Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Ян сжал под столом руку своей драгоценной, любой Танюшки, и подумал, что зря беспокоятся родственники, переживая и волнуясь за них. Он жизнь готов отдать за молодую жену! Не даст поглумиться над девушкой, опозорить новую родню.
'Не дождётесь! — злорадствовал Ян, зная, с каким жадным любопытством будет ждать исхода первой брачной ночи кое-кто из гостей. Особенно те, кто не зван за свадебные столы, но, по обычаю, стоит в дверях, угощается, заглядываясь на веселье. О, сунут они свой нос в самое святое, самое тайное! С какой гнусной радостью ждут повода под улюлюканье и свист, надев на шею отцу невесты хомут, вести его по улицам! Скоморохи! Свиньи, думающие лишь о том, как позабавиться, потешить пустые глаза, хоть чем-то занять пустоту души своей! Это — наше, и не смейте сунуться, тёмные, никчемные! '
...Вчера, накануне свадьбы, крёстный отец (родитель Яна не дожил до счастливого дня) говорил с ним. О девичьей чести, о гордости дворянина, и внимательно наблюдал за молодым. Яну казалось, что он хорошо выдержал это испытание, но цепкий взгляд умудрённого годами мужчины заметил другое. Под конец разговора в голосе крёстного исчезла суровость и он сказал что-то совсем не в лад:
— Невинная девушка — калина красная. Берёшь калину, парень!
Утром сего дня мимоходом виделся с тестем, которого уважал. Мало того, Ян преклонялся перед достойным, несгибаемым этим местичем. Дорогой тесть Кондрат Данилыч, на зависть всем, теперь, в красивой старости своей был окружён многочисленной дружной роднёй, населившей чуть не полгорода!
Тесть, почти не таясь, выдал:
— Дураки оглядываются да переживают, что скажут люди. А с оглядкой далеко не уйдёшь, и счастье своё не поймаешь. Думай своей головой, хлопец! Если любишь по-настоящему, сделай всё, чтобы дочери моей было хорошо с тобой, и ни обида, ни предательство, ни насмешки да пересуды скудоумных не висели над вашим счастьем да не мешали с грязью нашу породу!
И после этого разговора Ян знал, что сделает перед приходом постельниц*. И ещё он положил две золотые монеты в свои сапоги*. Это было неприкосновенное, невиданное богатство, тратить которое не собирался, но сейчас передумал. Та летняя ночь в молодом жите была первой для них двоих — самая прекрасная ночь, за которую он вечно будет благодарен Татьяне! Она права — всё у них будет на счастье и на радость! Уже стали выправляться плачевные дела его бедного рода, откуда ни возьмись, стало прибывать. 'Она достойна самого лучшего, моя панна' — подумал Ян.
Он осторожно потянул кончик Танюшкиного богатого пояса, положил красную бахрому на столе перед собой, так, чтобы за мисками с нетронутым угощением не видно было гостям. Нежно гладил бахрому пальцами, косясь на невесту глазами.
Тогда Татьяна сделала то же с его поясом. Это была их тайная игра, и они тихо забавлялись, терпеливо ожидая конца первого дня свадебной пирушки в доме молодой.
Примечания:
*Дружки (шаферы, подженишники) — свита жениха, которого в те времена иногда величали 'князем'
*Шевец — сапожник
*Отступное — нарушение предварительного брачного договора сопровождалось выплатой суммы другой стороне. Размеры отступного оговаривались заранее.
* 'Восемь родил — десять растил' — оказывается, в Речице не забыли, что у Кондрата выросли восемь родных детей, и двое приёмных — Ульяна и Кастусь, и обо всех он заботился одинаково.
*Руда — кровь
* '...шестнадцать лет — рановато для замужества'. Обычный брачный возраст и тогда был — восемнадцать лет. Но, если в деревне спешили к этому возрасту обязательно переженить молодёжь, то в городах парни (да и девушки) вступали в брак позднее. Это было связано с необходимостью получить статус мастера, стать материально независимым.
*Садить невесту на дежу — обряд, которому придавалось большое значение, особенно в сёлах. Девушка, утратившая невинность до замужества ни за что не садилась на дежу, в которой замешивали хлебное тесто, боясь, что ей не будет счастья в жизни.
*'Ботиночки обул' — подарить девушке обувь во время обручения: залог твёрдости принятого решения
* Малый сойм, соймик — на совете дворян одной волости решались подобные спорные вопросы. В случае женитьбы с неродовитой девушкой герб и родословная, а с ними и право дворянства отнимались. Или, наоборот, это право начинало распространяться на избранницу дворянина и их потомков. В XVI веке браки небогатых шляхтичей с девушками мещанками или крестьянками случались. Были примеры, когда дворовый слуга женился на своей госпоже-дворянке. И она или теряла свой титул, или же её муж становился дворянином — мелким шляхтичем.
*Адамашек — узорчатая или гладкая материя, названная по месту производства (г. Дамаск). Использовалась для пошива юбок, и не только: адамашком покрывались сверху шубы. Была модной и распространённой тканью в XVI — XVIII столетиях. Самые модные в то время цвета адамашка — зелёный, голубой (лазоревый), малиновый. В то время юбки из этой ткани, должно быть, радовали глаз и были очень нарядны!
*Станик (гарсет, кабат, шнуровка) — жилетка, пригнанная по фигуре, застёгивалась на множество пуговиц или зашнуровывалась спереди.
* Подхоружий — второй чин после хоружего — начальника хоругви — воинского подразделения от 100 до 180 (иногда — больше) военнослужащих. Для молодого Владислава это головокружительный карьерный взлёт, ведь он мещанин, а не дворянин.
*Шляхецкая выправка — обязательная часть дворянского воспитания мальчиков и девочек, гордая осанка, умение правильно держать корпус.
* '... брат не даст пропасть сестре... как прописано в законе' — брат вместо отца обязан был позаботиться о незамужней сестре, обеспечив каким-нибудь приданым и выдав замуж.
*Постельницы — женщины из числа родни, стелившие молодым постель и убиравшие её.
* 'Положил монеты в сапоги' — молодая разувала молодого перед первой брачной ночью. Монеты, вложенные женихом в сапоги, доставались ей.
СЁСТРЫ
Бод склонился к уху Василя, попросил:
— Прошу, присматривай за Катериной и Лизаветой. Я уйду.
Благодарный Василь пожелал, чтобы сейчас началось бедствие, и ему удалось спасти — сохранить сестёр! Нет, лучше чтобы он нёс, прижимая к себе, Лизавету, а о Катерине позаботился бы другой достойный молодец — сколько зелёных ребят крутится вокруг них.
Василь Седько заглянул однажды в голубые глаза Лизаветы и утонул в них, и остался в той тихой чарующей глубине...
На правах родственника, по делам и поручениям, ему случалось бывать в семье бортника. В последнее лето отец Лизаветы и Катерины был с ним особо приветлив. Василю показалось, что Бод будто что-то отметил в нём, и после этого Василя стали задерживать до той поры, пока ударят в замке в медное било, подавая сигнал закрывать на ночь въезды в город.
Младшие мальчики во все глаза наблюдали за ним, чтобы потом важно подражать походке и жестам: так и он вёл себя в свои девять лет.
Сёстры Лизавета и Катерина...
Ох, эти сёстры!
Хозяйничают, помогая матери подавать на стол вечерю. Присаживаются напротив...
'Ведаешь, как узнать, какова будет погода на каждую седмицу нынешней зимы?' — рассказывают такое, чему удивляется Василь.
'Смотри: тут, тут и тут — места, только тронь которые, и у человека боль хоть и не уйдёт, но перестанет терзать его, человек успокоится' — это показывает, бродя пальцами близко над шеей и висками Василя, Лизавета. Тонкие розовые пальцы, пальцы мастерицы, как у матери, — как хочется почувствовать их прикосновение на своей коже! А от сестёр веет свежестью молодого берёзового леса, у парня слегка кружится голова. Это, наверное, из-за отваров так благоухают их длинные косы?
Лизавета приветливо улыбается...
...Недавно Василь подошёл к матери, спросил с намёком, насколько близкая родня ему Катерина и Лизавета?
Мать его озадачила. Марья, глядя куда-то в угол, грустно ответила:
— Родня неблизкая. Они хорошие девоньки, но себе на уме, и вряд ли позавидуешь их мужьям...
* * *
Второй день свадьбы справляли в доме жениха, в небольшом именьице за городом. Илья-шафер, новый его друг Яков и мутный парень из квартала халупников — Тишка, явившийся на свадьбу, пользуясь правом, по которому и случайному гостю не отказывали в угощении, придумали, как развлечься. Взрослый Илья давно втихаря заходил к халупнику Тишке. Тишка оставлял его со своей сестрой... Тишка и придумал, как они обойдутся с дочерьми бортника.
— Девчонки сидели дома, беспечные и ничего не понимают. Конечно, сначала испугаются, но тут вы постарайтесь — придумайте, как успокоить, или припугните. А в следующий раз они уже смелее будут: вы опять потискайте да уговорите... Отцу жаловаться побоятся, — я знаю. Если скажут матери, та вряд ли их выдаст: пожалеет, потому что отец у них суровый и, наверное, злой, как чёрт. А мамаша тихая и добрая. Так оно у баб часто делается. Скоро девки станут ручные! — говорил Тишка.
Врал, но сам себе верил — не хотел терять такого знакомого, как Илья.
Илья жил в городской юридике* пана Халецкого, где свой закон и порядок, и налоги меньше. А вдруг Илья поможет, и Тишка перейдёт из халупников в юридику, выслужится до путного слуги, или даже до дворового — чем плохо?!
...Илья вывел из-за стола Лизавету, пригласил развеяться на свежем воздухе. Катерину позвал красногубый Яшка. Сначала они подошли к Анне, почтительно просили прогуляться с девушками во дворе под липами. Анна несколько растерялась — мужа с ней не было, но и просьба парней обычная, вон молодёжь снуёт туда и сюда. И разрешила.
Взрослые неженатики слонялись рядом с девушками.
Сёстрам сразу, только вышли, стало тревожно и сиротливо. Они из вежливости решили пройтись под липами до ворот, за которыми проходил гостинец, сожалея о том, что эти гуляния не так уж интересны...
...Их приглашали в игры, но молоденькие сёстры так смутились, узнав, что надо будет целоваться по очереди с разными парнями, даже вон с теми — некрасивыми и разгульными — что расплакались! Городские мещаночки и весёлые бойкие сельские девушки поутешали их, посмеялись и отстали; перестали уговаривать и тянуть в круг. И потом без них в толпе молодёжи хохотали и весело взвизгивали: резвились вовсю!..
...За столом разные ребята наперебой подсовывали Катерине и Лизавете всякие сласти. Потом, хлебнув наливок, стали поворачиваться, выпячивать грудь, некоторые подмигивали, старались протереться в тесноте мимо них, дёргали, как бы невзначай, роскошные косы. И сёстры опускали глаза от досады, а парни думали, что они скромницы, робкие девушки, вышедшие в первый раз на люди, и пускали слюнки. Но и с этими крупными мордастыми Ильёй и Яковом не веселее... Нет, не веселее! Надо вернуться обратно в дом, к столам и тесному душному многолюдью — к маме!
Илья оглянулся. На дворе торчал брат невесты, Василь. 'Скоро снова начнут обсыпать молодых зерном, говорить пожелания и брат уйдёт в дом,' — решил дружка, позабыв, что и ему надо быть возле молодых в это время.
— Пойдёмте, осмотрим двор жениха, — сказал хитрый Яков, поворачивая за дворовые клети, подальше от шума застолья.
Сёстры как-то странно переглянулись.
— Осмотрим двор? — распела Катерина, подняв пристальные глаза на Якова.
Яков немного оробел.
'Дурочка-малолетка, — подумал он, — полапаю я тебя, беленькая моя козочка! Потрогаю твои...' — и ярко представил, что сейчас будут делать его руки.
Рядом так же говорила с Ильёй Лизавета. Илья ухмыльнулся, дрогнув крутой бровью, и ещё более откровенные мысли прочла Лизавета в ответ.
Так вот они какие, эти парни?!
Не дано им узнать, что теперь чародеек поздно лапать! Особенные эти девушки пережили всё так, будто с ними уже происходит задуманное бесчестье. Как будто их бесстыдно схватили, прижав к стене, и больно мнут им груди, и лезут руками ниже, навалившись, не дают вырваться! И выдыхают в лицо вместе с запахом наливок угрозу не говорить никому ничего, и ловят, открывают им рот мужские жадные губы!
Юные девушки обезумели от ужаса, стыда и брезгливости!
Их испачкали, лишили чистоты, сломили, опозорили! Смяли волю, надругались! Как посмели?! Что с того, что ничего ещё на самом деле не успело произойти-проявиться?!
Что с того?
Полохливым стрижом понеслась птица-мысль: 'Отец!!!'
И Яков, и Илья, глядевшие во все глаза каждый на свою 'козочку', в намерении вот сейчас навалиться, обхватить тонкий стан, — только руки распяли, и вдруг — узрели, — немыслимая дрожь сотрясла девушек.
Чистое, невинное тело содрогнулось!
Не сговариваясь, не помня, кто они и где, сёстры, нарушая суровый запрет, забыв клятву тайны, на виду у парней рванулись — и исчезли, как растворились...
* * *
Василь наскочил на Илью и Якова. Девушек рядом не было.
Их и близко не было!
У слегка подвыпивших парней — с чего бы это? — остекленели выпученные глаза, а рты открылись. И в эти гладкие распотевшие морды, сначала от всей души — Илье, и во вторую очередь, быстро — Якову, Василь заехал кулаком, разбив в кровь свою руку и чужие носы.
— Где сёстры?! — рычал Василь, схватив их за нарядные рубахи, — одного левой, другого правой рукой. Ошалевшие от удивления Илья и Яков, получив по носу, пришли в себя, разъярились, стали месить Василя.
...Илья успел заметить, как ветвистая липа размахнулась нижней тяжкой веткой и ударила его, опрокинув на землю. Второй взмах ветви сверху вниз — так, что полетели не только жёлтые листья, но и мелкие древесные ошметки и сучья — и вот рядом лежит испуганный Яков, а вокруг кружится и шевелится, не успев улечься на землю, густо насыпанная листва с дерева, только что шумевшего этой листвой над их головами.
* * *
— Приведи нашу маму! — просительным голосом Лизаветы, а, может, Катерины, молвила облетевшая липа Василю, который с трудом, опираясь на ствол, вставал после драки.
Василь подумал: это оттого, что раскалывается его голова!
— Приведи нашу маму! — ещё раз едва слышно попросила липа. И добавила: — Василько!
Парень пошёл в дом, оглядываясь. Почему-то обязательно надо сказать Анне, что дочки звали её сюда! Заодно пусть выйдет и мать Марья, кажется, и ей что-то надо здесь...
* * *
Анна под липой тихо сказала Марье:
— Мужа надо позвать, он вызволит дочек. Только бы хозяева не обиделись, что мы ушли. И я не знаю, как доберусь домой?
— Василь, вези Анну! — так же тихо приказала Марья. — Вернёшься, скажешь, что отвёз всех: и мать, и дочек. Ты здоров? — положила она руку на лоб сыну.
И Василь, не решаясь сплёвывать кровь, которой наполнялся его разбитый рот, отвозя Анну, удивился, что бортник уже скачет на взмыленном коне из города им навстречу.
* * *
Когда ещё лежал, постанывая, под липой Василь, Илья и Яков выбрались из вороха листьев. Глаза, волосы, одежда — всё засыпано, запорошено. Отошли за клети, подальше от людских глаз. Долго отряхивали друг друга, расправляли-разглаживали рубахи с выдранными у ворота красными завязками. Зажимали пальцами расквашенные носы. Послали какого-то парнишку посмотреть: нет ли Лизаветы и Катерины среди гостей?
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |