— Это да. Все найденное он отправит во Францию. А местные власти?
— Итальянские чиновники весьма жадны. Их помощь стоит слишком дорого.
— Полагаю, вы сможете договориться.
Лицо настоятеля стало жестким.
— Эти святыни наши по праву, и мы не будем платить за них выкупа.
— Воля ваша, — пожал я здоровым плечом, — но все-таки я так и не понял, я то тут причем?
— Полагаю, вы бы не отказались найти этот монастырь сами? У вас есть необходимые возможности, мы же знаем, где его искать.
Я усмехнулся.
— Вы опоздали, сейчас это известно половине бандитов Ближнего Востока.
Настоятель лишь снова мягко улыбнулся.
— Без нас, они ничего там не найдут.
— Вы так уверены? Дю Понт при всех его недостатках и причудах свое дело знает. Он перевернет монастырь вверх дном, и пролезет во все дыры. Сомневаюсь, что после него там останется что-то кроме пыли и мусора.
— На все Его воля, — воздел глаза к небу монах, — так вы готовы оказать нам посильную помощь в разыскании наших святынь?
— Вы опоздали. Дю Понт уже в пути. Кроме того за мной охотится та самая половина бандитов Ближнего Востока. И пока не безуспешно, — я кивнул на свою перебинтованную грудь, — эти игры зашли слишком далеко.
Настоятель грустно вздохнул.
— Мы полагали, что находка вами статуэтки была знаком свыше. Она уже несколько раз терялась, но каждый раз находилась снова...
— Я материалист и ученый. Уж извините за резкость. Я не верю в мистические совпадения.
— Тем не менее, поверьте, все случившееся с Вами не случайно. И я надеюсь, что, в конце концов, вы исполните возложенную на вас свыше миссию.
Я замотал головой по подушке.
— Последние несколько месяцев я чувствую себя зайцем, убегающим от волков и охотников. Я попадал в подстроенные и естественные авиакатастрофы, тонул в открытом море, меня пытались бросить львам, я падал в ямы со змеями... В конце концов, меня чуть не пристрелили. И знаете что? Хватит с меня острых ощущений!
— Вы находите все это вполне случайным?
— Только не надо мистики. Ничего сверхъестественного и чудесного не случилось. Мне просто везло. В конце концов то, что я прошел всю войну в пехоте и остался не только жив, но и сохранил все свои конечности и внутренние органы в целости и сохранности это везение куда большее.
— На все воля Его... — философски заметил монах.
— В общем, я планирую вернуться домой к моей кафедре и студентам, и забыть про все эти статуэтки и свитки как про страшный сон.
— И вы даже не хотите узнать, для чего все эти статуэтки? — лицо настоятеля приобрело хитрое выражение.
— Искусительство — не ваш профиль, — проворчал я.
Естественно, мне было жутко любопытно узнать все эти детали. Но понимание того, что совсем недавно пуля прошла у меня где-то сантиметрах в пятнадцати от сердца, заметно охлаждало мои эмоции. Ситуация становилась чрезмерно опасной, а шансы — слишком призрачными. Мне уже не двадцать, и стремление к риску постепенно уступает желанию спокойно дожить до старости.
— Ну что вы, — взмахнул рукой монах, — какое искушение. Я всего лишь хочу быть уверен, что вы знаете от чего отказываетесь.
— Я рассчитываю ознакомиться с этим в публикациях дю Понта.
— Что же. Это ваше решение. Мы не можем от вас ничего требовать. Просто если вдруг вы передумаете...
Я отрицательно покачал головой.
— Так вот если передумаете, то я дам вам рекомендательное письмо, которое позволит найти помощь и поддержку среди наших братьев, — он положил на тумбочку желтый запечатанный конверт.
— Спасибо, но это напрасные надежды.
— Кто знает, кто знает... Теперь о насущном. Мы сохранили все ваши вещи. Как только вы достаточно окрепнете, мы принесем их вам. Вы сможете оставаться у нас сколько хотите.
— Думаю, с моей стороны будет не слишком вежливо злоупотреблять вашим гостеприимством.
Если монахи действительно сохранили все мои вещи, то в чемодане должны быть документы на чужое имя, подготовленные для меня в Марселе друзьями Франца. Это позволит мне спокойно и незаметно покинуть Египет и добраться домой. Надо будет только телеграфировать Хеммету в Аден, что дело не выгорело, и задуманная нами экспедиция отменяется. Что ж. Ему так и не удастся войти в историю человеком запечатлевшим на фотопленку сенсационную находку Александрийской библиотеки.
Я вытер пот со лба и сверил адрес. Это здесь. Однако в конце августа в Египте довольно жарко. Я поднялся по ступеням и постучал.
Дверь открылась, и в проеме показалось знакомое лицо с большими серыми глазами.
— Ой. Синьор Бронн. Я не знала, что вы в Александрии...
— Дела, синьорина Ортенсия, пришлось задержаться, вы позволите войти?
Профессор Пикколо не собирался везти дочь в экспедицию, но в свете случившегося рассудил, что лучше, если она будет не слишком от него далеко. И под присмотром его александрийских друзей. Поэтому студенческие каникулы девушке предстояло провести в Египте.
— Это квартира друга нашей семьи, — пояснила Ортенсия, видя, как я озираюсь по сторонам, — он хирург в центральном госпитале Александрии. Отец решил, что будет лучше, если проведу лето здесь. Заодно немного попрактикуюсь. Я думала, что вы отправились в экспедицию вместе с ним.
— Вы одна?
— Да, в госпитале как раз обход и...
— Это хорошо. У меня, синьорина, к вам довольно специфическое, я бы даже сказал личное дело.
Я, морщась, стащил пиджак.
— Что вы себе позволяете? — лицо Ортенсии сначала побледнело, потом покраснело, и в итоге пошло пятнами...
— Вы медик? — я расстегнул рубашку.
— О боже! Что с вами?
— Бандитская пуля. В силу ряда обстоятельств мне бы не хотелось обращаться к официальной медицине, а другого знакомого врача у меня в Александрии нет...
— Садитесь, я сейчас посмотрю.
— Ай-яй-яй! У-у...
— Что вы так кричите? Вы меня напугали...
— Больно.
— Бинты присохли. Так. Что у нас здесь...
— Ой!
— Не дергайтесь, пожалуйста.
— Я стараюсь...
— Вообще заживает довольно ровно. Воспаления особого нет. Надо проверить ребро...
— Ой-ёй. Вы смерти моей хотите, синьорина?
— Кажется, не сломано, но исключить однозначно нельзя. Надо бы показаться врачу в госпитале. Еще рентген бы не помешал...
— Это исключено.
— Я бы сказала, что вы подвергаете себя излишнему риску, не обращаясь за квалифицированной помощью.
— Я полагаю вашу квалификацию вполне достаточной. По крайней мере, выражаться, как заправский врач вы уже научились.
Насколько я смог разглядеть ее щеку и шею, девушка покраснела. Руки у нее немного дрожали, но в целом держалась она молодцом. Для студента она оказалась очень неплохим хирургом. Далеко пойдет.
— Не вертитесь. Я обрабатываю рану.
— Насколько она серьезная?
— Скользящая. Возможна трещина или даже перелом седьмого ребра. Мышцы порваны...
— Ерунда.
— Уж позвольте об этом мне судить. Я хоть и студентка, но все же старшего курса.
— Поверьте, синьорина. На войне я достаточно насмотрелся на пулевые ранения, и авторитетно могу заявить — то, что вы описываете это именно ерунда... Ох! Ну, аккуратнее же, в самом деле.
— Сидите спокойно. Я сейчас наложу повязку. Послезавтра ее надо будет сменить. Вы сможете зайти после обеда.
— Вообще-то я собирался в это время уже плыть в Европу.
— Как хотите. Но я бы настоятельно рекомендовала перевязку под надзором врача. Впрочем, если вас устроит судовой медик...
— Хорошо, хорошо. Я зайду послезавтра после обеда.
Я сидел у маленького оконца, смотрел на залитую солнцем улицу через мутное стекло и размышлял.
Что мы имеем? Где-то в Ливийской пустыне находятся руины, в которых, вероятно, спрятаны остатки Александрийской библиотеки. А также книги и иконы коптов. За этими впечатляющими призами охотятся дю Понт, с нанятым им Невером, ди Мартти со своими сицилийскими головорезами и марсельскими бандитами, и египетские монахи. Первым двоим участникам гонки я уже изловчился стать поперек дороги, и теперь и те и другие очень жаждут видеть меня мертвым. Монахи, наоборот, рвутся привлечь меня на свою сторону.
Ну уж нет. Ди Мартти был готов меня утопить еще в самом начале. С дю Понтом еще можно было бы иметь дело, не свяжись он с аденскими бандитами. Кстати, похоже, что именно для него Невер и выкрал дневники Мильвовского. По крайней мере, в день своего приезда в Аден дю Понт жаловался, что человек, с которым он хотел там встретиться, неожиданно уехал. А как раз накануне произошли события в "Серебряном Гонге" из-за которых Гоше Неверу пришлось бежать... Какое, однако, странное совпадение. Похоже, наш французский профессор с самого начала имел дополнительные козыри в рукаве.
В такой ситуации лезть в эти руины чистое самоубийство. Финита ля комедия. Занавес. Пора возвращаться домой.
Я забрал шляпу и спустился на улицу. Пока не домой, а к моему, если там можно сказать, лечащему врачу. Ортенсия хотела сегодня сменить повязку.
Решение было принято, и настроение у меня было просто отличным. Скоро я уже буду в стенах университета рассказывать о древних языках жаждущим знаний студиозусам. Я шел по александрийским улочкам мурлыкая под нос старую песню саксонских шахтеров.
... и едем мы туда, где рудокопы добывают в ночи серебро и золото из скал...
Я вырос в стране рудных шахт и с детства остались теплые воспоминания о небольших уютных кабачках и звучавших там песнях.
... и в глубокой темной шахте я думаю о тебе...
Я поднялся по ступеням и постучал в дверь. Она медленно подалась, и меня охватило сначала чувство дежа вю, а потом ужас... Неужели опять! Ее-то за что?
Я распахнул дверь и вбежал внутрь. Цепочка темно-бурых пятен на паркете тянулась от входа к кабинету.
— "Может грязь, или машинное масло"? — пронеслась мысль.
Увы, это не было ни то, ни другое.
Я бросился в кабинет. Никого. Те же пятна на полу, то каплями, то размазанные, словно по полу двигали что-то тяжелое. Отпечаток башмака. Мужской. Размером почти с мой. Разорванная штора, большой лоскут оторван и брошен на пол. Женская туфля в углу. Кажется, в тот день на Ортенсии были такие же... Или нет? Не помню.
У кресла что-то блеснуло. Хирургический нож. На лезвии все те же красно-бурые разводы. Я коснулся одной из клякс пальцами. Уже густеет, но еще не засохла. Эту кровь здесь пролили совсем недавно.
— Сядь и успокойся. Выпей кофе.
— Омар, ты не понимаешь...
— Она тебе так дорога?
— Она еще почти ребенок, Омар. И я уверен, что именно из-за меня ее похитили!
— Ты был у нее позавчера. А похитили ее, ты говоришь, лишь сегодня. Они так неторопливы, или твой визит не имеет к этому отношения?
— Не знаю, — я покачал головой, — все эти похищения, покушения и перестрелки. Я начинаю уставать от них, Омар. Хочется уехать и отдохнуть.
— Это последствия твоего ранения, — мой визави прошелся по комнате, — ты еще не до конца оправился.
— Возможно. Но сейчас я должен что-то сделать!
— Сделаешь. Я уже попросил моих людей поговорить с соседями и прислугой. В ближайшее время мы будем знать, что там случилось.
— А если будет поздно?
— Если они хотели ее убить, то сделали бы это сразу. Значит, она им зачем-то нужна живая. Так что пей кофе и жди.
В дверь постучали. Омар вышел. Я оставил в покое кофейную чашку и заметался по комнате. Это, положительно, выходит за всякие рамки. Во что ты меня втянул, Карл? Еще немного и дело кончится трупами...
Омар вернулся.
— Ну что?
— За час до твоего прихода в квартиру поднялись несколько европейцев. Вышли они оттуда с большим мешком. У одного из них куском шторы была перевязана рука. Они положили мешок в автомобиль и уехали на юг.
— Мы должны ее найти...
— Это были люди ди Мартти. Машина, на которой они уехали, сейчас находится в местечке называющемся Ком-Эль-Шукафа. Это в южных пригородах.
— Едем! — я вскочил.
Омар осуждающе покачал головой, но ничего не сказал.
Ком-Эль-Шукафа оказалась глухой окраиной, застроенной складами и сараями. Запыленный "Фиат" притулился в небольшом переулке. Позади машины белела вывеска какой-то конторы торгующей фруктами. Похоже здесь у нее был склад.
Мы с Омаром и его людьми обошли его по переулку. Я вскарабкался на массивную ограду. Во дворе было пыльно и пусто. Я сделал знак остальным и мы, стараясь не шуметь, один за другим перелезли внутрь. Начинало темнеть. Мы прошли внутрь массивной кирпичной постройки. Полутемный коридор, заставленный товаром, тянулся вглубь здания.
Лавируя между ящиками с яблоками и апельсинами, я прополз к дверному проему из которого в коридор падал яркий луч света. Изнутри доносились знакомые голоса.
— Проклятая девчонка, — я узнал своего старого знакомого Адриано Феличетти, того самого, что подстроил катастрофу цеппелина, столкнул меня за борт "Майкла Блондена" и похитил профессора в Турине, — прошлый раз она прокусила мне ладонь, теперь руку порезала. Хорошо левую.
— Ты просто не умеешь обращаться с женщинами, — засмеялся его невидимый собеседник, судя по голосу и акценту — еще один мой старый знакомец — Розарио.
— Вот тебе смешно, а она могла серьезно меня покалечить. Чуть до кости не дошло. Кому я нужен без руки?
— Бери пример с меня, ни единой царапины...
— Ты просто всегда в стороне стоял. А из женщин ты умеешь обращаться только с женой. Семь дочерей — это суметь надо...
— Конечно только с женой. Я честный католик. И чту заповеди...
— Ага, особенно шестую...
— Ты о чем?
— Просто так. Лучше скажи, ты давно вниз спускался?
— Часа два, наверное.
— Надо бы еще раз сходить. Проверить.
— Да куда эта девка денется. Замок надежный.
— Все равно мне не спокойно. Надо было ее прикончить сразу, как она все рассказала...
— Дону Никколо виднее, он сказал оставить до утра.
Я оглянулся. В дальнем углу темнел спуск в подвал. Я отполз от двери и спустился туда. Рассохшаяся лестница предательски скрипела, но увлеченные беседой мафиози этого не заметили.
Внизу оказалось небольшое помещение с четырьмя дверьми, по одной в каждой стене. Крошечная лампочка у лестницы едва освещала каморку. Я потянул за ближайшую ручку. Заперто.
Один из людей Омара отодвинул меня плечом и зазвенел отмычками. За дверью оказался склад ящиков. Крепко пахло яблоками.
— Не здесь, — прошептал я, — открывай следующую.
Позади кто-то с грохотом свалился с лестницы. Кажется, это был Омар...
Над нашими головами загрохотали башмаки.
— Кто здесь? — крикнул из коридора Розарио.
Омар выстрелил. Сверху донеслись сначала проклятия, потом ответные выстрелы. К счастью при таком освещении попасть в кого-либо из нас было достаточно сложно. Впрочем, нам в кого-либо из них тоже.
Я бы предпочел выждать и стрелять наверняка, но любовь южан к внешним эффектам оказалась сильнее. Помещение моментально наполнилось пороховым дымом, а уши заложило от бесконечного грохота выстрелов.
— "Хоть бы шальной пулей Ортенсию не зацепило", — подумал я, отступив в дверь, и укрываясь за штабелем ящиков с фруктами.
