчина нахмурил брови, поджал губы — и остаток пути отец и сын провели в молчании, стараясь не смотреть друг на друга.
Позволим же прихожанам, решившим посетить храм в день Святого Антония, спокойно выслушать мессу, а Лоренцо — предаться размышлениям, отчего Дино Пекоре вдруг вздумалось помочь его отцу победить в таком многотрудном деле, каким были в те времена выборы, и проследуем за Франческо.
Следует заметить, что на сей раз в беседе с приятелем молодой человек, обычно не упускавший случая приврать или немного приукрасить свой рассказ — не по злому умыслу, а лишь из желания поразить слушателей, — не произнёс ни слова лжи. Не только ему бросились в глаза приготовления мессера Корсо, о причине которых, читатели, полагаю, без труда догадались; обитатели всей сестьеры Сан-Пьеро также обратили внимание на воинственное поведение Донати, хотя и не могли понять, чем оно вызвано.
И в час, когда Франческо рассказывал Лоренцо о том, что мессер Корсо размахивает перед лакеями шпагой, пожалованной ему в день посвящения в рыцари, Донати прицепил упомянутое выше оружие к поясу, легко вскочил в седло, взял в правую руку дротик и, проехав перед неровными рядами слуг, произнёс краткую, но весьма страстную речь. Слова его, в которых прозвучало обещание вознаградить тех, кто проявит храбрость в будущей схватке, были встречены с воодушевлением.
Когда шум стих, мужчина добавил:
— Главное — постарайтесь не трогать простых слуг! Мне жаль будет, если кто-либо из них лишится жизни. Голова их господина — вот что мне нужно!
Напутствие это несколько поубавило радостное возбуждение и заставило "воинов" мессера Корсо переглянуться.
Наконец, один из слуг крикнул:
— Слава нашему господину!
Бодрость духа, оставившая было людей Донати, вновь вернулась к ним, и десятки глоток дружно прокричали:
— Слава Великому барону!
Щёки мессера Корсо зарделись от гордости. Воздев над головой руку, он указал дротиком в сторону ворот. "Воины", увидев этот жест своего полководца, сдвинулись с места и, звеня оружием, вышли на улицу.
Выступление в поход армии мессера Корсо было таким шумным, что просто не могло не привлечь внимание горожан: из каждого окна, из каждого переулка или подворотни на неё устремлялись тысячи взглядов — любопытных и осуждающих, полных страха или ненависти, но только не безразличных. Донати, чувствуя на себе всеобщие взоры, гарцевал, словно юноша под балконом невесты, и выпячивал грудь подобно деревенскому индюку. Золотые шпоры его сапог сверкали в лучах солнца, вышедшего из-за туч. Казалось, мужчина позабыл о намерении расквитаться с Симоне Галастроне и покинул дом ради участия в какой-то торжественной процессии, о которой флорентийцы до тех пор ничего не знали.
Однако стоило мессеру Корсо очутиться на улице, где жил его родич — и по улице разнёсся разочарованный вой.
— Ублюдок! — вскричал мужчина. — Этого труса кто-то предупредил!
И в самом деле, Галастроне подготовился ко встрече с врагом весьма неплохо: ворота во двор оказались затворены, ставни окон — плотно закрыты, а в стенах дома царило полное безмолвие.
Мессер Корсо приказал слугам остановиться.
— Выходи, Симоне! — закричал он, обращаясь к угрюмым деревянным стенам. — Выходи — или я выкурю тебя, словно крысу.
Никто не отозвался.
— Слышишь?! С тобой хочет поговорить родич, который был оскорблён и унижен, а теперь намерен потребовать возмездия!
Едва Донати смолк, чтобы перевести дух, ставни одного из окон отворились. Сощурившись, мессер Корсо различил бледное лицо Симоне Галастроне; тот стоял в глубине комнаты в позе необычайно величественной: подбородок его был вскинут, спина выпрямлена, а руки — скрещены на груди.
— Я не ослышался? — раздался голос Галастроне. — Ты сказал, что хочешь поговорить со мной?
— Да! — рявкнул Донати.
— Тогда брось оружие — и я пропущу тебя в дом... Одного, разумеется, — с кривой улыбкой добавил мессер Симоне. — Своих слуг у меня и так предостаточно.
— Бросить оружие?! — захохотал Донати. — Так я и поступлю!
И он занёс руку над головой, намереваясь метнуть дротик в сторону оконного проёма, где виднелось ухмыляющееся лицо родича.
В ту же секунду распахнулось ещё несколько ставен — и каждое из окон внезапно превратилось в бойницу с направленными на мессера Корсо наконечниками стрел.
