Глава 14. Факультатив по мыслечтению.
Утро началось ужасающе. Во-первых, Гарри проспал. Все было бы ничего, тем более, что перспектива поспать подольше ему обычно ужасно импонировала, но процесс пробуждения оказался кошмарным, точно так же, как и сам сон. Гарри подскочил от пронизывающего холода, точно на него вылили целый ушат ледяной воды. Профессор Биннз меланхолично просочился сквозь его тело еще разок и недовольным голосом объявил:
— Подъем, лодырь!
От удивления — такой эмоциональности от Биннза Гарри никак не ожидал, на уроках он был скучен и равнодушен, — и неожиданности парень отшвырнул одеяло на пару ярдов и попал им в Симуса. Симус тут же грохнулся на Дина, несшегося из ванной с баночкой шампуня в руке. Шампунь угодил в Рона, и по его робе и всей мужской спальне шестого класса Гриффиндора распространился аромат абрикоса и гамамелиса. Невилл закашлялся от крепкого запаха магловского зелья для мытья волос и звонко чихнул прямо в подставку с сухими красками, которые смешивал Дин, надеясь добиться нужного эффекта в магической живописи: оживления картины. Краски плавно спикировали на пижаму Гарри. Такого бардака уже давно не случалось.
Профессор Биннз недовольно взирал на бедлам, который ухитрились сотворить гриффиндорцы и умиленно прослезился. Прозрачная слеза карикатурно повисла у него на самом кончике носа:
— О Мерлин! Как же давно я не видел подобного гриффиндорского разора! Честное слово, быть просто призраком куда приятнее, чем быть учителем!
Ребята слушали его, раскрыв рот. Наконец, Рон очнулся.
— Мы на него дурно влияем, — он с жалостью оглядел профессора Биннза, безнадежно пытавшегося сохранять на бледном лице подобие строгости. Затем Рон недовольно стянул мантию через голову и скомкал ее. — Дин, почему это чертово зелье такое вонючее?! Гарри кинь, пожалуйста, мне другую. Вон, она висит на стуле!
Гарри, ворча, не помещаясь одной ногой в штанине, а другой — в носке, попытался дотянуться до ронова стула и грохнулся на кровать.
— Чует мое сердце, сегодня будет ужасный день, — напророчил он, скомкав мантию и швырнув ее Рону.
— Шрам болит? — тихо поинтересовался Рон, пытаясь застегнуть мантию снизу вверх и путаясь в застежках. — Или приснилось что-то жуткое?
— Да нет, — помотал головой Гарри, ни за что не желая признаться Рону, что он только что видел во сне.
Рыжая голова в крови. Огромное поле, покрытое трупами гоблинов, людей и мерзкими вонючими тушами троллей. Смрад от кровоточащих тел и горелого мяса. Крики мужчин и рыдание женщин. Он видел стада кентавров, мчащихся прочь от безумия битвы. Он слышал звон оружия, стоны раненых и чавканье мечей, жадно входящих в живую плоть, корчившуюся от боли, бьющуюся в агонии...
Рыжая голова в крови. И — ужас от того, что сейчас его больше не будет, от того, что смерть этого человека означает и его смерть. Никогда еще Гарри не было так страшно, как в этом диком, бесчеловечно жестоком сне. Никогда еще он так не хотел умирать.
Рыжая голова в крови. Неужели это был кто-то из Уизли? Рон? Джордж? Билл? Чарли? Перси? Неужели это был не сон, а настоящее видение. Снова Вольдеморт? Гарри украдкой потер лоб. Он не соврал Рону: шрам не болел.
Гарри потихоньку вздохнул и посмотрел на свою пижаму, новую, купленную мисс Эвергрин на Диагон-Аллее прямо перед школой. На пижаме были нарисованы снитчи. И теперь негодяйские золотые шарики как бешеные летали по всей поверхности пижамы, там, где на нее попала краска.
Вот проклятие!
Гарри кое-как умылся и на всех парах понесся за Роном на завтрак. Завтрак уже заканчивался, и Гермиона, окруженная толпой промерзших второклашек, сворачивала свою переносную библиотеку. Люк Дэниэлс и Тоби Табби спешно записывали последние Огненные Заклинания: они не приготовили домашнюю работу потому, что вчера весь вечер обсуждали с братьями Криви, каким образом возможно довести профессора МакГонаголл до белого каления и остаться в живых. Тема была животрепещущая: Клара ухитрилась упустить в окно белку, которую профессор ей вручила для превращения в пепельницу и заработала минус десять баллов и взыскание. Собственно, белку Клара упустила нарочно, чтобы, как она объясняла в гостиной, никому не пришло потом в голову затушить сигарету об ее симпатичный хвостик. Но профессор все равно ужасно наорала на нее, что было строгой МакГонаголл совсем не свойственно. Под вечер оказалось, что белка совсем не сбежала от них, а, напротив, забралась в гриффиндорскую башню, в спальню девочек третьего класса, что обнаружилось, когда одна из третьеклассниц села на белку в постели. Поднялся безумный визг, и дикий бедлам продолжался до тех пор, пока Клара, ворча что-то про истеричных девиц, не пришла за несчастным животным и не забрала его. Она устроила белку в гостиной, где та быстро освоилась и с удовольствием хрустела предложенными ей Всевкусными орешками и орешками обыкновенными, не обращая ни малейшего внимания на Криволапсуса, то задумчиво переводившего на нее свои фонари, то изредка отвлекавшегося, чтобы полюбоваться Цирцеей, лазилем Парвати. Клара с наслаждением провела несколько экспериментов над окрасом белки с помощью заклинания Колорум, и, остановившись на угольно-черном цвете, мстительно назвала белку Севериной, заставив Гриффиндор хохотать до слез: зубы у белки были такие же желтые и длинные.
— Где вы были так долго? — прошипела Гермиона, пока Гарри и Рон забрасывали себе в рот обжигающую овсянку. — Сегодня жутко ответственный урок по Трансфигурации, забыли?
Гарри, и правда, забыл, что профессор МакГонаголл объявила о начале занятий по Креативной Трансфигурации с октября. То есть, с сегодняшнего дня. Это означало, что шестиклассники приступали к самому сложному разделу этой науки: созданию материальных предметов из ничего. Для этого требовалась предельная концентрация и знание заклинаний на латыни и иногда на других мертвых языках, включая эльфийский. Впрочем, с последним проблем не возникало. Глориан, эльф с тысячелетним прошлым, весьма успешно начал свою преподавательскую деятельность в ХХ веке. Классы были от него без ума, его легкие, летучие объяснения такого сложного предмета, как Древние Колдовские Языки, оседали в головах учеников с невероятной простотой. Те же ученики, и, особенно, ученицы, которые не могли усвоить тяжелые спряжения эльфийских глаголов или разветвленную систему одушевленности в родном языке Глориана (разной степенью одушевленности обладали все виды деревьев, трав, животных и магических существ, причем, некоторые из них имели больше ее признаков, чем люди), старались только из-за того, что не хотели доставить неприятности такому учителю, как Глор. Он тут же обзавелся кучей поклонниц и теперь по количеству обожательниц мог заткнуть за пояс Локхарта, но наследный принц Леса Теней к этому не стремился. Он одинаково терпеливо и неизменно доброжелательно относился ко всем: от Дамблдора до Невилла Лонгботтома, который был не в состоянии даже проспрягять эльфийский глагол "цвести". Некоторую проблему вначале создавали уроки у слизеринцев, на которые Глор ходил с содроганием, но через некоторое время Гарри услышал о том, что в гостиной вечного соперника Гриффиндора состоялось несколько яростных ссор между представителями сильного и слабого пола. Представительницы последнего защищали профессора Глендэйла зубами и когтями в буквальном смысле. Драко Малфой после одной из таких стычек долго ходил с повязкой на лице под глумливые перешептывания гриффиндорцев, а Панси Паркинсон, по слухам, написала домой категоричное послание с приказом прислать из дому целую батарею зелий для выведения веснушек.
Гарри потихоньку занимался со Сьюзен. Когда Рон интересовался, чем они так заняты, Гарри честно и благородно отвечал, что они оба развивают свои скрытые способности должным образом, что было чистейшей правдой. Профессор Спаржелла предоставила в их распоряжение кабинет Магического Домоводства и несколько обрезков шерсти единорога, так что они оба могли без помех совершенствовать скрытые дарования. Гарри и Сьюзен убирали парты и стулья, садились в центр комнаты и брались за руки. Тонкая шерстинка единорога дрожала в потоке светящейся магии в хрупком кулачке Сью, крепко обхваченном рукой Гарри, и медленно отращивала корешки и почки. Профессор Спаржелла была поражена успехами, которых они достигли и восторженно поведала о них профессору МакГонаголл, которая сперва весьма скептически отнеслась к занятиям Гарри (слово это она произносила с величайшим подозрением), но потом смирилась, сделав, правда, парню суровое внушение на будущее: Трансфигурация, мол, очень обширная наука, и нельзя уделять только одному ее аспекту так много времени. Декан Хуффльпуффа помогла Гарри еще и в другом. После недели занятий в ее кабинете к Гарри решительно подошел Джастин Финч-Флечли и хриплым голосом потребовал объяснить ему, что Гарри подолгу делает наедине с его, Джастина, девушкой. Гарри попытался объяснить это нормальным языком, но Джастин, кажется, был не расположен понимать по-человечески. Тогда разговор стремительно перешел в фазу оскорблений и почти подошел к фазе синяков и шишек, если бы не подоспела профессор Спаржелла. В весьма категоричных выражениях она велела Джастину не беспокоить Сьюзен и Гарри, чем довела его до состояния бешенства, никогда не свойственного раньше кроткому хуффльпуффцу. Гарри его понимал: хотя он сам клялся Джастину, что в их занятиях со Сьюзен нет ничего личного, каждый раз, когда ее головка склонялась к его лицу, чтобы получше рассмотреть очередной стебелек ольхи или ясеня, его щеки багровели, кровь начинала бежать быстрее, мысли путались, и он понимал, что врет Джастину. Но ничего поделать с собой Гарри не мог. Он тщательно выводил идиотские прыщи, вновь обсевшие его нос и щеки, и думал о том, что Сью скажет ему после того, как увидит, какой сюрприз он ей припас на этот раз. Гарри приносил ей цветы, каждый раз новые, эту идею ему подкинули в тот самый вечер, когда разговор о его личной жизни всколыхнул всю гостиную Гриффиндора. Почему-то выращивать целые кусты роз для Сьюзен с помощью своей новой палочки для него не составляло труда, а, напротив, было ужасно приятно.
С мыслями было все намного хуже. Каждый раз, когда они со Сьюзен заканчивали "вытворять эти фокусы", как ехидно называл их занятия Рон, Гарри и девушка тут же начинали болтать и спохватывались только когда уже начинало темнеть. Немало нервничал Гарри и из-за того, что их занятия с Глорианом тоже потихоньку сошли на нет: он был слишком занят из-за Сью, а Глор был увлечен процессом проведения уроков по Древним Колдовским Языкам настолько, что у него уже не оставалось времени на эксперименты с мечом.
Гермиона тоже вовсю старалась. Как и Гарри, она по возможности оставалась после уроков в классе, в данном случае — в кабинете Трансфигурации, и усердно занималась левитацией. Если учесть и дополнительные занятия по Магическому Домоводству, на которых Гермиона упорно пыталась преуспеть при помощи Сьюзен и Джинни, то несчастная староста Гриффиндора трудилась, как пчела. Профессор МакГонаголл умилялась, видя, как тяжело работает Гермиона: спустя неделю после начала занятий девушка уже вполне могла перемещаться по воздуху вверх-вниз. Правда, продвигаться в горизонтальном положении у нее пока не получалось, но Рон, как правило, сидевший тут же и бренчавший на гитаре, как он выражался "для вдохновения", утверждал: даже за лето Гермиона не достигла таких результатов, как сейчас, и скоро она сможет играть в квиддич вместе с Гарри, только без метлы.
С квиддичем была еще та проблема. Гарри, не имевший метлы теперь, зато занятый целой кучей личных и не очень дел, даже не думал о том, чтобы упрашивать школьное руководство возобновить соревнования и тренировки. Делегация гриффиндорцев, состоящая из Клары Ярнли, Симуса Финнигана, Стеллы Таргет и возглавляемая Колином Криви потерпела фиаско, столкнувшись с упорством профессора МакГонаголл, не желающей даже слышать о возобновлении соревнований в такое время. Клара была в бешенстве: новенький Всполох, подаренный ей отцом, пылился в углу, и под ним пристрастилась спать Северина. По школе туманом плыл страх перед неизвестным будущим, перед возможной атакой Вольдеморта, тем более что в газетах, теперь нечасто попадающих в школу, некоторые волшебники в открытую призывали признать власть Вольдеморта, и многие сумасшедшие с ними соглашались. Драко Малфой расхаживал по школе с многозначительным и наглым видом, вызывая у Гарри с Роном жесточайшие подозрения ("глаза и уши Вольдеморта", как-то в сердцах назвал его Рон). Фудж почему-то опять не подавал никаких вестей, говорили, что и Национальная Квиддичная Лига была распущена в связи с активизацией темных сил и ослаблением охраны Азкабана. Мадам Хуч была тоже недовольна тем, что она с должности преподавателя в этом году из-за отсутствия первого класса и соревнований между факультетами была переведена в должность смотрителя. Дамблдор, по слухам, поручил ей облетать на метле все школьные владения и проверять сохранность защитного укрепления. Иногда к мадам Хуч, весьма недовольной такой работой, но сознающей ее ответственность, присоединялись и другие преподаватели. Гарри раньше почему-то думал, что это зрелище невозможно себе представить, но факт остается фактом: однажды он увидел на метле даже профессора МакГонаголл. Гарри долго хохотал: суровая деканша оказалась точь-в-точь похожа на тех ведьм, которых обычно рисуют в детских магловских книжках. С высокой шляпой, из-под которой вылетали выбившиеся из тугой прически седые патлы, с торчащими в разные стороны ногами в викториански скромных высоких полусапожках и в развевающейся по ветру мантии декан Гриффиндора представляла собой крайне комичное зрелище. Смешно выглядел на метле Флитвик — крохотное нечто, притулившееся на краешке старинной "Серебряной стрелы", старательно совершающее повороты, дабы не упасть с метлы. Профессор Астрономии Синистра и профессор Арифмантики Вектор обычно вылетали на дежурство вместе, два одинаково сухих сгорбленных вопросительных знака в широких старомодных дамских брюках. Пухленькая профессор Спаржелла никогда не садилась на метлу во избежание перегрузки оной. Профессор Снейп, по слухам, как Дракула, вылетал чаще ночью и внимательно контролировал не столько наличие защитной преграды вокруг Хогвартса, сколько наличие зажженных окон в часы отбоя. Говорили, что он чуть не довел до истерики двух несколько засидевшихся у окошка рэйвенкловцев, когда на всех парах поднесся к ним и внезапно заорал: "Брокльхерст и Стэнфорд! Тридцать баллов с Рэйвенкло за нарушение распорядка и антиобщественное поведение!" Что именно Снейп назвал "антиобщественным поведением", провинившиеся преступники сообщить отказались. Профессор Эвергрин решительно отказалась от дежурств, мотивируя это тем, что она слишком стара для того, чтобы вновь овладевать премудростью полета на метле после перерыва лет этак в пять-шесть и что она предпочитает спорт другого рода.
Она взяла за привычку периодически исчезать из замка по вечерам, и Гарри, которому она строго велела приходить к ней докладывать о своих достижениях в учебе, с чистой совестью мог состроить обиженную рожу, если встречал ее в коридоре, и невинно сказать, что он был у нее, но не застал. Так что тайна ковра и бутылки пока была соблюдена. Джинна он больше не "выводил погулять", хотя тот частенько стучал изнутри, заставляя бутылку перекатываться на дне сундука. Соседи Гарри по комнате считали, что у них завелись мыши, Криволапсус игнорировал шум в сундуке, не желая связываться с хозяином страшной высоко летающей штуковины, пахнущей тиграми, а Гарри и Рон молчали в тряпочку, чтобы одноклассники не узнали о существовании джинна.
