Интервенция

И тут вдруг Анни сообразила, что было "не то" у этих странных, взявшихся из ниоткуда и пропавших в никуда матросов. Тут девушку прошиб холодный пот. Да уж — одно дело рассуждать о мистике и магии, сидя в тихом кабинете под надежной охраной, другое — но с носу столкнуться с паранормальным явлением лицом к лицу — и даже получить от этого явления в некотором роде комплимент. Да еще с хорошо вооруженным явлением, которое стреляет без особых раздумий. Причем, стреляет, вроде бы, вполне реальными пулями.

Теперь-то, слегка придя в себя, Анни ясно понимала — это были не люди! Или — не совсем люди. Хотя... Как казалось Анни, выходцы из инфернального мира должны вести себя как-то по-иному. Эти матросы отбрасывали тень, грохотали своими ботинками и брякали винтовками, от них пахло крепким табаком и водкой. Но... Какие-то были они чересчур... Словом, нечто в них имелось от памятников. Анни интересовалась советским искусством. Таку вот, эти люди будто только что сошли с постаментов. Или с вышли из киноленты какого-нибудь классического советского фильма типа "Мы из Кронштадта".

Если, конечно, можно предположить памятники из плоти и крови, которые мало того, что разгуливают по городу — но и еще пускают в расход тех, кто им по каким-то причинам не нравится.

Между тем питерская демократическая общественность — тем, кому повезло остаться живым — на страшной скорости ломила через двор к выходу. Попытки двух командиров патрулей и примчавшегося офицера из военной полиции задержать хоть кого-то и расспросить успехом не увенчались. Толпа неслась вприпрыжку со скоростью хорошего лошадиного табуна. Интеллигенты выскакивали на улицу и с такой непостижимой скоростью рассеивались и пропадали из виду на совершенно прямой улице, что казалось, они тоже владеют каким-то магическими приемами. А вот матросы далеко не ушли. Глядя им вслед, Анни подумала, что демократический процесс в Санкт-Петербурге остановлен надолго, если не навсегда. Теперь этих всех этих деятелей можно будет собрать только под конвоем. И ведь причина была явно не только в том, что кого-то расстреляли. Слишком уж быстро улепетывала демократическая интеллигенция. Слишком уж быстро. Анни не знала, что был этот матрос Толя и его друзья. Но местные явно все очень хорошо понимали. А потому и драпали с такой невероятной скоростью.

* * *

Главный штаб полиции, состоящей из собранных с бору по сосенке местных жителей, которых в городе называли "полицаями" располагался в одном из шикарных отелей на Невском. Разграбить этот отель в смутные времена почему-то полностью не успели. К тому же, добровольные помощники ограниченного контингента натащили в него мебели из всего прочего барахла отовсюду, где только нашли. Они выцыганили у американцев армейский движок для подачи электричества — и жили в этом отеле, в общем-то, неплохо. Столь удаленное расстояние от американских хозяев объяснялось, скорее всего, тем, главари полиции придерживались старого русского армейского принципа "поближе к кухне — подальше от начальства". Если, конечно, под кухней понимать многие, так и оставшиеся неразграбленными квартиры и склады магазинов.

Пользы от полицаев было не слишком много. Патрулировать улицы, особенно в темное время суток, они особо не рвались. А если говорить точно — то принудить их к этому так и не удалось. Даже вместе с американскими солдатами. Впрочем, солдаты тоже без всякого восторга воспринимали совместное патрулирование. Толку от них все равно не было, зато неприятностей — выше крыши. Ну, скажите, кому нужны бойцы, которые к концу патрулирования обязательно напьются до поросячьего визга? Никто не знал, как это им удавалось, но вот так неизменно получалось. К тому же полицаи чуть не в открытую занимались вымогательством у местных коммерсантов. И сделать с этим также ничего было нельзя.

Доверять полицаям распределять питание и гуманитарную помощь тоже приходилось с осторожностью — слишком много уходило "налево". Хотя руководство, выслуживаясь, старалось вовсю — то и дело таская "для выяснения" жителей, заподозренных в антиамериканской деятельности. Результат был, правда, не очень. Так, недавно он поймали человек десять парней старшесопливого возраста, которые на домах писали с орфографическими ошибками "Янки, го хоум". Ну, и остальные "враги новой власти", задержанные доблестными работниками петербургской вспомогательной полиции, были примерно такого же калибра.

Зато процветал так называемый расположенный в отеле "юридический отдел". Сюда затесалось несколько юристов, которые почему-то не успели вовремя сбежать — а также человек пять бывших работников городского хозяйства. Работники юридического отдела оказывали всестороннюю помощь различным заокеанским коммерсантам, сумевших пролезть в городе вместе с армией. Да и среди журналистов и офицеров миротворческих сил нашлось немало тех, кто, наслушавшись о блестящем коммерческом будущем Петербурга, задумывался о том, как бы поспеть на этот намечающийся праздник жизни. Или, как говорили золотоискатели на Аляске, спешили застолбить участок. Благо тут, как и на Аляске, это практически ничего не стоило. Ушлые деятели за небольшие деньги заключали договоры на сдачу в аренду на 99 лет все, что только можно. Кто спорит, ценность этих документов была весьма сомнительна. Но ведь печати на них стояли, а отдел был признан американским начальством. Так что впоследствии, как бы там дела не повернулись, это бумажкой можно будет махать. В основном же новые арендаторы надеялись на то, что с американскими и европейскими сагибами никто спорить при новых властях не осмелится.

В общем, местные юристы готовили плацдарм, чтобы ко времени, когда жизнь наладиться, их клиенты имели бы преимущества в грядущем дележе питерского пирога.

Потому-то, несмотря на поздний час, в нескольких номерах "люкс", где жили и работали эти граждане, горел свет и продолжалась напряженная работа.

Яков Ильич Каплин как раз обсуждал с одним французским офицером из службы снабжения вариант "приватизации" одного сильно приглянувшегося шестиэтажного домика на Каменоостровском проспекте. Сейчас в этом доме располагались девицы, обслуживающие французскую часть. Так что, в общем-то, как рассчитывал, француз, в дальнейшем даже особо ничего менять не придется. Останется лишь сделать ремонт и повесить красивую вывеску. И доходное предприятие успешно заработает.

Собственно, сейчас шел напряженный торг о том, сколько новый хозяин должен сейчас заплатить. Так сказать, арендную плату вперед. Француз был не дурак, и, разумеется, понимал, куда именно пойдет эта арендная плата. Так что торговались как на восточном базаре.

В самый напряженный момент обсуждения сделки дверь распахнулась аккуратным, но сильным пинком. На пороге стоял все тот же матрос Толя. Он обвел офис взглядом, в котором было доброты и ласки, сколько в амбразуре ДОТа.

— Ну, здорово, буржуйские прихвостни! Что, народное достояние растаскиваем? Дорвались, суки! А не пора ли уже и ответ держать?

Француз, почувствовав неладное, попытался схватиться за кобуру — но тут же был отправлен в нокаут ленивым тычком.

— А... Вы кто? — Пробормотал юрист, с трудом преодолевая заикание.

— А то не видишь. Анатолий Железняков, конфедерация анархо-коммунистов, слыхал о таком? Но, впрочем, оно теперь для тебя уже и неважно. Пойдем.

В коридорах царила деловитая суета. Матросов-анархистов оказалось куда больше, чем их явилось в Таврический. Как выяснилось позже, они проникли со стороны Стремянной улицы. Охрана там, вроде бы, имелась — но тревогу поднять никто не успел. Даже если б там стоял кто-нибудь посерьезнее, нежели местные полицаи. Штыками и ножами матросы владели очень даже умело. Да и большинство нынешних обитателей гостиницы находись в этот час в пьяно-расслабленном состоянии. Они толком не сообразили, что происходит до самого своего бесславного конца. Так что все было закончено за какие-то полчаса. Тех, кого не пристрелили и не прикололи сразу выталкивали в коридоры — и прикладами гнали вниз.

— Я не хотел! Я не виноват! — Орал кто-то.

— Все не хотели. Все не виноваты. — Меланхолично отвечал здоровенный матрос. — На том свете разберутся, кто виноват, а кто не очень. Двигай давай, буржуйский подпевала.

— Эй, Семен, быстро найди мне трех человек, которые умеют водить эти машины! — скомандовал Железняк, пихнув Каплина в общую кучу. — Там в них еда и водка, она кое-кому пригодится.

— Ерунда! Найдем!

Из трясущейся вытащили трех человек и погнали заводить транспортные средства. Основную же массу незадачливых полицаев, сбили в кучу у выхода и погнали на выход.

...Патрули на этот раз, услышав пулеметные очереди, можно сказать, успели подоспеть вовремя и даже разглядеть визитеров. Но, те без долгих слов открыли стрельбу. Оружие у них было то еще. Винтовки и пара древних ручных пулеметов. Но, нарвавшись на плотный огонь, встреченные ручными гранатами, патрули, как это принято в армиях стран НАТО, отступили и вызвали помощь. Когда та прибыла, то сражаться было уже не с кем. Нападавшие бесследно исчезли вместе в грузовиками. Тут уже никакой мистики не было. Просто матросы отлично знали город. А во дворике на углу Стремянной улицы и Дмитровского переулка остались тела тех, кто поспешил пойти на службу новой власти. Машины потом нашли в районе Технологического института. Откуда-то местным стало известно, что они туда придут. Собравшейся толпе анархисты с невероятной скоростью раздали груз, потом коротким, но решительным ударом разогнали блок-пост на мосту у Обводного канала — и ушли по набережной в промзону.

Генералу Адамсу пришлось отложить мысль о выборах, да и вообще — пришлось осознать, что дальше придется обходиться без демократической общественности. Потому что немногие из тех, кто выбежал из Таврического дворца, добежали до Смольного, умоляя спрятать их за американскими танками. Большинство же, как навернули по Шпалерной, так и растворились без остатка в городских просторах, предпочтя, видимо, лечь на дно. Еще хуже вышло с полицией, ряды которой стремительно поредели чуть ли не на следующее утро. Единственное, что всплыло, так это уведенные от гостиницы грузовики с гуманитарной помощью. Вернее, всплыли лишь одни грузовики. Что же касается содержимого, то если верить слухам, какие-то парни в бушлатах раздали его населению где-то в районе Обводного канала. Правда, никого, кто бы это видел своими глазами, найти не удалось.

А через день случилось и вовсе запредельное ЧП. На воздух взлетел один из складов боеприпасов. Несмотря на то, что он очень хорошо охранялся одной из самых надежных частей. Но часовые были сняты мастерски, в коротком бою американские солдаты оказались совершенно беспомощными. Те, кто остался жив, очень хорошо запомнили атакующих. Это были разнообразно одетые бородатые люди — одни в гражданской одежде, другие в советской или немецкой форме без знаков различия. Да только вот форма была времен Второй мировой войны. Как и оружие.

Когда Васька об этом узнала, она очень развеселилась и заявила Джекобу.

— А вот теперь, ребята, тушите свет. Про этих-то мне знающие люди много рассказывали. Как говорил один мой приятель, "Че Гевара вернется". Если уж они вернулись... С ними даже фрицы ничего поделать не смогли.

— Так это... — Догадался Джекоб.

— Вот именно это. Лучше вашим сразу вешаться.

По городу Киров идет

В шинели армейской, походной,

Как будто колонн впереди

Идет он тем шагом свободным,

Каким он в сраженья ходил.

(Н.Тихонов)

Генерала Адамса отговаривали от этой операции. По той причине, что с воздуха не было никакого прикрытия. Вертолеты, сволочи такие, упорно не желали взлетать. Черт его знает, почему. Их чинили, чинили. Двигатели разобрали чуть не по винтику. Но, тем не менее, чертовы машинки взлетать решительно отказывались, хоть ты тресни. В итоге генерал снова повел крупную операцию без поддержки с воздуха, что в общем, с точки зрения тактики американской армии являлось совершенно немыслимой вещью. Но причины такого грубого нарушения всех мыслимых правил имелись. И причины сертезные. Потому что последний вертолет, который все-таки согласился подняться в воздух, доложил: с севера прибывают товарные составы, которые везут устаревшие локомотивы. Те, которые русские называют паровозами. Потом вертолет так и пропал где-то.

Были причины и, так сказать, внутреннего характера. Дело в том, что внезапно резко и очень серьезно обострились отношения с местными. То есть, они уже давно постепенно портились — все чаще американцам задавали вопросы прямо на улицах: а зачем вы, ребята, собственно, суда приперлись? Кто вас сюда звал? Объявление о предстоящих выборах популярности новой власти не добавило. Похоже, у русских отвращение в демократии было вбито предыдущими годами уже навсегда. А после "анархисткого погрома", о котором стало очень широко известно по городу чуть ли не на следующее, утро, все резко пошло по нарастающей. Солдаты, и до этого чувствовавшие себя в Санкт-Петербурге неуютно, начали чувствовать по отношению к себе нарастающую враждебность.

Но самый неприятный эпизод произошел за два дня до того, как генерал Адамс принял решение о новом наступлении на промозону. Все началось с сущей мелочи. На Сенной площади решили устроить облаву на торговцев наркотиками. Причину проведения этой акции можно было понять. Потребление наркотиков в миротворческом контингенте представляло уже серьезную проблему, грозящую перерасти в катастрофу. Вот и решили принимать меры. В окружении генерала Адамса не нашлось ни одного человека, имеющего полицейский опыт. Того, кто сумел бы объяснить генералу, что эффективность таких операций равна нулю. Полиция их время от времени проводит лишь для того, что успокоить налогоплательщиков и отчитаться о проделанной работе. Но здесь-то были военные, а не работники криминальной полиции.

Все могло бы и пройти с обычным нулевым эффектом. То есть кого-нибудь бы, конечно, поймали, что-нибудь бы изъяли — а назавтра на место повязанных драгдилеров пришли бы новые. Но и хуже бы никому от этого не стало бы.

Однако все пошло наперекосяк. Когда рота солдат стала оцеплять площадь, то торговцы, обнаглевшие и расслабившиеся от безнаказанности, однако, довольно быстро сориентировались в обстановке и стали разбегаться или прятаться по разным щелям. Поскольку американцы местных складок местности не знали, в этих щелях их бы никто и не нашел. Но тут в события вмешался какой-то придурок, личность которого так и не установили. (Да и где в этом городе можно было ее установить). Как выяснилось позже, к торговцам наркотиками он никакого отношения не имел. Точнее к наркотикам-то он имел самое прямое отношение. Как потребитель. Из тех, кто без особой цели болтался целыми днями на Сенной, горланил песни под гитару, словом, тусовался и оттягивался.

Так вот, когда началась облава этот придурок с криками "Менты! Гады! Волки позорные" выхватил из кармана ржавый револьвер системы "наган" и сделал в сторону американцев два выстрела. Хотел выстрелить третий раз, но ветеран-револьвер переклинило. И тут его им пристрелили.