"Твердь‟.

Проводив взглядом скорбную процессию, Кныш, привыкший ко всему, вернулся на исходную позицию, и снова приступил к обязанностям наблюдателя. Надо сказать сделал он это как нельзя вовремя: из — за угла сильно побитого кирпичного дома, выбежал мужчина в камуфляже, на плече которого покоился заряженный гранатомёт: 'И чего им неймётся?‟ — Пока Минька вскидывал, свою винтовку, пока прильнул к прицелу, мужичок, сделавший ещё два спешных шага, остановился, стал во фронт и навёл своё страшное оружие в сторону школы. Мине показалось, что находящаяся в стволе граната смотрит прямо на него, однако сознание и тело не поддались столь опасной в таких ситуациях панике — действовали на автомате. Выстрел. Снайпер опередил гранатомётчика на какие-то доли секунды.

Винтовочная пуля вошла в незащищённый бронежилетом плечевой сустав, гранатомётчик дёрнулся; его торс окутался облаком дыма, это стало результатом того, что из ствола выскочил огненный шар с чёрной точкой посредине и стал приближаться. Однако повезло, опасный огненный заряд, прошёл слишком высоко, даже не задев крышу захваченной урчиками школы. Всё это, происходило как-то резиново — растянуто. И воспринималось Монькой как иррациональная постановка в театре абсурда. Вот даже подстреленный противник, еле видимый за сизой пеленой, медленно отшагнул назад, неспешно отбросил неторопливо полетевшую трубу гранатомёта, и, скорчив жуткую гримасу боли, схватился здоровой рукой за рану. В следующее мгновение, время опомнилось и помчалось с прежней скоростью. Закрутился волчком подстреленный мятежник, из укрытий выскочили двое пулемётчиков, и открыли не прицельный, беспокоящий огонь. А ещё двое, неизвестно откуда вынырнувших вражин, подхватили раненного и поспешно потащили его под защиту уже известного кирпичного дома. Так как пулемётчики неправильно определили, откуда стреляли по их товарищу, то и снайпер мог неторопливо прицелиться и произвести второй выстрел.

Весьма крепкий стрелок, ведущий огонь от бедра, на секунду отвлёкся, мельком взглянул на то, как эвакуируют его раненого сослуживца. В тот же момент его голова дёрнулась, с неё слетела каска, а тело рухнуло на покорёженный асфальт. И было столько неестественного в подвёрнутых ногах и неправильно взъерошенной на виске причёске, что сомневаться в его мгновенной гибели было невозможно.

Однако второй пулемётчик сумел заметить вспышку выстрела, и перенёс свой огонь на нужное окно. Кныш услышал, как пули застучали по партам. Увидел, как в их столешницах появилось несколько новых отверстий. Действуя на выработанных инстинктах, снайпер упал на пол. Тихо радуясь своей удаче — его не зацепило ни единой пулей.

Оглядевшись по сторонам, Миня заметил, что стал объектом всеобщего внимание. Множество усталых глаз, в которых вместо недавнего боевого задора виднелась тяжкая обречённость, безмолвно вопрошали: 'И какого лешего ты стрелял? Какого чёрта разбудил лихо?‟

Поняв, что от него ждут ответа на беспокоящий всех немой вопрос, Минька выдавив из себя некое подобие добродушной улыбки, проговорил: 'Нас хотели слегка поджарить — из РПГ. Вот я и пояснил им, что так делать нельзя‟. — Вот только на эту грубую, бравурно вычурную шутку никто, никак, не отреагировал, не до юмора, когда бой грозит разгореться с новою силой. Это понимал и Миня, поэтому он, низко пригнувшись, проследовал к соседнему окну (по которому, в данный момент обстрел не вёлся) и изготовился для стрельбы.

В своих действиях, Кныш был не одинок. Подгоняемые Манулом, недавно получившего на погон вторую лычку и ставшему роёвым, неспешно занимали позиции у окон, и начинали вести скупой огонь — короткими очередями. А противник, поменял тактику, сейчас уже никто не выскакивал на открытое пространство, а обстреливали, на короткий промежуток выглядывая из-за укрытия.

'Да-а-а, они не дураки, — думал Минька, рассматривая через прицел улицу и не успевая прицелиться по противнику, — в этой игре на нервах, они нас переигрывают в сухую. Уже третьи сутки су...и, не дают нам покоя, всё время, почти не делая перерывов, нас прессуют. От усталости, мои товарищи, да и я сам, валимся с копыт, прямо как загнанные лошади. Да и патронов то у нас ёк. А если сепары подгонят танк, нам звездец, нету ни одного РПГ...‟.

'Значкового Луця убили! — послышались истеричные крики с правого фланга, — убили-и-и!‟

Снайпер отвлёкся на какую-то секунду, дабы отыскать на паникёра, и заметил как того приласкал один из бойцов, оказавшийся рядом. Удар под дых и молодой солдатик замолк, по виду совсем ребёнок, согнулся пополам, и как рыба, стал хватать ртом воздух.

'На то и война, сопляк, на ней всегда кого-то убивают. — Пробасил незнакомый Миньке гвардеец. — А твой Луць не единственный наш командир. А будешь сеять панику, то пристрелю. Пущу в расход любого паникёра.‟

Окончание поучительного монолога, Миня слушал прильнув к прицелу, навскидку навёлся, выстрелил, но цель успела скрыться за углом дома.

Глава 21

'Ну что ждём? Кареты поданы! Прошу всех пройти на посадку! — несмотря на шутливый тон и напускную браваду, роёвый Манул, суетливо посматривал на северо-восток, исподволь ожидая от туда нападения. — Не обессудьте господа, но лимузинов нема! Уси кончились!‟

Несколько бойцов, засмеялись, но получилось это как-то неестественно, нервозно. Даже в ответной шутке рыжего гвардейца: 'Прошу подогнать транспорт к моему подъезду!‟ — чувствовалось сильное напряжение и некая обречённость. И было от чего так нервничать. Обнаружь противник образовавшееся скопление людей и техники; наведи артиллерию, и накрой эту площадь, урон будет колоссальным. Ни один снаряд не останется без добычи, каждый найдёт свою жертву. Да и то, что им предстояло делать, также было не безопасно.

'Мехводы! Повторяю! Выезжаете на ту сторону лесополосы, и сразу же рассредоточиваетесь по полю! К лесопосадкам не жмитесь! Хотите выжить, не кучкуютесь, противник, в первую очередь будет стрелять по группам, так у него больше шансов кого-либо из вас подбить! — Этот инструктаж, слышался со всех сторон и весь сборный отряд, давно выучил его наизусть, однако отцы командиры, продолжали его твердить — как заклинание. — Во время броска, выжимаем из машин всё что возможно и ни в коем случае не останавливаемся. ...‟

Кныш забрался на броню указанной ему БМП, взял у Ступы свою винтовку, и помогая влезть, подал роёвому руку. При этом он старался не встретиться взглядом с вечно злыми, желтоватыми глазами Манула. Они хоть и сдружились, но смотреть глаза в глаза своего товарища, Минька остерегался. Впрочем было не до гляделок, мощная рука Богдана, до боли сжала кисть снайпера, так что затрещали суставы, и Бодя, весьма сноровисто вскарабкался на боевую машину. Немного повозился, удобнее устраиваясь среди закреплённого на ней барахла и не поблагодарив за помощь, уставился взглядом в одну лишь ему известную точку. Такие резкие переходы, от показной бравады, до резкого погружения в самосозерцание, или проще говоря, в ступор, посещали многих. Поэтому на такое, никто не обращал никакого внимания.

Вот так и сидели, заворожённо наблюдая за тем, как подчиняясь командам командиров среднего звена, машины формируются в некое подобие колонн. Всё это выглядело суетливо, и больше всего походило на плохо отрепетированный спектакль любительского театра. Что кстати, было не так уж и далеко от истины. Ведь командиры сотен, вынужденно взвалили на свои плечи то, о чём имели только поверхностное представление. Сами брали на себя эту ношу, понимая, что иначе их ждёт неминуемая погибель, если не от пули, то от голода.

Среди окруженцев творился полный бардак и назревали волнения. Все последние дни, сидя в землянках и питаясь тем, что смогли стащить или обменять у местного населения; бойцы только и говорили, что командование их бросило на произвол судьбы, сбежало. Всё чаще и чаще, слышалось: 'Да что для воевод наша жизнь? Они только о своей мошне думают, отжимая себе наши деньги! А мы для них тьфу, плюнул и растёр. ... Они вона что учудили, нас значится бросили, свой хабар забрали и в стольный град смылись. А мы знамо тута, брошенные командованием сиди, жди когда нас как курей порешат. ... Надобно идти в Ринлев, да поднять на штыки всех этих дорвавшихся до власти предателей! ... ‟

Вот так, рассеяно смотря за последними приготовлениями, и перебирая в памяти до обыденности монотонные события последних дней, Миня старался не думать о том, куда повезёт его машина, и что ему приготовила злодейка судьба. Благодаря событиям последнего времени, он стал убеждённым фаталистом и давно плыл по течению — будь что будет. Неожиданно, Минька был вынужден вынырнуть из нелёгких дум, в утробе БМП заскрежетал стартер, заурчал дизель и корпус машины завибрировал еле ощутимой мелкой дрожью. Десант, сидящий на броне, оживился, люди заозиралась, закрутили головами. А машина, дёрнувшись, медленно поползла вперёд, пристраиваясь за сильно чадящим едким, густым, чёрным выхлопом, танком. Вскоре, обе машины стали, но двигатели не заглушили. Немного погодя, за коробочками пристроился армейский, тентованный грузовик. Было хорошо видно, как в его кабине, молодой водитель, обеими руками сжимая баранку, кивал чего-то говорящему ему значковому, но вряд ли понимал смысл сказанного. Пассажир, видя состояние своего подчинённого, несильно ткнул того кулаком в челюсть. Тот дёрнулся, в недавно обречённо-отстранённом взгляде промелькнула обида, а за ней пришло и полное осознание всего того, что вокруг него происходит. По крайней мере, Минька, ставший невольным свидетелем этого терапевтического действа, именно так воспринял всё происходящее.

Немое кино, о приведении в нормальное состояние молодого бойца, вызвавшее злой смешок у Манула, осталось без продолжения. Колонны пришли в движение. Техника медленно, с короткими остановками пробиралась к опасному пустырю, к тому, по которому ей предстояло прорываться к своим. Так что, все гвардейцы, без исключения, смотрели вперёд и прислушивались, не началась ли стрельба. Послышались плоские шутки, но на них никто не реагировал, включая и самих, изрядно нервничающих юмористов. Им предстояло участвовать в авантюре, где от их действий ничего не зависело. Но и в случае удачи, приз был чрезвычайно высок — жизнь.

Последние метры до лесопосадки, служившей естественным укрытием от наблюдателей противника, вызывали волну небывалого возбуждения. Люди улюлюкали, кричали банальные речёвки, или посылали проклятья на голову врага, горланя во всю мощь своих голосовых связок. Но были и те, кто не в силах скрыть волну навалившегося на них страха, не нашёл ничего лучшего чем, хватался за что ни будь, и держаться мёртвой хваткой, лишь бы во время бешеной 'скачки‟ по пустырям, не свалиться с брони. Такие совершенно не реагировали на любые действия своих сослуживцев — в лучшем случае демонстрировали неестественную, вымученную улыбку.

Но вот достигнуто огромное, открытое всем ветрам пространство, двигатели натужно взвыли, и машины понеслись вперёд. Та техника, что была на гусеничном ходу, и чьи механики-водители не боялись застрять на ухабах и впадинах, медленно рассредоточивались по пустырю. Колёсные машины наоборот, продолжили движение по разбитой, извивающейся как змея грунтовке. Пока что всё было спокойно, так что Минька, опасливо поглядывающий на далёкую полосу деревьев, начал надеяться на то, что ему всё же удастся проскочить весь опасный участок, так и не подвергнувшись обстрелу.

Мечты, надежды, в нашей жизни, они имеют одно зловредное свойство — не всегда сбываются. Вначале, в воздухе замелькали росчерки трассирующих пуль, они пролетали мимо машин плотными роями, собирая свою кровавую жатву. Можно сказать, что в какой-то степени повезло Манулу, рядом с ним ударила пуля, чиркнув по наклонной броне башни, ушла рикошетом вверх, и впившись своим небольшим осколочком в кисть Богдана. Он почувствовал, как его руку что-то обожгло, отдёрнул её и затряс. А башнер, тем временем повернул башенку, и начал вести по лесопосадке заградительный огонь. К этому действию присоединился и часть сидящего на броне десанта.

Продолжателем этого действа, стала артиллерия. Было неизвестно, кто стрелял, расчёт полевых пушек, или танкисты. Но, то тут, то там, стали подыматься земляные фонтаны первых взрывов. Да и выучка сидящих в засаде бойцов, была на высоком уровне. Во многих местах пустыря, стали фиксироваться прямые попадания по технике. Тяжёлый снаряд, разнёс идущую в стороне легкобронированную машину. Минька видел, как взрывом разворотило её корпус и всё что находилось на броне, закреплённые вещи и десант, кувыркаясь полетели в разные стороны. Всё происходило именно так, или то, что было мельком увидено, дополнилось фантазией возбуждённого мозга. Но полностью сосредотачиваться на созерцании этого ужаса было некогда, то тут, то там, рвались снаряды, грохотало, и смерть хватала своими костлявыми руками всё новые, и новые жизни. Вот опрокинулся, заскользил по дороге и вскоре замерев, запылал бензовоз. Затем, взрывом опрокинуло легковую машину-внедорожник, впрочем, Минька видел не всё из того, что происходило вокруг него. Он, помимо своей воли смотрел на вражеские позиции, и только временами отрывал от них свой взгляд. А что ему ещё было делать, на ходу и при неимоверной тряске, его снайперская винтовка была бессмысленным балластом — невозможно прицелиться или вести автоматический огонь. А другого оружия, кроме пистолета, у снайпера не было.

Кныш не заметил, как боец, сидящий немного позади него, дёрнулся, за малым не слетев с машины, как-то удивлённо посмотрел на свою грудь. До сознания парнишки ещё не дошло, что неожиданный, сильный удар, принёсший жгучую боль под столь ненадёжным бронежилетом, только что, безжалостно, разорвал нить его жизни. А через пару секунд, тело молодого революционера, испуская дух, обмякло и во время сильного толчка (видимо машина немного подпрыгнула, наткнувшись на большую кочку), соскользнуло с кормы БМПшки. Если эту трагедию кто-то и заметил, то не стал кричать и барабанить прикладом по броне: 'Остановитесь! Человека потеряли!‟ — Все прекрасно знали, что в этой жестокой гонке на выживание, никто не будет даже слегка притормаживать. И если кому-то не повезло, то значит такова его судьба: с которой, несчастный должен смириться.

Одновременно как было потеряно тело убитого гвардейца, с машины за малым не слетел Ступа. Роёвый в этот момент, вёл огонь в район замеченной им вспышке орудийного выстрела: попасть в кого-либо из артиллеристов он и не надеялся, но был шанс хоть немного осложнить работу вражеского расчёта. Так бы и вылетел Манул, катапультированный прыжком БМП через внезапно попавшее под гусеницу препятствие, но Кныш, держась одной рукой за натянутый по корме машины трос, умудрился схватить своего друга за шкирку. Неизвестно, каким чудом они удержались, но Богдан, осознав что только что сделал его товарищ, коротко поблагодарил того кивком, и оглядевшись, схватился свободною рукою за какую-то скобу. Бодя решил: 'Пусть продолжают стрельбу другие, а мне нужно держаться и добраться до конечной точки назначения‟.