Юст, чувствуя, как вместе со слабостью нарастает и боль, прижался спиной к изуродованной каменными залпами стене. Меч был уже дальше, но все еще не желал отпускать его, меч требовал вернуться в бой, закончить его — быстро и жестоко. Было тяжело оставаться на месте — тяжелее было только поддерживать поле. Поле искажения, что рождало смешение языков и лишало возможности творить чары их обоих.
Он привык поступать так, как учил отец. Риск должен быть сведен к минимуму. Оказываясь перед выбором "все или ничего", ты оказываешься дураком — просто потому, что позволил себе остаться без иных вариантов, позволил себе расслабиться и оказался не готов к тому, что тебя встретило в лице врага. Отец бы определенно не одобрил того, что он сделал сейчас, фактически связав свои руки и вверив свою жизнь Веронике и ее клинку — он бы прежде выяснил, способен ли враг использовать для своих обращений одни только жесты или того пуще, мыслеобразы, но иногда промедление было смерти подобно. Отец бы определенно не одобрил подобного безрассудства, но мать, он был в том почти уверен — поступила бы сейчас точно так же. Она с боем пробивалась через всю свою жизнь — и оказалась на своем месте только потому, что не боялась рисковать.
Левое предплечье горело огнем — поле пожирало его силы с такой скоростью, что даже самые оптимистичные прогнозы обещали не больше двух или трех минут работы. Все или ничего — ситуация действительно дурацкая, но уже поздно что-либо менять: теперь он лишь безучастный зритель.
Поединок тем временем превратился в банальную драку — примитивную, но оттого едва ли не еще более жестокую. Спригган отступал назад, отчаянно пытаясь выстроить оборону уже без помощи чар — силы его по-прежнему были велики, но ему совершенно некуда было их деть. Хрипло зарычав, он ударил Веронику локтем в лицо, попытался схватить за голову своими огромными пальцами. Алый клинок рванулся вниз, превращая те пальцы вместе с кистями рук в горячий пар. Укрытый за бородой рот разверзся в отчаянном крике: второй удар испарил левую ногу твари по колено. Последний удар Апостол нанесла свободной рукой, стиснутой в кулак — его оказалось достаточно, чтобы массивное тело, вновь глухо и протяжно застонав, пролетело через изуродованный всеми возможными способами вагон, и, оставив вмятину в стене, сползло по ней на черный от копоти пол.
Только тогда, когда меч оказался в считанных дюймах от схваченного болью лица, а дымящиеся культи безжизненно опустились, Юст позволил себе дать Метке мысленную отмашку — поле начало сползать с вагона, по которому было в такой спешке растянуто.
"Пока не убивай его" — вот что маг собирался сказать, едва восстановил дыхание, но с губ его сорвались уже иные слова:
-Избили его на музыку, — прохрипел Юст, удившись тому, что только что выговорил. — Бить без идентичности и вопрос химического вещества!
-Что это не то, ерунда, это удивительно? — повернувшись к нему, бросила Вероника, после чего в ужасе коснулась своего рта.
-В ковчеге, чтобы лежать в сущности, нужно ждать, пока вещи, чтобы вернуться к нормальной жизни! — воскликнул Юст, чьим единственным намерением было сейчас объяснить вампирше — поле, лишившее всех в этом вагоне возможности понимать друг друга, еще не прекратило работу. — Тот, кто живет вечно, как я надеюсь, я знаю, мне нужно, чтобы спросить его!
-И это закончится? Почти те же слова!
-Это необходимо для страны пребывания терпеливо некоторое время, и дверь должна остановиться!
Взгляд сприггана перебегал с мага на Апостола и обратно — казалось, он никак не мог решить, кто же из них несет большую околесицу.
-Я больше не была счастлива в своих пробегов! — ввалившись в вагон, выкрикнула Эльза. — Господи, как же это, что качество этого человека было, к тебе! — повернувшись к Юсту, вымолвила она, прежде чем сообразила, что только что у нее получилось сказать. — Чтобы больно, и не говори мне, что происходит с ее!
Спригган застонал — то ли от боли, то ли от жалости — лишиться ушей сейчас было бы, наверное, очень кстати.
Вагону-ресторану досталось по полной программе. Черные стены и пол, выбитые окна, изрытый дырами разных форм и размеров потолок...собрав сохранившиеся у него силы, Юст доковылял до обоих дверей, замкнув их простыми, но относительно надежными чарами — пока они не уладят свои дела, этого должно хватить. Во всяком случае, в это хочется верить.
Эльза в этот раз вела себя на удивление разумно: решив, наверное, оставить все вопросы на очень далекое "потом" и понимания, что оно может для нее и не наступить, если что-то пойдет не так, она осталась в дальнем углу вагона, все выискивая, к чему бы прислониться и не запачкаться. Ее заметно колотило, но некому было ее успокаивать — что маг, что Апостол сейчас были заняты исключительно израненным врагом.
Меч вернулся в ножны — и лишь благодаря этому Юст не принялся истирать уродливое создание в порошок прямо сейчас. Доковыляв до Вероники, он окинул ту быстрым взглядом. Костюм был в нескольких местах порван и продырявлен, а также заляпан кровью, копотью и каменной крошкой в равных пропорциях, но волновало мага, конечно, не это — а ее белое, как снег, лицо и прямой, исступленный взгляд, который Вероника опасалась задерживать хоть на ком-то из них. Сколько ее сил выпил меч, сколько она потеряла в пылу боя...и дураку было ясно, почему она на них не смотрит: боится увидеть на месте мага и Эльзы два ходячих кровеносных сосуда, к тому же необычайно легко доступных. Шутки, пусть даже отчасти пугающие, кончились — захоти она сейчас сделать то, что диктует мертвое тело, он не сможет ей помешать. Никак не сможет. Думать о том откровенно не хотелось, и потому свои мысли он сосредоточил на твари — твари, чье тело сейчас вновь менялось.
Спригган усыхал на глазах, словно из его могучего тела постепенно выпускали воздух. Кровь из чудовищных ран не шла — алый меч прижег их на совесть — но сами раны успели уже покрыться какой-то темной, напоминавшей камень, коркой. Обратные метаморфозы шли неравномерно: то там, то здесь тело существа словно проваливалось внутрь себя, беззвучно и стремительно. Юст никак не мог прекратить за тем смотреть — но вместе с тем не в силах был и задать ни одного вопроса, ради которых еще сохранял твари ее жизнь.
Вот оно, орудие убийства. Инструмент вероломного нападения. То, что занимало его мысли столько времени. То, что использовало целый пассажирский поезд в качестве метательного снаряда. То, что сбросило его на отца с матерью...
То, что больше не будет источником его кошмаров. Никогда. Он сам уничтожит его, чтобы избавиться от этого страха раз и навсегда. И тогда останется лишь Бенедикт. Но для начала...
-Сможешь заставить его говорить? — устало спросил он у Вероники. — Твои глаза...
-...вряд ли его возьмут, — хрипло ответила та. — И не стой так близко. Для твоей же безопасности. Я могу...
-Понимаю, — вздохнул Юст, снова переводя взгляд на тяжело дышащую тварь — та уже вернула себе изначальный рост. — Я думаю, ты уже успел заметить, что поля больше нет. Пусть тебя это не воодушевляет — ты сам должен понимать, что из нынешней позиции не успеешь предпринять ничего раньше, чем лишишься своей головы. Если хочешь, чтобы она пробыла на плечах еще какое-то время, ты ответишь на мои вопросы. У тебя есть имя?
Ответом был лишь убийственный взгляд — спригган даже не шелохнулся.
-Готов поспорить, тебе нравилось то, что ты делал по приказу Бенедикта, — холодно произнес маг. — Но то, что тебя ждет теперь — можешь не сомневаться — мне понравится еще больше. Вероника, прострели ему...что-нибудь, что у него осталось.
-Дохлый номер, — мотнула головой Апостол. — Не думаю, что мы его этим впечатлим. Посмотри...
Не вынимая меча из ножен, Вероника поддела им изорванное тряпье, составлявшее одежду карлика, отбросила в сторону. Юст не сдержал удивленного вздоха.
Ссохшееся тельце было сплошь покрыто глубокими уродливыми шрамами — некоторые, самые старые из них, были прошиты медной проволокой. Аккурат под тем местом, где у всего, хоть мало-мальски напоминающего человека находилось по обыкновению сердце, в тело было вбито нечто вроде огромного уродливого гвоздя из бронзы, чья шляпка с затейливой гравировкой закрывала коротышке добрую половину груди.
-Он просто раб, — протянула Вероника. — Такой же, как я когда-то. Юст, что ты...
-Это сделал не Бенедикт, — глухо произнес маг, не отрывая взгляда от бронзового гвоздя. — У него не хватило бы сил пленить такое создание. И что уж точно будет верным, так то, что это не слуга Вешателя.
-Может, кто-то из предков Кальдервуда?
-Нет, — резко ответил Юст. — Совершенно не похоже на работу кого-либо из них. Зачем весь этот металл, когда можно было бы использовать очередное растение? Ты сама недавно была свидетелем того, во что они могут обратить людей — ни за что не поверю, что у них не нашлось бы нужной...мерзости и для него.
-Он мог его просто...ну не знаю, купить?
-Таких фамильяров не продают. Разве что... — Юст почувствовал, как холод волной пробежал по его позвоночнику. — Разве что...одалживают на время...
Его бросило в жар.
Невозможно. Просто невозможно.
-Юст?
-Обнажи меч, — прохрипел маг — глаза его пылали.
-Да что ты...
-Делай, что я говорю!
Алая полоса покинула ножны — что-то хрипнув в бороду, спригган вскинул свою крохотную голову.
-За каждый вопрос, на который ты не пожелаешь отвечать, она будет отрезать от тебя какую-либо часть, — пальцы Юста дрожали. — Я знаю, что ты нас понимаешь. И я знаю, что ты уже имел возможность испытать на себе этот меч. И эту боль. Твое имя, тварь? Быстрее, мы спешим.
-Is e mo ainm Toirdhealbhach, — чуть шевельнулась борода.
Маг скривился. Снова этот ирландский — плохо, чертовски плохо. Он мог его распознать, даром что слышал пару раз, когда у отца были гости, но вот понять...в число языков, которыми Юст успел овладеть, этот, к сожалению, не входил. Маг бросил взгляд на Веронику: она стояла как-то странно, чуть пригнувшись, на мгновение ему даже показалось, что Апостол сейчас и вовсе свалится на пол.
-Ты его понимаешь? — звенящим от напряжения голосом спросил он. — Вероника?
-Я...да, — несколько раз моргнув, как-то отстраненно пробормотала та. — Юст...в чем все-таки дело? Что ты...
-Наш враг, — почти шепотом произнес маг. — Истинный виновник.
-Ты сошел с ума. Это...
-Это обязан быть он! Больше просто некому! — выкрикнул Юст. — Кто еще мог вручить эту мерзость Бенедикту? Кто, как не он? Кто, как не он, ждавший своего часа столько лет? Кто еще, кроме...
Алый меч снова брал свое, лишая всякой возможности мыслить холодно и здраво. Клинок беззвучно шептал, что он должен делать — сыскать в Метке самые гадкие, самые грязные чары и утопить в них эту мелкую тварь. Заставить ее визжать от боли. Выцарапать из нее то, что так и не смогли узнать ни отец, ни мать.
-Кто твой хозяин? — рявкнул Юст. — Кто? Отвечай немедленно, или ад покажется тебе избавлением после того, что я с тобой сотворю! Твое имя у меня, тебе придется отвечать! Отвечай, ты...
Алый меч брал свое. И глупо было думать, что только у него.
Крохотные ссохшиеся губы сприггана зашевелились, облекая вновь четкие строфы в части заклятья. Маг, так безрассудно склонившийся сейчас над ним и готовый, казалось, вырывать из него ответ голыми руками, не мог избежать новых чар — попросту бы не успел. Никак бы не успел.
Алый меч брал свое. Оттолкнув Юста в сторону, Вероника приняла на себя всю мощь удара — последнего отчаянного удара твари, что начисто разворотил ей живот, едва не разбив тело на две половины.
Силы Апостола были на исходе. Желание мертвого тела выжить было превыше всего — и уж конечно, превыше криков отлетевшего в грязь и копоть мага.
На то, чтобы отыскать нужное заклятье, у него ушло не больше пары секунд.
Вероника разорвала сприггану горло намного раньше.
Где-то позади вскрикнула Эльза.
Он не слышал. Он сам закричал сейчас куда как громче.
Ни о каких заклятьях Юст уже и не думал — вскочив на ноги, он кинулся на Апостола, в бешенстве молотя ее кулаками и отчаянно пытаясь вырвать бьющееся в ее руках крохотное тельце, у которого стремительно отбирали жизнь.
-Отпусти! Отпусти! — вцепившись в Веронику, до хрипоты орал он. — Он мне нужен! Он мне...
Апостол отмахнулась от него, как от назойливой мухи: ей хватило только небольшого толчка, чтобы маг вновь покатился по грязному полу. Позабыв о боли, которую вызвал удар, он поднялся, готовый теперь бить наверняка.
Под ноги ему полетело скомканное маленькое тело.
Мысль осталась лишь одна. Страхов не осталось вовсе.
Эльза что-то кричала ему в спину. Вероника с перемазанным густой темной кровью лицом отошла к стене, чему-то глупо улыбаясь.
Это все было совершенно не важно. Ведь спригган все еще шевелился.
Юст подбежал к нему, только чтобы рухнуть на колени рядом. Чудовищная рваная рана не оставляла существу никаких шансов, но его маленькая голова продолжала подергиваться — малявка цеплялся за жизнь поистине мертвой хваткой. Не до конца понимая, чего он тем хочет добиться, Юст ухватился за бронзовый гвоздь, загнанный сприггану под сердце. И, разрезая свои пальцы в кровь, рывком потянул.
-Кто твой хозяин? Кто? — шептал он, как безумный. — Молю тебя, скажи...
Крови не было — наверное, потому, что в теле ее осталось не так уж и много.
-Я освобожу. Я освобожу, — вытягивая мерзкое шило, бормотал Юст. — Я освобожу тебя. Только скажи. Только скажи...
Даже в самом страшном кошмаре он не мог представить себе того, что делал сейчас. Свершивший убийство его отца и его матери был в его руках — изломанный, окровавленный — и маг был готов отдать все, что у него осталось, только бы последние капли его жизни не утекли сейчас прочь.
-Я...я прощаю тебя, — надрывно прохрипел он, держа на дрожащих руках крохотную голову. — Только скажи, кто. Только скажи...
Бронзовый гвоздь вышел до конца. Юст встретил измученный взгляд существа — в глазах его, помимо боли, нашлось что-то, во что верилось с трудом. Во что верить было практически невозможно.
Благодарность?
-Hata...an hata dubh...
Губы существа еле шевелились, звуки с трудом исходили из надорванной глотки.
-Adhfhuafaireacht. An tsadhfhuafaireacht. Nior mhair aon duine...
Юст склонился еще ниже, опасаясь пропустить хоть слог, хоть букву.
-Nior chosain me aon duine. Is daor me. Is a daor me. Deireanach. Is deireanach me...
Голова была готова лопнуть от напряжения, которому он сейчас подверг себя, приказав всему себе до последней клеточки обратиться в слух и память.
-Ta se an comhthireach agus treatuir. Ta se an seanduine og. Cuireann a slea scaoll...
Тело сприггана выгнулось, по трясущимся губам полилась кровь, которую не успела забрать себе Вероника.
