Секира, связанный и жалкий. Секира, которого волокли демоны по опустошенным землям Авали. Секира, который думал лишь о том, чтобы на мгновенье вернуться назад и коснуться кожи и вдохнуть запах любимой. Она — свитая из ароматов весенних садов! Она — точеная фигурка из слоновой кости!

Она спасла его от смерти. Она долгими ночами сидела у изголовья кровати и что-то ласково говорила. Она говорила, что теперь он -великий король — будет богат и не познает недостатка во власти. Она целовала его колючие щеки и гладила волосы, которые слиплись от долгого жара. Простое черное платье, собранные в тяжелый узел волосы. Ранним утром, сквозь бредовые сновидения, как сестра, Кларисса приносила воду и начинала протирать лицо мужчины. Она впускала через узкую щель в двери старую крестьянку, что приносила молоко и свежий хлеб, поила Секиру, распахивала окна, чтобы впустить побольше воздуха и снова садилась рядом. Она никуда не уходила. Всегда знала, что король чувствует.

Опустошение отступало от чела, прошлые беды государства мерещились призрачными, а щит, на котором недавно несли Арли мимо стройных рядов войск, вдруг переставал пугать неизбежной близостью могилы. Просто одна маленькая ведьма привела за собой целые полчища черных теней и уничтожила зеленый горный народ. Зачем, зачем она это сделала? Вспомнить так сложно, если все тело пылает, а живот скручивает в дугу. Ах да! Договор, заключенный на балу карликов, не действует, а казна пополнится бессметными сокровищами, что столько лет лежали без всякого толка. На них король построит новые крепости, на них оденет и обучит армию, на них вновь пойдет попирать поганых варваров из Далонских лесов, чтобы подарить им великую веру в великого бога. Тогда цивилизация протянется от самого моря в порту Дальней Оливы до сиреневых озер с большими реками, а имя Арли останется в веках и будет упоминаться лишь с благоговением.

— Я верю, что ты не умрешь. Теперь не умрешь. — Мягкие руки подбивали одеяло и перины кровати. Сюда, кажется, рыцари донесли Секиру в полуобморочном состоянии. Грязный двор. Несколько ступенек на крыльцо и наконец крохотная комната. А потом сон. Сон неделями и месяцами. Рана, которой следовало бы побыстрее затянуться, потому что настоящие дела требуют немедленного отклика.

— Мы победили карликов.— Первое, что сказала Кларисса, когда мужчина открыл глаза и сощурился от яркого солнечного света, пытаясь привстать и дотянуться до колокольчика. Неужели она не спит? — Мы получили богатство и даже избавились от претензий на трон — ты остался жив. Ты теперь ничего не бойся, мой король. Я не дам тебя в обиду. Никогда не дам... Я люблю тебя.

Секира вспоминал и улыбался. Улыбался тому, как легко решился пойти на свадьбу. Как ковылял, поддерживаемый любимой, до простенькой церквушки в деревне и повторял слова клятвы о верности Клариссе до конца жизни. Как целовал нежные уста сквозь тонкую паутинку вуали, скрывавшую уродливые шрамы на нежном личике. Она так и не сменила платья: черная невеста и рыцарь в синем акетоне и изорванных штанах. Замечательно и вполне величественно!

Это потом пришла разлука. Потом! Вместе с сомнениями. Вместе с... приближенными и Церковниками. Потому что нельзя доверять женщине, у которой есть дар вызывать дьяволов и возвращать жизнь. Нельзя молиться на нее, как на икону, и целовать без конца ее следы.

Сначала появился старый друг отца, барон Ожоли. Кларисса не хотела его пускать, а потом почему-то сдалась. Барон казался огромным, он почти упирался головой в потолок. И чрезмерно серьезным.

— Ты должен избавиться от твоей ведьмы, — шепнул он, наклоняясь над кроватью. — Народ начинает роптать. Пора бы королю явиться к престолу. Забыть про выигранную битву и отправить девицу подальше.

— Она мне ближе, чем просто наперсница. — Сидящий в подушках Секира недовольно нахмурился. — Теперь мои слуги диктуют условия игры.

— Вы очень рискуете. Вы не знаете, насколько близки к тому, чтобы оказаться отверженным и одиноким. Когда вы прочитаете это, — барон достал из-за пазухи свиток и протянул мужчине, — то все поймете.

Король нерешительно взял бумагу, развернул ее непослушными руками и еще долго молчал, держа страшное известие у груди. На шее его появились капельки пота, все мускулы напряглись.

— Вы уничтожили мою жизнь, — Секира почти решился голоса, подаренного ему когда-то карликами. — Почему никто никогда не говорил мне, что Кларисса моя кровная сестра?

— Секреты королевской семьи. Интриги ее матери, добивавшейся трона для незаконного отпрыска. — Барон пожал плечами. — Но есть еще более неприятное, и ваши верные слуги и фавориты обязательно упомянут об этом и поднимут вопрос о наследовании, если вы не избавитесь от Клариссы Авали.

— Что вы хотите сказать?

— Ваше собственное происхождение. Оба мы знаем, что ваша приемная мать скрывала, откуда взялся мальчик в королевском доме. И еще, — Ожоли грузно встал, отправился к двери, придерживая огромный, ему под стать, меч, чтобы тот не ударялся об ногу, выглянул наружу и неспешно вернулся назад: — Вы должны знать, ваше величество. Должны знать, что мать Титу-Авали собиралась стать регентшей и подпихнуть дочь на трон. Покойный Артиг совершил немыслимое преступление, — признание тяжело давалось барону, утиравшему красное лицо рукавом. — Он решился убить незаконнорожденную дочь. И теперь встает вопрос не только о крови, но и о сокрытии жестокой расправы. Понимаете, к чему я клоню?

— Почему? Почему все так... — Секира невольно зажмурился, представляя, как объяснится с любимой, но сил не хватило ни вечером, ни на следующий день. Вещи и еда, которые привез верный Ожоли, конечно, скрасили существование еще слабого правителя, но уже тогда в сердце появилась кровоточащая, незаживающая рана понимания, что очень скоро придется выбирать.

Любовь. Прекрасный сон, воспоминание, пред которым долг угасает и забываются прежние обязанности. Можно утопать в золоте волос, можно часами сидеть рядом и ни о чем не говорить, можно спать в бессилии на хрупких коленях. Милая Кларисса. Доверчивая девочка, которую он обманул. Которую арестовал среди ночи, когда она нежилась в вашей общей постели. Которую посадил в темную телегу с решетками и повез судить в столицу.

Почему он поступил именно так? Просто священники утверждали, что связь с ведьмой ставит под сомнение власть короля. Просто рыцари, которые стали приезжать чуть ли не каждый день и которые теперь стали лагерем неподалеку, уверяли, что семья Авали и раньше стремилась к трону, и теперь как никогда близка к успеху, тогда как действительно достойные семейства оказались забытыми. Избавиться от опасной помощницы требовала и духовная верхушка, приславшая из столицы Тирату целых четыре страницы гневных увещеваний вместе с хмурым представителем церковнков. К тому же, участники похода намекали, что при дележе подземных кладов, придется отдать половину наглой самозванке из пустынных земель. И неважно, что уговор был именно таким. Что он обещал охранять Клариссу.

Благородный и храбрый Секира исчез, а остался мерзавец, ослепленный деньгами и страхом потерять трон! Он должен был презирать себя за сомнения, за то, что решился на предательство и исполнил волю отца, когда-то подписавшего смертный приговор. Он не признался, что держал любимую за руку в церкви, и душа его пела. Не сказал, как принимал дары чувства. Он собрался убить ее тайно, вдали от толпы, практически ночью, практически без суда. Оставить все деньги себе. Забыть злополучную тень, что приходила к жене во тьме и разговаривала его собственным голосом. Эта тень сообщила Секире, что однажды он действительно отплатит молодой жене, что отдаст всего себя ради ее спасения, но прощения так и не получит. Именно тогда исчезнет вся погань и черный шлейф, именно тогда прекратятся болезнь и голод.

— Ты — человечишка! — смеялся призрак. — Всего лишь жалкий человечишка со страхами и чрезмерными желаниями. Разве ты способен на великое чувство? Ты способен его обрести лишь на закате жизни, в минуту последнюю, трагическую...

Секира всякий раз дрожал, когда думал о ночном визитере. Так приходят дьяволы или даже сам Сатана. Крестился. Краснел и забывал, как обещал спасти милую и совершенно невинную любимую. Забывал, как мечтал возвести Клариссу на трон и признать себе равной.

Предателя, такого, как он, следует убивать долго. Предателя не прощают. И теперь, даже после раскаяния, армия его вновь в герцогстве Авали для убийства.

Прости, любимая! Прости меня, что власть сильнее, что я не могу отказать ни церкви, ни мистерикам. Прости! Я готов ответить, я не хочу сбегать от наказания, пусть теперь высокий мальчишка тащит меня к тебе.

Король закрыл глаза. Слишком много времени утекло, а сцена тайного суда так и стоит перед глазами. Ты не выдала нечестивца ни словом, ни взглядом. Ты даже не смотрела в мою сторону. Ты просто тихо сидела на стуле посреди зала и чему-то улыбалась. Ты не винила слабости короля, словно ожидала обмана. От прежней красоты остались лишь руки, сложенные на коленях, да кудри волос. Платье черной монашки безнадежно истрепалось, обувь износилась до дыр. А ведь и он когда-то, подгоняемый карликам, бежал до герцогини, чтобы увлечь ту в ловушку. И все ради денег и свободы от договора. Страшного договора, по которому люди королевства становились собственностью горного народца. Именно волшебством изменились земли, повсюду появились черные колдуны, гиблые места и опасные дни, в кои нельзя даже нос из замка высовывать. А потом еще и чума. Чума, принесшая отчаяние.

Во всем виноваты уродцы! Во всех тайных и явных изменениях. А ты, ты Кларисса, лишь оказалась на пути, чтобы расплатиться за все грехи. За войны, за кровь, за отчаянную войну с отступниками и недовольными, за глупость короля, вынужденного подчиняться слову собственных вассалов и великой Церкви.

"Милостью государя нашего Артига проведено было расследование об убийстве деревенских детей, — начал читать церковник приговор. — Несколько вольных отрядов и отрядов от его величества направились на поиски пропавших. В ходе следствия было обнаружено место трагедии. Ритуальное действо убийцы, выявленное церковью, подтвердило причастность семьи Авали к дьявольским силам. Убийца, герцог Далур, который покинул место службы на границе без соизволения короля, направился к родным местам в месяц ован для осуществления заранее продуманного плана, в котором, скорее всего, была замешана и сама герцогиня Авали, мать подсудимой. Заманив детей в пещеры, убийца жестоко разделался со всеми девочками, кроме означенной жертвы, на самом деле служившей для осуществления черной мессы. Девочка предназначалась дьяволу в качестве невесты. Девочка должна была свергнуть законного наследника престола Арли Великолепного, тогда еще принца. Но силы Церкви сразу распознали обман, разоблачили коварные помыслы и доложили королю о намерениях семьи Авали. Теперь перед нами та, что связалась с тьмой. Она околдовала молодого короля. Заставила его подчиниться зеленым монстрам из лесов и внушила крамольные помыслы. Она очаровывала людей золотом и страхом. Она направляла своих слуг, чтобы покуситься на законную власть. Она же практически убила нашего короля..."

Секира тяжело вздохнул и обвис на столбе, к которому его привязали защитники Клариссы. Позорный столб есть прямой итог нечестности. Он заслуживает смерти. Он пришел сюда, чтобы умереть и прекратить думать о ней. Сегодня день откровения. Ничто не оправдает совершенного поступка.

Даже то, что в ночь перед казнью в крепость прибыли тайные послы, которые подкупили стражу и вывезли любимую на волю. Они рассказывали, что женщина долго не желала выходить из камеры в коридор, упиралась, пока они волокли ее к выходу и бормотала, что желает умереть прямо сейчас. Только когда ее посадили на доброго коня, преступница затихла и внезапно взялась за узду, чтобы в следующее мгновенье сорваться с места и раствориться в вечернем тумане... Больше он уже не видел милую, нежную, беззащитную Клариссу, к которой пришел за помощью и которую так легко оставил. Приговор ведь так и остался в силе. А церковники с легкостью дали Арли свободу от постыдных обязательств перед ведьмой и признали их короткий брак незаконным и подстроенным. Но теперь, когда ты поседел от горя и терзаний, теперь у тебя есть выход. Ты знаешь, кого привел, ты знаешь, как искупить вину.

Мистерики. Не просто люди! Мистерики, доказавшие, что так должно закончится. Мистерики, договором с которыми не разорвать ни одним мечом. Мальчишка еще не ведает, с кем ведет войну. Он не подозревает... Но разве иначе можно спасти любимую и уничтожить чуму? Жизнь обычно меняют на жизнь, так предложил отец Лисий. А ты согласился и обещал сдаться в плен.

* * *

Женщина, у которой ничего не осталось, кроме отчаяния и беспокойного ожидания желанного конца, она всегда думала, что вот сейчас случится чудо, но так и не дождалась. И теперь ее удел — влачить жалость и боль, и теперь ее единственная награда — скрывать за маской равнодушия жалость к самой себе. Не нужно упоминать о прошлом. В прошлом оставалась надежда. Сегодня и она угасла. Угасла с приходом человека из-за дальних холмов. Человек принес на своих плечах плащ убийцы. Человек вдруг перестал быть Тенью в зеркале, но он не излечит и не поможет, как думала и мечтала маленькая девочка. Он тоже зависит от умных дьяволов, которые противостоят другим таким же умным дьяволам.

Сквозь свечи так светлы его глаза, так многозначительны жесты. Человек борется с раной, принесшей болезнь. Человек хочет переступить порог, за которым начинается царство смерти. Он еще никогда не был один. Никогда не окунался в пустоту, которая заполнила по самое горло стойкую и смелую девочку, палец которой, как залог подчинения, остался у ожившего героя из мифов.

Кто из них жертва? Кто из них сегодня окажется в круге высоких столбов, символы которых кровоточат и возбуждают желания низменные, жалкие?

Бедняга не видит, как за столом уже шевелятся гобби, пришедшие в пустой дом. Он не чувствует присутствия Бога Мертвых, а Бог уже здесь, рядом, витает в воздухе тлетворным дыханием, напоминая, что все сущее на земле бренно. Просто люди забыли, что рождены умереть, и он будет вечным их господином. Он, которому не ведомы ни жалость, ни желания. Он хочет посмотреть на мир. Он сегодня войдет в полузаброшенный зал и отведает впервые за столько лет вина, и перестанет играть судьбами. И никто в этот час больше не умрет. Да, никто не умрет, потому что тело ничто в сравнении с вечностью.

Кларисса читала в глазах Виктина вопросы, незаконченность их разговора перетекла в неспешную трапезу, а трапеза — в молчание на троих. СиАвали, что сидела во главе стола, теперь положила голову поверх сложенных на поверхности рук, и закрыла глаза.

Запах, источаемый золотым букетом, все усиливался и бередил воображение. Поблескивали золотые браслеты на тонких запястьях. Золотые волосы переливались в свете свечей. Кларисса и Виктин смотрели друг на друга. Кларисса и Виктин впервые видели так близко то, что так долго искали.