Третий пазл крутится и обретает форму. Маленькая девочка снова претерпевает боль рождения. Она не понимает, почему снова, потому что помнит, как секунду назад ее уже вынимали из тепла и уютного гнездышка. Но она успокаивается, как только встречается взглядом с двумя людьми. Простыми, но с океаном тепла и любви. Говорили, женщина не может родить, говорили бесплодна. Она для них Ангел, и девочка не обращается с жалобой к Всевышнему, она добровольно отказывается от воспоминаний.

Четвертый. Пустота, агрессия, замкнутость, злость, непрекращающееся чувство одиночества, огромная тяга к высшим силам в поисках ответа...

Пятый. Борьба, потеря, отчаяние, не здесь, не то, не так.

Шестой. Боль от разъединения, страх, отчаяние, дыхание сплетается в одно, — да, одно, как и должно быть, — крик в пустоту и... Мальчик и девочка, которые наблюдают за ними в колыбели.

— Они всегда будут ощущать двойственность, — говорит мальчик.

— Я попрошу у крестного для каждой из них по сестричке, и они отвлекутся, — говорит девочка. — Все, я устала. В этом облике я быстро устаю, не понимаю, как дети бегают по несколько часов без остановки.

Она превращается в рыжеволосую девушку.

— Джед, пожалуйста, — капризно надувает губки, — изменись.

Он превращается в высокого воина, его рука сжимает меч.

— Джед? — зовет леди Элфорд. Так много вопросов, и... Нет, она путает, вопросов почти не остается — многое становится ясно, но страх сковывает внутренности. Ее разделили на две части, и что теперь?

Их руки отпускают друг друга, их разъединяет время и духи, играющие судьбами.

— Джед? — одновременно с леди Элфорд, повторяет Мэри.

И просыпается в слезах, скорбя об утрате части себя. Ее щеки осыпают мелкие поцелуи, но шепот возвращает в покои сна:

— Спи, сладкая.

Глава N 32

Нужно было понимать, что прошедшая ночь для графа ничего не значила. Нужно было, но, видит Бог, хотелось верить. Поднявшись с кровати, Мэри ощутила легкую боль между ног — единственное, что осталось от страстных порывов сбежавшего любовника.

Утро стучало в окно ливнем, за дверью слышались шаги и приглушенные голоса — привычно, обычно, и... без него. Мэри накинула халат, с сожалением заметив, что в комнате нет кувшина с горячей водой: Джесс из рук вон плохо справлялась со своими обязанностями, и лучшее, что можно сделать — позволить ей быть матерью, а не прислугой. Пусть занимается Билли, она сама о себе позаботится. Вот только соберется с мыслями и попросит принести воды. И завтрак. Лучше поесть в комнате, видеть никого не хотелось.

Легкий стук в дверь.

— Да? — отозвалась Мэри.

— Доброе утро, миледи, — Чарльз Энси положил к ее ногам охапку желтых роз и, поклонившись, вышел.

Стук в дверь повторился.

— Да? — растерявшись, спросила Мэри.

— Доброе утро, миледи, — Джо Личмен положил у ее ног охапку белых роз, и хотел выйти без объяснений, как предыдущий посетитель, но Мэри успела вернуть речь.

— Джо, что все это значит? — первый вопрос и тут же второй: — Разве ты не должен быть в Лондоне с мистером Элитоном? У тебя все в порядке?

Джо ответил лукавой улыбкой, и Мэри прекрасно поняла, почему Другая хотела его. В нем есть что-то такое, что дает женщине чувствовать себя женщиной, первобытная сила, быть может, и только низкое положение не позволяло высокородным дамам выстраиваться в очередь за его ласками.

Впрочем, сейчас Мэри знала, что Другой нет и не было. В двух случаях это была она. Мэри Элфорд и леди Элфорд — единое целое, которое разделили духи из прихоти. К примеру, сейчас Мэри помнила, как поставила условие Джо: или он будет ее, или сдохнет от нищеты, и она побеспокоится, чтобы ему не удалось устроиться в радиусе десятка миль.

Мэри слегка покраснела, но потом подумала: если их разделили на две части, пусть и неравноценные, если позволили вести двойную жизнь, значит, кое-что она вправе оставить на совести второй своей половины.

Улыбка Джо стала шире, словно он мог услышать ее мысли.

— Мы с мистером Элитоном приехали вчера поздно ночью, и Хокс заверил, что лучше сообщить о нашем визите утром. С работой все хорошо, миледи, вы не представляете, как я вам благодарен и...

— Я рада, если так, — мягко остановила Мэри. — Джо, что значат эти цветы и...

— Я рад, что успел приехать, миледи, — сказал Личмен и вышел из комнаты.

В дверь снова постучали.

— Да? — привычно отозвалась Мэри.

— Доброе утро, миледи, — дворецкий оставил у ее ног охапку розовых роз и вышел.

Мэри стояла в окружении великолепных цветов, любуясь капельками дождя на них, и понимая, и догадываясь, и боясь позволить себе поверить. На этот раз дверь открылась без предварительного стука. Неслыханная дерзость. Так мог сделать только...

— Доброе утро, сладкая.

Мэри подняла глаза на графа.

— Надменный, высокомерный, грубый, невыносимый...

Он приблизился, прислонил к ее щекам ладони.

— Не вздумай плакать, — отдал приказ.

И только тогда Мэри поняла, что он вытирает ее слезы поцелуями, и позволила себе больше не сдерживаться. И пусть злится, если хочет, может вообще уйти, как ночью, она выплачет все сейчас, чтобы после надеть одну из масок, которую у него позаимствует.

— Хорошо, поплачь, — мягко сказал Михаэль, когда она уткнулась ему в плечо.

И плакать неожиданно расхотелось. Несколько раз всхлипнув, она успокоилась. Граф заставил смотреть в глаза.

— Вчера, — взгляд Михаэля лучился нежностью, — ты так и не ответила согласием. Я соблазнил тебя, несколько раз, были свидетели, этого я забыть не позволю, сегодня мой сад расстался со своим украшением, — взмах в сторону цветов, — я успел промокнуть, пока выходил их экипажа, и ты сама понимаешь, я просто так этого не оставлю?

— Да, — Мэри кивнула.

— Да? — Михаэль хитро улыбнулся. — Вот и отлично! Леди Блэкберн звучит куда лучше, чем леди Элфорд! Хороший вкус, поздравляю!

Мэри встрепенулась.

— Подожди, я ведь... я совсем не это имела в виду, я...

— Но я понял именно так и уже поздно отнекиваться.

— Но ты... я...

Мэри не знала, с чего начать, как объяснить ему, что не против замужества, и хочет быть с ним всю жизнь, но этой возможности нет. Она как марионетка в чужих руках, и в любой момент ее могут вернуть обратно, в жизнь без него.

— Я не отпущу тебя, — Михаэль говорил резко, зло, но она чувствовала — он злился не на нее. — Мне все равно, что стоит между нами, все равно, что произошло и что позволило мне тебя встретить. Ты — часть меня, и я не смогу тебя отпустить. Если захочешь уйти, я буду преследовать. На шаг позади, на два столетия, в снах, мысленно — как угодно. Я буду рядом.

— Я люблю тебя.

— Знаю.

— Ты невозможен.

— Но ты все равно меня любишь, — самодовольно заключил Михаэль. — Я займусь приготовлениями.

— А я?

— А ты, — усмехнулся, — для начала можешь одеться. Как только я выйду, тебе принесут кувшин горячей воды.

Мэри недовольно поморщилась.

— Кувшина хватит, а ванну оставим на сладкое.

— С тобой?

— Ты невозможна, — смешок.

Михаэль разомкнул объятия, отошел к двери, оставив Мэри в оазисе роз.

— Не беспокойся о них, — сказал, заметив ее растерянность. — Я проводил эксперимент: их не так-то легко заставит завянуть. Через пару недель еще можно кому-нибудь передарить.

— Сумасшедший! — рассмеялась Мэри.

— Это что-то новенькое, — улыбнулся граф и вышел из комнаты, в полном восхищении собой.

Через секунду в комнату зашла Джесс с кувшином горячей воды. После того, как тайна с Билли была открыта, она значительно похорошела, округлилась приятно, к щекам вернулся легкий румянец, а с губ буквально не сходила улыбка. Сильная женщина, красивая, Уильям ее недостоин. Теперь, когда воспоминания леди Элфорд стали ее собственными, Мэри имела все основания так думать.

— Миледи, позвольте поздравить вас.

— Граф что, провозгласил о нашей помолвке с крыши дома?

— Нет, всего лишь зашел на кухню, отдать распоряжения к завтраку.

Понятно, кухня в этом доме — розалий слухов, но Мэри не могла перестать счастливо улыбаться. Странное, удивительное чувство, когда даже чудачества любимого человека кажутся подвигами.

Когда Мэри вышла из ванной, Джесс успела подготовить бледно-сиреневое утреннее платье.

— Скоро придется его ушить, миледи, — сказала горничная, — вы совсем исхудали.

— Просто не затягивай сильно корсет, — попросила Мэри.

Посмотрев на себя в зеркало, она осталась довольна. Да, не сравнить с тем, что показало зеркало, стоило Мэри войти в дом первый раз. Тогда это была женщина с засаленными волосами, в нелепой шляпке, странном покроя платье, да еще и несвежем, а возраст колебался от тридцати до бесконечности. Мэри не собиралась петь дифирамбов, но сейчас она себе нравилась. Хотя, самое главное, что она нравилась Михаэлю.

Мэри спустилась в столовую. Мистер Элитон, граф и Джо Личмен пили кофе, видимо, уже позавтракав. Последний бросил на нее пытливый взгляд, но Мэри едва заметно кивнула, дав понять, что не возражает против его присутствия.

— Доброе утро, леди Элфорд, — поздоровался мистер Элитон. Граф и Джо почтительно кивнули, так как уже виделись.

— Доброе утро, мистер Элитон. Джентльмены.

Не задумываясь, Мэри заняла место рядом с графом. Он поощрительно сжал ее пальцы и тут же вернулся к беседе с поверенным. Это дало возможность Мэри перекинуться несколькими фразами с Джо, лишний раз убедиться, что его устраивает новая должность, узнать новости о текущих делах в ее других имениях и понять причину отсутствия мисс Мэтьюаурсейстик за завтраком: дворецкий Лондонского особняка передал письмо, с которым она заперлась в комнате.

— Замечательная новость, — сказала Мэри.

Джо пожал плечами, явно так не думая. После утомительных расспросов, сдался:

— Энн слышала рыдания из комнаты вашей компаньонки.

— Мисс Мэтьюаурсейстик? Это нереально.

Джо снова пожал плечами.

— Леди Элфорд, — обратился граф, — составите мне компанию на прогулке?

Окна в столовой были большими, шторы раскрыты, ливень достаточно громок, чтобы считать предложение Михаэля смешным. Но Мэри хотела быть с ним, и пусть даже промокнуть до нитки.

— С удовольствием, ваша светлость, если дадите мне полчаса.

— Жду вас в холле через пятнадцать минут.

— Я спущусь через двадцать.

— Договорились.

Скрепив сделку жарким взглядом, Мэри поспешила к мисс Мэтьюаурсейстик. Она успела привязаться к этой доброй женщине, и если Лондонский Хокс посмел ее расстроить до слез... Как он сумел — вот в чем вопрос?!

На стук никто не отозвался, но дверь не была заперта, и Мэри зашла в комнату.

— Мисс Мэтьюаурсейстик!

Вздох выдал месторасположение женщины. Да, если смотреть в окно на затянувшийся дождь — настроение не поднимешь, да еще делать вид, что занимаешься вышивкой, а в иголке нет нитки.

— Леди Элфорд, — женщина улыбнулась уголками губ.

Мэри села на стул подле нее, взяла компаньонку за руку, заглянула в покрасневшие глаза, отвела выбившуюся из безупречной прически прядку темных волос.

— Я не хочу ходить вокруг да около, это утомительно и долго. Давайте с главного? — Женщина кивнула. — Вы много для меня значите, и если я могу чем-то помочь...

— Почему вы думаете, что мне нужна помощь?

— Мы договаривались не юлить. Что случилось? Вас расстроило письмо Хокса?

Мисс Мэтьюаурсейстик кивнула. Мэри ждала. Она должна сказать сама, если нет — принуждать не стоит, значит, человек не готов раскрыться, или не доверяет.

— Он хочет жениться.

— Вот как?

— Конечно, если вы согласитесь, — поспешно добавила мисс Мэтьюаурсейстик. — И... если соглашусь... я.

Мэри рассмеялась, оборвала себя.

— Простите, я не потому, что это смешно.

— Вы правы, это смешно, — компаньонка разочарованно вздохнула. — Какой хозяин позволит своим слугам амурные дела и какая старая дева решится лечь в брачную постель после сорока?

Мэри поднялась, прошлась по комнате — так всегда лучше думалось.

— А если есть хозяйка, которая будет рада счастью своих слуг, которая сделает хороший подарок на свадьбу и расскажет девственнице за сорок, какие сладкие ночи ждут ее в брачном ложе?

Мисс Мэтьюаурсейстик смотрела на Мэри расширившимися от страха глазами. Или в них был страх и отчаянное желание сдаться?

— Вы... — женщина запнулась.

— Я, — мягко сказала Мэри, присев перед ней на корточки взяв ее горячие руки в свои. — Вы достойны счастья, и если вы будете счастливы с Хоксом, я буду счастлива за вас двоих. Нет ничего постыдного в брачной постели, ничего страшного, нет ничего плохого в том, чтобы желать этого с мужем.

— Я не думаю, что смогу решиться, это все так... Я и Хокс... Ведь он такой... Я думаю, будет прилично, если я напишу ему письмо и...

Мэри посмотрела на часы на стенке — пять минут до встречи с графом, наверняка, уже вышагивает в холле.

— Мистер Элитон и Джо через три дня возвращаются в Лондон. Почему бы вам не поехать с ними? Три дня — достаточный срок, чтобы свыкнуться с мыслью о браке.

— Поехать? — Глаза женщины вспыхнули, как у девчонки. — Мне?

— У нас будет время, чтобы обсудить детали, — пообещала Мэри, поцеловав женщину в щеку, и выбежала из комнаты.

Михаэль встретил улыбкой, раскрытым зонтом и обещанием:

— Тебе понравится, сладкая.

Они сели в его карету, окна закрывало пеленой дождя, и догадаться, что затеяла граф, было крайне сложно. К тому же, отвлекали поцелуи. Но вот карета остановилась, лакей откинул подножку, граф вышел первым, раскрыл огромный зонт в полнеба, помог спуститься Мэри.

Она узнала этот дом, видела его глазами леди Элфорд, но сейчас БлэкбернХауз казался величественней и желанней. Он добродушно распахнул свои двери, и Мэри пронзила мелькнувшая мысль: это ее дом!

Она встретилась взглядом с графом.

— Михаэль, он... прекрасен. У меня такое чувство, будто...

— Он твой? — подсказал граф.

Она кивнула. Дворецкий помог графу снять плащ, а плащ Мэри Михаэль снял сам.

— Он станет твоим, когда мы поженимся, — он взял Мэри за руку, увлекая по длинной резной лестнице. Все в доме дышало роскошью и вкусом, и быть хозяйкой такого великолепия... Мэри посмотрела на графа. И такого великолепия в придачу... Ух, кто-то на облаках ее сильно любит!

Сомневалась?

Мэри споткнулась, услышав голос Джеда.

Нет, не сейчас, пожалуйста! — обратилась к нему.

Хорошо, только... ты же знаешь, трудно избежать неизбежное?

Джед, я хочу остаться!

Поговорим позже, как ты просила, — шепнул в ухо и удалился.

Граф бросил на Мэри вопросительный взгляд, настороженно посмотрел по сторонам, нахмурился.

— Что случилось? — спросил, заведя в свою комнату и закрыв на замок дверь. — Ты бледнее моли.

— Раздумал жениться?

— Я задал вопрос.

Мэри обвела комнату равнодушным взглядом, словно не ей здесь жить вскорости, чуть задержалась на огромной кровати — губы дрогнули, румянец вернулся к щекам, но беспокойство в глазах не исчезло.