— Но говорят, что танцы при дворе моего отца были очень искусными, — возразила Елизавета. — Увы, я ни разу не видела, как танцевал король Генрих: когда мне впервые разрешили присутствовать на праздниках, мой отец был уже чудовищно грузен и страдал от болей в ноге, однако я слышала, что раньше он мог блеснуть своим умением.
— Это правда, миледи, — кивнул сэр Джон. — Король Генрих любил пройтись в кантри-дансе, несмотря на свою полноту, и даже подпрыгивал не без изящества. Мне довелось видеть его на одном из придворных праздников ещё до вашего рождения, когда он танцевал вместе с вашей будущей матушкой, с леди Энни Болейн. Они были отличной парой, ими все восхищались.
— Вот видите! Значит, мы не безнадежны! — Елизавета хлопнула в ладоши от удовольствия. — Не хотите ли пива? Я скажу, чтобы вам принесли.
— С вашего позволения, бренди. Вы так добры к старику, ваше высочество.
— Бренди для сэра Джона! Самого дорогого, того, что стоит шесть пенсов за бутылку. Но не открывайте новую бутылку, — в старой ещё должно было остаться на пару стаканов... Мне приходится считать каждый пенни, милорд, моя сестра-королева не слишком щедра ко мне, — прибавила Елизавета, вдруг помрачнев.
— О, ваше высочество, я вас понимаю! Бедность — такая неприятная штука! — сочувственно произнёс сэр Джон.
— Я еле-еле наскребла на новые чулки. Вся Европа давно ходит в шелковых, а я должна была носить полотняные, — пожаловалась Елизавета. — А как можно танцевать в полотняных чулках, если они сползают с ноги и сбиваются в складки? Вместо изящного танца выходит сплошное безобразие.
— В танцах дамы теперь показывают ноги? — удивился сэр Джон. — Вот это новость, в моё время такого не было.
— Ах, милорд, прогресс не остановишь! Надеюсь, вы не ретроград?
— Я?! Помилуйте, миледи, я всегда был за прогресс! — возмутился сэр Джон. — Что касается шёлковых чулок и танцев с показом ног, я не только что не против, я всей душой за это! В самом деле, какая глупость, — прятать хорошенькие ноги под тяжёлыми длинными юбками и терять при этом немалую долю привлекательности. О, я предвижу, что амурные дела в Англии отныне пойдут полным ходом! Вы не представляете, ваше высочество, какую притягательную силу имеет для мужчины вид стройных женских ножек.
— Я бы хотела ненадолго стать мужчиной и взглянуть на себя со стороны, — заметила Елизавета, пронзив его взглядом. — Это, наверное, было бы смешно.
— Что вы, моя принцесса, — вы достойны восхищения, а не смеха, — возразил сэр Джон. — Клянусь своей головой, придёт пора, когда вся Англия будет восхищаться вами.
— Ладно, оставим это, — Елизавета отвела от него взгляд и улыбнулась. — Расскажите мне лучше что-нибудь. Ваши рассказы всегда так забавны.
— Охотно, миледи. Я получил письмо от моего племянника из Франции, — представьте себе, он как раз описывает в нём французский бал. Если позволите, я вам прочитаю это письмо, — по счастливой случайности, я взял его с собой.
— Ах, сэр Джон, вы опасный человек, вы всё знаете наперёд и умеете подольститься к женскому полу, — погрозила ему пальцем Елизавета. — Не удивительно, что мои фрейлины не могли устоять пред вами.
— Вы опять преувеличиваете мои недостатки, ваше высочество. Всего одна ваша фрейлина оказала мне внимание, да и та из любопытства: ей хотелось узнать, какими были кавалеры при короле Генрихе, — скромно отвечал сэр Джон.
— Не морочьте меня, милорд, — несколько принуждённо рассмеялась принцесса. — Прочтите лучше, что написал ваш племянник
— Слушаюсь. "Начался бал. На нём были исполнены три танца: "Жестокая участь" "Купидон" и "Венера и Завр". Королём бала был, без сомнения, маршал Морей, изысканный щеголь, весь в белом, с откидными рукавами на розовой подкладке, с алмазами на белых туфлях, с красивым лицом. Одобрительный шёпот пробегал в толпе, когда во время танца "Жестокая участь", роняя, как будто нечаянно, а на самом деле нарочно, туфлю с ноги или накидку с плеча, он продолжал скользить и кружиться по зале с тою скучающею небрежностью, которая в Париже считается признаком высшего изящества.
Вслед за "Жестокой участью" начали танцевать "Купидона", во время которого кавалеры и дамы проходили вереницею под "аркою верных любовников". Человек, изображавший Гения Любви, с длинною трубою, находился на вершине арки; у подножия стояли судьи. Когда приближались "верные любовники", Гений приветствовал их нежной музыкой, судьи принимали с радостью. "Неверные" же тщетно старались пройти сквозь волшебную арку: труба оглушала их страшными звуками, судьи встречали бурею конфетти, и несчастные под градом насмешек должны были обратиться в бегство.
В танце "Венера и Завр" дамы с любезной улыбкой водили своих кавалеров на золотых цепях, как узников, и, когда они с томными вздохами падали ниц, ставили им ногу на спину, как победительницы.
После полуночи, когда празднество шло к концу, начался так называемый танец факела и шляпы, который в Париже исполняется в заключение праздников, когда кавалеры и дамы по своей прихоти поочередно выбирают друг друга".
— Да, — сказала Елизавета со вздохом, когда сэр Джон замолчал, — вы меня несколько расстроили. Такое ощущение, что мы живём в глухой провинции. Вот это праздник, а мы не можем освоить один-единственный танец с прыжками... Так, перерыв закончен! — крикнула она своим придворным. — Повторим всё с начала... Милорд, — обратилась она к сэру Джону, — надеюсь, вы останетесь у меня? Я приглашаю вас на мой бал, если вы обещаете быть не слишком строгим судьей.
— Благодарю вас, моя принцесса. Насчёт строгого судьи можете не беспокоиться: я понимаю в балах не больше кошки, — ответил сэр Джон. — Но есть одно обстоятельство, которое меня смущает...
— Да? И что же это?
— Видите ли, моя принцесса, только за последнюю неделю благодаря стараниям епископа Эдмунда сожжено и повешено более двух тысяч человек. Их подозревали в покушении на католичество и в неуважительном отношении к святейшему папе. Не станет ли ваш бал, в таком случае, — простите меня за дерзость, — пиром во время чумы, — сэр Джон поклонился Елизавете.
— Это очень печально, милорд, — но что мы можем поделать? Я помолюсь за несчастных страдальцев. Но если мы оденемся в траур и будем проводить свои дни в печали и унынии, то не означает ли это, что мы сами уподобимся мертвецам? Епископ тогда сможет торжествовать вдвойне — ему удалось убить и нас. Нет, милорд, я думаю, что смехом и весельем мы бросим ему вызов: пусть видит, что он не одолел нас; пусть знает, что сколько бы он не свирепствовал, придёт конец и его власти! — в глазах Елизаветы сверкнула молния.
— Вы правы, ваше высочество! — взволнованно воскликнул сэр Джон. — Пусть чума убирается прочь со своей холодной добычей! Пока в жилах у нас кипит кровь, смерть нам не страшна.
* * *
Бал принцессы Елизаветы начался строго в назначенное время, ибо она не любила опозданий и никогда не откладывала того, что было намечено. Из-за крайней спешки платья придворных дам не были готовы; портным пришлось прибегнуть к разным ухищрениям, чтобы скрыть недоделки — например, не пошитые к сроку пышные воланы на рукавах были заменены кисеёй с жемчугами, а оборки на юбках, схваченные на живую нить, закрыты по швам широкими лентами с цветами. Фасон получился необычным, пёстрым, но нарядным, — а когда в большом зале дворца зажгли факелы, и на платьях придворных дам засияли драгоценности, то общество решило, что спешка иной раз может породить новую моду, и весьма неплохую!
Елизавета вышла в багровом платье на алом чехле, видным в прорезях рукавов и юбки, и, как всегда, с большим количеством украшений. Всё это было привычно, удивление вызвало другое: платье принцессы было спереди поддёрнуто рюшами, так что туфли виднелись полностью и даже была видна полоска белых шёлковых чулок по краю. Дамы тайком принялись приподнимать свои юбки, чтобы посмотреть, как это выглядит, — и решили, что укороченный размер, несомненно, лучше.
Музыканты с лютнями, гобоями, корнетами и флейтами заняли места на небольшой, слегка приподнятой ложе, и все приготовились к танцам. Зазвучали первые аккорды, распорядитель прокричал: "Павана! Павана!", но придворные и сами уже поняли, что бал начинается со знакомого старого танца. Он был несложен, главную роль в нём играли дамы: они должны были величаво, подобно павам, идти по залу друг за другом, кланяясь кавалерам, которые так же гуськом шли рядом. Темп музыки был медленным, а такт привычным, двудольным.
Елизавета не пожелала участвовать в "паване": она уселась в приготовленное для неё кресло на возвышении напротив ложи музыкантов и, обмахиваясь роскошным веером, посматривала на танцующих.
Но вот "павана" закончилась; музыканты, сделав паузу, заиграли "гальярду" — это был тот самый танец, который Елизавета разучивала со своими придворными. Принцесса встала с кресла и прошла в середину зала; к ней немедленно подскочил джентльмен, который был заранее выбран Елизаветой в партнёры по причине более-менее успешного исполнения танцевальных фигур. Придворные расступились, образуя широкий круг; принцесса положила свою руку на руку кавалера — и танец начался.
Елизавета танцевала великолепно: потратив на обучение "гальярде" не больше часов, чем остальные дамы, она не сделала сейчас ни одной ошибки. Более того, принцесса танцевала так живо и весело, с таким искусством выполняла резкие повороты и прыжки, что по залу пронёсся восторженный гул. А когда Елизавета в заключительном пассаже подпрыгнула и одновременно повернулась воздухе, а затем плавно опустилась на пол, будто не касаясь руки партнёра, придворные не выдержали и захлопали.
— Теперь ваш черёд! — крикнула Елизавета, запыхавшаяся, но очень довольная. — Надеюсь, вы меня не опозорите.
Музыканты вновь заиграли "гальярду"; принцесса встала у стены, чтобы не мешать танцующим, но всё видеть. Дамы и кавалеры, взявшись за руки, прошлись в первом выходе.
— Отлично, — сказала Елизавета.
Далее последовало несколько движений особым "журавлиным" шагом, сопровождаемы короткими поклонами.
— Неплохо, — сказала Елизавета. — Чуть-чуть поизящнее, и было бы замечательно!
Следующими были короткие прыжки с выставлением ноги назад, называемые "ляганием коровы".
— Ай-ай-ай, — сказала Елизавета, когда одна из дам упала, а вместе с ней упал и кавалер. — А ведь это ещё не настоящий прыжок.
Наконец, дошло и до "прыжков лягушки". Половина танцующих сбились с такта, но зрители, кажется, этого не заметили, потому что вид вздымающихся в воздух дамских юбок и обтянутых шёлковыми чулками ног заставил забыть про огрехи исполнения.
— Боже, — сказала Елизавета, — а сейчас будет целый каскад прыжков...
Упали три дамы, которых не смогли удержать кавалеры, — но самое неприятное, что одна из танцующих подпрыгнула слишком высоко и задела рукавом факел на колоне. Её платье затлелось, дама с пронзительным криком заметалась по залу.
— Полейте её! Полейте её чем-нибудь, а не то она устроит пожар! — закричала Елизавета.
Когда даму спасли, Елизавета хлопнула в ладоши, привлекая к себе внимание.
— Мы ещё только учимся и нам ещё многому надо научиться, — сказала она. — Но мы обязательно научимся всему, чему надо. Не будем отчаиваться, повторим всё сначала.
Она сделала знак распорядителю бала, он — музыкантам, и в третий раз заиграли "гальярду". Елизавета подхватила своего партнёра и вышла в круг.
— Ну-ка, все за мной! — приказала она.
Придворные разбились на пары, однако некоторые из дам и кавалеров, из числа приглашенных на бал, стояли в нерешительности.
— Вы — тоже! — сказала им Елизавета. — Не бойтесь ошибиться, бойтесь ничего не делать.
Десятки пар задвигались в танце. Из-за тесноты они наталкивались друг на друга, падали и выбывали из строя, но принцесса, несмотря ни на что, продолжала "гальярду". В итоге лишь она со своим кавалером да пять или шесть других пар дошли до конца, — и опять, как в первый раз, Елизавета подпрыгнула и повернулась воздухе в заключительном движении, а затем плавно опустилась на пол, будто не касаясь руки партнёра.
Перекрывая восхищённые возгласы, принцесса прокричала распорядителю бала:
— А сейчас что-нибудь поспокойнее. "Кантри-данс", пожалуйста. Здесь мы будем на высоте.
Заиграли "кантри-данс". Его вышли танцевать почти все, не дожидаясь приказа принцессы. Елизавета танцевать не стала. Она села в своё кресло, взяла у слуги вазочку с фруктовым льдом и принялась кушать. Вокруг столпились придворные, не участвующие в танце; они говорили принцессе комплименты, восхищаясь её умением танцевать. Елизавета рассеянно кивала им; вдруг её лицо оживилось, она увидела сэра Джона.
— Дамы! Джентльмены! Прошу вас отойти в сторону, я не вижу танцующих, — сказала Елизавета. — А вы, сэр Джон, встаньте возле меня, мне интересно ваше мнение...
* * *
— Вы тоже считаете, что я хорошо танцевала? — спросила Елизавета, когда они остались вдвоём.
— Бесподобно, моя принцесса, — ответил сэр Джон, улыбаясь в бороду, ибо понял, что Елизавета хочет ещё раз услышать похвалу. — Уверен, восторг ваших придворных искренний: если среди них нет, как вы говорите, ваших друзей, то и врагов сегодня поубавилось. Кто может веселиться, как ребёнок, а поступать, как зрелый человек, — тот вызывает уважение. В отличие от того, кто веселится, как зрелый человек, а поступает, как ребёнок... Из вас получится отличная королева. Королева, которую будут уважать её подданные.
— Вы опять о своём! Сделаем вид, что этих слов не было... А почему вы не танцуете, сэр Джон?
— Помилуйте, миледи, вы, наверное, издеваетесь над стариком. Танцы в моём возрасте? Только людей смешить! — и сэр Джон от души рассмеялся.
— Вы постоянно прибедняетесь, милорд. "Старик, старик!" — передразнила его Елизавета. — Ну, какой вы старик, — вы ещё крепкий мужчина. Вы могли бы жениться, если бы захотели... А правда, почему вы не женитесь? Хотите мы найдём для вас подходящую невесту?
— Жениться? Мне?! — с ужасом воскликнул сэр Джон. — Увольте, ваше высочество, лучше я пойду на каторгу. По моему мнению, супружеская жизнь стоит где-то между четвертованием и сожжением заживо.
— А знаете, в этом я с вами согласна, — неожиданно сказала Елизавета, и глаза её как-то странно блеснули. — Вспомнить, хотя бы, мою мать — для неё супружество закончилось топором палача. Я никогда не выйду замуж.
— Со всем почтением к вам, позвольте мне усомниться в этом, моя принцесса, — сэр Джон покачал головой. — Особы королевской крови не вольны в своих чувствах, они обязаны думать о династических интересах.
— Пусть моя сестра Мария думает о них, — перебила его Елизавета. — Кроме того, разве у нас мало родни?
— Но если вы полюбите кого-нибудь? — мягко заметил сэр Джон.
— Не обязательно выходить замуж, чтобы любить, — отрезала она.
— Вот как? А впрочем, вы правы. Я знаю много примеров большой любви вне брака и совсем мало примеров — любви в браке. Хотя следует заметить, что большая любовь ещё не означает счастливая.
