Услыхав подобное замечание, я замерла, и в горле внезапно перекрыл воздух колючий ком горькой обиды. Я начала задыхаться, задыхаться от гнева, от возмущения, от злости и даже ненависти. Эта циничная фраза, всего одна фраза за долю секунды высвободила из глубин души поток лавы всех негативных эмоций, вспыхнувших во мне к стоящему передо мной человеку. К человеку, который только что жестоко оскорбил меня, посчитав, что имеет на это право, и теперь холодно взирает, словно я какое-то ничтожество.
— Ах ты паршивец... негодяй! — послала я огненные молнии гнева в ледышки его глаз. — Мразь! Да кто ты такой, чтоб осуждать меня?! Как смеешь меня оскорблять?! Ты, мерзкий приживал!
В дополнение к нарастающему крику моя рука рассекла воздух и оставила звонкую пощёчину на лице обидчика. И так это действие понравилось моей жаждущей мщения душе, что я повторила его. А потом и ещё раз.
— Тебя никто не заставлял здесь оставаться! Тебя вообще никто здесь не задерживает! Мерзавец! Негодяй! Ты никто!.. Ты никто для меня! Тварь... Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
Я била с таким остервенением, будто всю жизнь ждала этого момента. И с каждым ударом душа выплёскивала всё, что в ней накопилось, все эмоции, которые насильно удерживались в ней. С жужжащим звоном нервов она мстила за всё, за всё абсолютно: за несправедливую обиду, за чувство унижения, за то, что он находился рядом, за его упрямство, за его глаза, за руки, за губы, за мою любовь, за мою тоску, за моё измученное сердце, за тревожные сны, за то, что не могу, не нахожу сил оттолкнуть его от себя даже сейчас, за то, что уже простила его. Поток слёз застилал не только глаза, но и весь мой разум. Я уже била бездумно, просто срывая нервы, просто скидывая лохмотья боли, и совершенно не задумывалась, что своими действиями причиняю боль другому человеку. А Соби терпел и не пытался меня остановить. Он не издавал ни звука, не старался увернуться от ударов, даже не отступил ни на шаг. И лишь чёлка периодически вздрагивала поверх сомкнутых глаз, да губы были упрямо сжаты.
Не знаю даже, сколько бы длилась моя экзекуция. Но тут сквозь пелену слёз я заметила, как по лицу парня от носа к уголку губ скользнула тёмная капля крови. Её вид заставил мой разум быстро вернуться к реальности, а разбушевавшийся вулкан бурных эмоций убавить пыл. Я попятилась назад, в ужасе прикрыв ладонью лицо. Боже, до чего довёл меня этот мужчина. Ещё ни разу, ни разу в жизни я не испытывала подобное безумие. Освободившись наконец от моих пощёчин, Соби склонил голову и тыльной стороной ладони зажал нос.
— Вот и моя доля ласки, — хрипло прошептал он.
Господи! Да сколько же ещё он будет издеваться надо мной! Ведь мог сказать эту фразу на японском языке, но сказал на русском, специально, чтобы я поняла её смысл, чтобы мне снова стало стыдно за свой поступок! Но на этот раз он просчитался. Сегодня не я его, а он меня оскорбил и унизил!
Почувствовав новый приступ истерики, я бросилась прочь из кухни, добежала до кровати и, упав на неё, уткнула мокрое лицо в подушку. Так горько и навзрыд я не плакала уже давно. Так давно, что даже забыла, как это делать. И всё из-за кого? Из-за кого?! Из-за какого-то азиата, ворвавшегося в мою жизнь, словно смерч, словно цунами! Он не достоин моего прощения!
Наревевшись вдоволь, я лежала на кровати, уткнувшись пустым взглядом в одну точку, и тихонько всхлипывала. В голове не шевелилось ни одной мысли, даже самой глупой. И только в висках постукивала тупая боль. В душе зияла пустота, безмерно огромная и леденяще холодная.
Рядом со мной на краешке кровати сидел Соби. Я не видела его и не слышала, но чувствовала, что он здесь. Правда, не знала, как давно он подошёл, но мне это и не было интересно.
— Молю простить меня, Милена, — тихо проговорил Соби. — Я не смог сдержаться. Меня зло охватывает, когда представляю его рядом с тобой, когда вижу, как ты перед ним... мягким ковриком стелешься.
Слова улетали в мою пустоту и там пропадали, не оставляя после себя никакого следа.
— Мои родители развелись, когда мне было три года, — негромко заговорила я. — Не знаю, кто из них виноват в этом. Но мама всегда была рядом со мной и в боли, и в радости, она заботилась обо мне, и для меня она святая. А отца я никогда не видела и не слышала. Он не интересовался мной, и его родители от нас тоже отвернулись. И потому, даже если он и был прав, я его знать не желаю. Мама растила меня одна. Сначала нам помогала бабушка, потом она умерла. Мы остались вдвоём. Спустя несколько лет мама встретила мужчину, которого смогла полюбить. Андрей Иванович. Он был старше её на десять лет. Мне он не нравился, но ради мамы я была с ним вежлива. И как он просил, называла его просто Андреем. Мама забеременела от него. Она знала, что он не собирался жениться, его вполне устраивал статус приходящего любовника, и потому мама долго не могла признаться ему в своём положении. Но это всё равно пришлось сделать. Мама до сих пор не знает, что я слышала тот разговор. Я пришла с улицы, а в доме стоял крик. Андрей ругался, обвинял, что она специально всё подстроила, чтобы заставить его жениться. А мама плакала и клялась, что это не так. Делать аборт уже было поздно. И тогда Андрей поставил условие: если родится мальчик, он, так и быть, женится, но если девочка, то им придётся расстаться. Я так мечтала, чтоб этот тип ушёл от нас, что каждый день молила Бога о рождении девочки. Да и мне больше хотелось иметь сестрёнку, нежели братика. И вот родилась Людочка. Андрей, как и обещал, ушёл. Алиментов, естественно, никаких не высылалось. Он вообще не стал признавать дочь. Растить одной уже двоих детей маме стало ещё тяжелее. Она устроилась на вторую работу. Днём трудилась на заводе, а ночью подрабатывала прачкой в больнице. Я помогала ей, как могла. Готовила еду, ухаживала за сестрой, вела все домашние дела. А ведь мне самой едва стукнуло десять. Никаких подружек, никаких развлечений, только заботы, заботы... Конечно, я торопила время, мечтала поскорее вырасти и начать самой зарабатывать. Я хотела, чтобы мама наконец позволила себе отдохнуть, и чтобы жизнь Люды не была хуже, чем у других. После школы я закончила техникум. Устроилась бухгалтером в детский сад, одновременно училась в вечернем институте. Мама работала теперь только на заводе. Но она уже успела сильно подорвать здоровье. Я просила её уйти с тяжёлой работы, но она отказывалась, ведь там неплохо платили. Я окончила институт. Пыталась найти работу получше, не получалось. Однажды я встретила свою одноклассницу, которая переехала в Москву. Она так ярко расписывала замечательную столичную жизнь, так рьяно заверяла, что здесь очень легко найти работу и заработать хорошие деньги, что я надумала тоже попытать счастье. И вот я приехала в Москву. Да только та девчонка отказалась приютить меня хотя бы на время. А больше никого в Москве я не знала. Денег было мало, квартиру снять не могла, пришлось ночевать на вокзале. Сначала искала работу по специальности. Но с моим провинциальным образованием я, конечно, сильно уступала уверенным в себе девушкам с дипломами престижных институтов. Деньги мои постепенно таяли. На вокзале меня приметила уборщица. Добрая женщина. Мы с ней разговорились, и она мне позволила жить в подсобке. Тесно, душно, но зато не на улице. Спустя две недели, заполненных собеседованиями и отказами, я уже начала искать хоть какую-нибудь работу. Устроилась официанткой в кафе. Проработала там больше полугода. Почти все деньги высылала маме, заверяла её, что у меня всё отлично складывается и очень просила оставить тяжёлую работу на заводе и обязательно пройти обследование в больнице. А она продолжала не слушаться. Моя работа в кафе закончилась, когда я споткнулась и уронила горячий суп на клиента. Меня уволили в течение десяти минут. Но этот клиент не жаловался. Напротив, он дождался моего выхода из кафе, принялся утешать меня. Этим клиентом был Игорь. Пока я плакала, выплеснула вместе со слезами и историю всех моих неудач. Он выслушал меня и сделал выгодное предложение. Он устроит меня в свой банк (Игорь является генеральным директором), даст мне бесплатное жильё, даже автомобиль "Рено", а я взамен стану его любовницей. Сначала я, естественно, возмутилась. Но потом всё взвесила, проанализировала своё положение. Игорь — мужчина симпатичный, не грубый, и уделять-то ему придётся мизер — всего шесть часов в неделю. Зато сколько выгоды приобрету за это. Игорь поступил со мной честно. В тот же день я переехала в эту квартиру, а на следующий — уже пришла в офис банка на должность ведущего бухгалтера. В ответ на честность и доброту мужчины я не посмела его обманывать и так же честно выполняю свои функции любовницы. Со временем я постаралась убедить Игоря в искренности моих чувств. Уж не знаю, верит ли он? Да, он ревнив, эгоистичен и ставит довольно много условий. Но они вполне выполнимы, и я уже привыкла к ним. Возможно, моя жизнь неправильна и грешна. Но это только мой грех, и я одна за него отвечу. Зато я наконец заставила маму уйти с завода, теперь она сидит спокойно на почте, принимает платежи. В прошлом году она прошла лечение в Пензенской клинике. А моя сестра живёт свободно и счастливо и уверенно смотрит в будущее. Они ничего не знают о моём покровителе. По официальной версии мне просто повезло. А мне действительно очень повезло. Игорь дал мне так много и за такую мизерную цену, что я буду держаться за него, пока он сам не захочет расстаться со мной. А уж я постараюсь, чтобы этот день наступил, как можно позже. К тому же по нашему договору, если Игорь прервёт отношения первым, я хотя бы не потеряю работу. Всё это я рассказала тебе не для того, чтобы ты меня стал жалеть, а чтобы ты понял, почему я с ним. А теперь уходи. Я не хочу тебя видеть.
Я почувствовала, как Соби встал с кровати, и услышала его тихие удаляющиеся шаги. Мне действительно сейчас не хотелось его видеть, но и прогнать его я тоже не смогу.
Ещё какое-то время я неподвижно и бездумно пролежала на кровати. И вот наконец меня посетила первая мысль: "Как же сильно болит голова". Нужно принять таблетку. Но аптечка лежала в тумбочке, тумбочка стояла в комнате, в которой находился Соби, а его мне видеть не хотелось. Противный настырный Соби. Почему он не мог вести себя по-другому? Солгал бы, сказал бы, что ничего не слышал. Тогда и скандала бы никакого не было. И я тоже хороша. Могла бы обратить ситуацию в шутку, ответить что-нибудь вроде "Ладно, в следующий раз постараюсь сыграть роль лучше" или "Придётся возвратить актёра и переснять пастельную сцену". Но я не сдержалась, сорвалась. Если бы меня обидел кто-нибудь другой, безразличный мне человек, я бы просто нахамила ему и отвернулась. Но Соби. Его жестокие упрёки нанесли большую боль моей душе. И даже ревность не может оправдать его поступок.
Голова болела нещадно. Может, попробовать успокоить боль лечебным массажем, которому научил меня Соби? Я приняла сидячее положение и принялась пальцами массировать виски, постепенно продвигаясь к центральной части головы. Через несколько минут боль действительно немного успокоилась, однако полностью не прошла. И в этом опять же Соби виноват. Он никак не желал покидать мои мысли. А вдруг он снова мне приснится? И судя по ужасно проведённому вечеру, этот сон вряд ли будет веселее того, что был сегодня. Значит, надо отвлечься, успокоиться и лечь спать с хорошими мыслями. А кто ещё кроме мамы сможет успокоить мою обиженную душу?
Но тут снова возникла проблема. Ноутбук лежал на журнальном столике, столик стоял в комнате, а там находился Соби. Что же делать?
"Ну и что? Ну и пусть он там, — вздёрнула я подбородок. — Мне теперь из-за него по собственной квартире передвигаться нельзя? Мне вот в ванную надо, умыться после слёз. И пойду. Просто смотреть на него не буду, будто и нет его вовсе". На том порешив, я уверенно встала с кровати, поправила на себе халат и с видом Снежной королевы продефилировала в ванную комнату. Умывшись и приведя себя в порядок, я с таким же видом отправилась в обратный путь, завернув по дороге к журнальному столику и забрав с него ноутбук. На сидящего на диване Соби я даже мельком не взглянула.
Присутствия Людмилы в интернете я не обнаружила, а потому послала ей SMS с приглашением выйти на связь по скайпу. Стрелки часов показывали без четверти одиннадцать. Но я знала, что Люда рано спать не ложится, а потому надеялась с ней поболтать.
— Привет! — помахала мне ручкой сестрёнка. — А я тебя вчера ждала.
— Вчера я гуляла на Дне рождении моей коллеги, — пояснила я.
— Здорово! В кафе веселились?
— Ага.
— Много народа было?
— Нет, только наш коллективчик.
— Слушай, Милена, я не смогу сейчас с тобой поболтать. Меня там... Коля ждёт.
— Где ждёт? В такой поздний час? — Я послала в экран подозрительный взгляд.
— Да мы здесь, у подъезда, — оправдалась Людмила. — И вовсе не поздно ещё. Ты пока с мамой поговори, а я, может, вернусь скоро.
И не дожидаясь ответа, Люда быстро исчезла из моего поля зрения. Её место заняла мама.
— Почему ты позволяешь ей так поздно гулять? — упрекнула я.
— Она же с Колей, — сказала мама с таким видом, будто этот парень являлся самой надёжной защитой. — И они действительно сидят на лавочке у подъезда, я их из окна вижу. Пусть погуляет, погода сегодня тёплая, почти летняя.
— Ну, раз летняя... — сдалась я. — А у нас вечером настоящая стихия разыгралась. Сильнейший ливень с ледяным ветром. Я так замёрзла, пока домой добиралась! Сейчас непогода, вроде, стихла.
— Это ты из-за ливня такая расстроенная? — заметила мама.
— Да я не расстроенная, — пожала я плечами.
— Глаза у тебя усталые.
Из меня вырвался тяжкий вздох.
— Я сегодня и правда устала очень. И вообще, день выдался ужасный, сплошные проблемы.
— Проблемы эти решаемы?
— Да. Они мелкие, но жизнь немного портят.
— А я сегодня перебирала твои детские фотографии. И смотри, какую нашла.
Мама приблизила к экрану монитора небольшое фото, на котором маленькая девочка с косичками и в белом платьице сидела верхом на дельфине.
— Помнишь?
Я улыбнулась. Конечно, я помнила. Это было в дельфинарии. После выступления дрессировщик вызвал одного из дельфинов на импровизированную сцену возле бассейна, и детям было позволено сфотографироваться с этим большим красивым животным.
— Тебе тогда так понравился этот дельфин, что я не могла увести тебя из цирка.
— Но дрессировщик убедил меня, что дельфины запоминают только улыбающихся и счастливых людей, и мне пришлось перестать плакать.
— Значит, помнишь. А после мы ходили туда ещё раз...
— Да. На мне был зелёный сарафан. И когда исполнялся музыкальный номер, дрессировщик на весь цирк сказал, что дельфин посвящает свою песню девочке в зелёном платье, что сидит в третьем ряду. Я ему поверила. Я тогда ещё верила в сказки. Счастливое было время, — с грустью добавила я. — Как хорошо, что ты хранишь фотографии. А я вчера тоже вспоминала о нашей поездке к морю.
— Правда? Знаешь, Милена, я думаю тебе обязательно надо снова побывать у моря.
