Дилетант

Екатерина начал читать письмо, в начале, судя по выражению лица, не понимая, что это и зачем я его ей дал. Но по мере вчитывания, лицо её менялось — сначала появилось любопытство, затем гнев.

— Откуда это?

— Нам удалось заглянуть в дипломатическую почту британской миссии. Только прошу, Ваше Величество, ничего не предпринимать пока в отношении господина Роджерсона, в противном случае мы можем раскрыть своего агента.

— Не волнуйся, не дура. Твоего Сунь-Цзы я помню. ... Что ты думаешь по этому поводу?

— Я думаю, Ваше Величество, что Британия обладает обширной разведывательной сетью у нас в России.

— Я не про это. Про это я и так догадывалась... Но британцы на нашей службе часто весьма полезны. Я про его слова об Александре Павловиче.

— Я думаю, что такой... э-э-э ... сценарий им вряд ли понравится. Британия очень ревностно относится к нашему усилению. Нам же, для реализации этого плана, придётся отказаться от других направлений во внешней политике, так как для успешной его реализации потребуются очень большие ресурсы. Если Британия каким-то образом стоит за всеми этими событиями, то она сыграла беспроигрышно.

— То, что ты сейчас сказал, я знаю и без тебя. Ты думаешь, я не понимаю, что любое решение будет плохим? Понимаю. Я вовсе не собиралась ставить на польский престол своего внука. Это домыслы дворцовых сплетников, или самого мистера Роджерсона. Речи Посполитой больше не будет... Я хочу от тебя услышать подробный анализ всех возможных вариантов.

— Ну да, ну да, умный человек не делает сам все ошибки — он дает шанс и другим.

— Вот, брат, и настал момент истины. Теперь от деклараций надо переходить к реальным вещам.

— И что делать?

— То есть, вариант, когда Россия, разобравшись с мятежниками, просто уходит из Польского королевства, мы не рассматриваем? — Крылов поёрзал в кресле, вздохнул, подвинул к себе лист бумаги и что-то написал.. Иван Андреевич Крылов сразу по приезду в Петербург был введён в состав Специальной канцелярии в чине статского советника, и именно с ним я решил выработать варианты решения по польскому вопросу.

— Давай рассмотрим. На каких условиях Россия может оставить Речь Посполитую, хотя бы де-юре, независимым государством?

— Например, обложив её контрибуцией. Пусть выплачивают лет пятьдесят.

— Пятьдесят? С ума сошёл?

— Ну, тридцать.

— А сколько ты с них хочешь сорвать?

— Миллионов сто, ... или мало?

— Не знаю. Я и миллиона никогда не видел. Если предлагать Императрице этот вариант, то его надо подкреплять реальными экономическими расчётами. Надо будет Штиглица привлекать, я думаю.

— А могут поляки на это согласиться?

— Радия сохранения государства — могут. Вот, только, пойдёт ли на это Императрица? Она мне ясно заявила, что Речи Посполитой не будет.

— Хорошо. Следующий вариант. Разделяем Речь Посполитую на Королевство Польское и Великое Княжество Литовское. Оба государства обкладываем контрибуцией. Как?

— Это вариант первого варианта... Гм, однако опять каламбур.

— Не каламбур, Саша, а тавтология. Но ведь Речи же Посполитой не будет?

— Н-да... Пожалуй... Россия получает дополнительный ежегодный доход в размере, скажем, десяти миллионов, но не заморачивается с административным устройством этих территорий, с их охраной. Ведь в противном случае там войска придётся держать на постоянной основе. А так, пока не выплатят, реваншистские планы свои могут засунуть в... Слушай, а этот вариант можно поподробнее обсудить уже с Дашковой и Штиглицем. ... А теперь давай рассмотрим раздел Речи Посполитой между Россией, Пруссией и Австрией.

— А чего мы с ними должны делиться?

— Добрый вечер, Ваше сиятельство. Добрый вечер господа.

Крылов, Штиглиц и Бекер встали, как по команде. Я, не сказать, что без труда, но подавил то же желание. В конце концов, я её старший брат. Шурочка вошла в кабинет так, как должна входить женщина, которая знает, что только одно её появление и то уже является событием.

— Здравствуй Александра. Ты извини, но у нас здесь в некотором роде военный совет. Но если господа не будут против твоего присутствия, то я тоже не стану возражать. — Было видно, что Дашкова не особенно довольна приходом Шурочки.

— Прошу простить меня, Ваше сиятельство, но если бы не особые обстоятельства, я бы никогда не позволила себе вот так к вам врываться. Два часа назад во дворец прибыл гонец от графа Суворова. Убит Великий Князь Александр Павлович.

Это сообщение произвело ошеломляющий эффект почему-то только на меня. Остальные приняли его по-разному, но спокойно.

— Ну да, они же не знают, что Александр свет Павлович должен был стать убийцей отца, победителем Наполеона и жандармом Европы. Для них это только смерть на войне. На войне иногда убивают.

— Теперь уж и не знаю — будут ли?

— Как тебя отпустила Императрица? — Дашкова абсолютно спокойна. Такое впечатление, что великих князей убивают чуть ли не каждый день.

— Императрица меня не отпустила, а послала за вами?

— За нами?

— Да. Вас и Александра Фёдоровича вызывают во дворец.

Уже в карете я спросил Шурочку, знает ли она как был убит Александр. По её словам, выходило, что во время рекогносцировки, которую устроил, вопреки запрету Суворова, генерал-майор Валериан Зубов и в которую напросился Александр, их обстреляла польская артиллерия. Первым же выстрелом картечью был убит Александр Павлович и ранен в левую ногу Зубов. Ногу Зубову пришлось отнять.

— Бл...ин! Этот недоносок, сопливый двадцатитрехлетний генерал подставил под польские пушки себя и потенциального наследника престола, отделался ногой и сейчас станет героем, а гениальный Суворов будет крайним и вместо фельдмаршала получит пи...нок под зад.

— Лучше думай про то, зачем вас вызвала Екатерина.

Глава 18 (1794 конец сентябрья

— Опять дорога. Ёлки зелёные, как я не люблю дорогу! Ещё куда ни шло, когда не торопишься и едешь медленно, а когда, как сейчас... Летим, как на пожар!.. Лучше бы я верхом ехал.

— Столько бы ты не проехал. Ты ещё тот всадник...

По высочайшему повелению мне и главе Тайной экспедиции Александру Семёновичу Макарову поручено выехать в Речь Посполитую и обеспечить поимку всех руководителей заговора с их семьями. Собственно это задача Макарова. Моя же — обеспечить поимку злоумышленников, если им удастся скрыться за границей, но так как это, по существу, одна большая задача, мы с Макаровым решили объединиться до Вильно. В Вильно я остаюсь при Николае Васильевиче Репнине, которому везу письмо за личной подписью Императрицы. Я знаю, что в нём — Репнину предписывается оказывать мне всяческое содействие. Макаров же проследует дальше — к Суворову.

Нас сопровождает довольно приличный отряд — эскадрон Жёлтых кирасир. Это Павел Петрович расщедрился.

Надо сказать, что смерть сына он воспринял очень болезненно. Видно, что действительно сильно переживает. Это было, на мой взгляд, даже удивительно. Мне казалось, что Павел, мягко говоря, не сильно любит своего первенца. Скорее всего, он догадывался, что царствующая маменька хочет кинуть его с престолом. Но вот когда Александр погиб, отцовские чувства всё же в нём проснулись. Выделить нам эскорт из своих гатчинских войск было его инициативой. Первый раз в жизни... даже не так — первый раз в двух своих жизнях еду с такой помпой.

Александр Семёнович оказался милейшим человеком. Даже как-то странно для руководителя Тайной экспедиции империи. Весь его вид, его манеры, его спокойная уверенная речь сразу же располагают собеседника к себе. ... А может так и надо при такой работе? ... В должности он всего три месяца. Занял её после смерти Шешковского, а до этого был его заместителем.

До Браслава мы доехали по местным меркам очень быстро — за семь дней, а это 500 вёрст и не в одиночной кибитке, а целым отрядом!

Браслав городишка маленький, но стоит на стратегически важном месте, поэтому все атрибуты города в нём есть, но главное — есть постоялый двор.

После простого, но сытного ужина в корчме мы с Макаровым расположились у уютно горящего открытого очага. Вот в России у нас таких очагов нет, печь она и экономичнее, и безопаснее с пожарной точки зрения, а здесь вот, пожалуйста... Вот так они свои леса и вывели... Но уютно.

Я рассупонил протезы и постарался поудобнее усесться в кресле. Макаров уже неоднократно видел эту процедуру, но каждый раз это почему-то его смущало.

— Александр Фёдорович, а как Вы оцениваете вообще все эти события в Речи Посполитой?

— Как сложные.

— Гм. Исчерпывающий ответ, однако. Не находите?

— Простите, Александр Семёнович, но что Вы имеете в виду? Если моё отношение к этому бунту, то оно такое же сложное, как и обстановка в Речи Посполитой.

— Я тут позволю себе немного Вас поправить, Александр Фёдорович. Бунт, это когда некоторая часть населения государства выступает против законной власти этого же государства. Вот Пугачёвский бунт — это бунт. А здесь мы имеем дело с войной против интервенции. Ведь если строго подходить, то и наши, и прусские, и австрийские войска находятся на территории суверенного государства. То, что присутствие наших войск оговорено на Гродненском сейме, только частность. Мы находимся на оккупированной нами территории и то, что местное население сопротивляется оккупантам, так же естественно, как и наше сопротивление польско-литовской интервенции в начале прошлого века. Не согласны?

Услышать такую трактовку событий от главы Тайной экспедиции я никак не ожидал, поэтому находился в тихом офигении.

— Признаться честно, Александр Семёнович, я вообще эти события с этой стороны не рассматривал. Меня больше беспокоило, что же с этими территориями делать дальше? ... Но вот Вас послушал и думаю, что с формальной точки зрения, Вы правы.

— И с формальной и не с формальной, я прав. А вот, что нам после того, как мы окончательно добьём это несчастное государство, делать?

— Разрешите, Ваше превосходительство? — Командир эскадрона майор Суходольский не вошёл, а скорее, вбежал. — Ваше превосходительство, мои ребята тут польского лазутчика поймали. Что с ним делать прикажите?

Мы с Макаровым переглянулись.

— Оказывается и за нами шпионят, Александр Семёнович. А как Вы определили, что он лазутчик, господин майор?

— Так он что-то хотел подсыпать нашим лошадям в овёс. Явно же отравить хотел подлец.

— Если Вас не затруднит, не могли бы Вы его нам привести? ... И отраву эту тоже. — Майор кивнул и, приоткрыв дверь, крикнул кому-то — Тащите сюда супостата.

Через минуту два дюжих кирасира в буквальном смысле втащили в комнату видимо ещё очень молодого мужчину. Явно крестьянин — и не потому, что одет в простую одежду, а потому, что пострижен 'под горшок'. Сколько лет, сказать трудно — половина лица залита кровью, но усы только начали пробиваться. На ногах стоит плохо, если бы не конвоиры, упал бы. Да уж, вломили ему ребятушки от души.

— Да за лошадей могли и на месте убить.

— Эка вы его разукрасили, господин майор — Макаров неодобрительно покачал головой.

Суходольский промолчал. Лишь выразительно пожал плечами — мол, скажите спасибо, что не убили.

— Посадите его на лавку... Не держать же его на руках, в самом деле... Как зовут тебя, голубчик? — тон у Александра Семёновича самый что ни на есть отеческий.

Посаженный на лавку поляк попытался что-то сказать, но силы окончательно его оставили, и он безвольным мешком сполз на пол. Его вырвало.

— Бесполезно, Александр Семёнович. У него сотрясение мозга. Вряд ли что вразумительное он нам ответит. — Я начал опять пристёгивать свои протезы. Кирасиры и майор, видевшие это впервые, удивлённо уставились на сие нетривиальное зрелище. — Господин майор, я Вас попрошу, прикажите своим людям развязать этого человека и положить на лавку. ... Да, и позовите хозяина корчмы — пусть приберёт здесь.

Макаров наклонился над поляком. — Похоже Вы правы, Александр Фёдорович. Он без сознания. ... Жаль, интересно бы было его допросить.

— Ну, допросить его может мы и сможем, когда он придёт в себя. Надо бы ему лёд на голову положить. Так быстрее очухается.... Только вряд ли много расскажет. Что он может знать? Так, мелкий исполнитель. Максимум — имя того, кто его послал.

Вошёл хозяин корчмы, невысокий плотненький мужичок неопределённого возраста с плутоватыми бегающими глазками. Видно было, что он здорово трусит. Подобострастно нам поклонившись, начал убирать возле лавки.

— Милейший, ты знаешь этого человека? — от вопроса Макарова корчмарь вздрогнул и как-то сжался, как будто ожидая удара. С чего бы? Макаров задал вопрос самым любезным тоном.

— Гэта Янак, вяльможны пан.

— Это твой брат.

— Што Вы, што Вы, няма братоу, вяльможны пан. Каторы брат? У мяне няма братоу. Тольки тры сястры ёсць. Гэта Янак, чалавек пана Асмалоускага з Коленкишек.

— А далеко эти Коленкишки?

— Недалёка — дзесяць вёрст, вяльможны пан.

— А что делает этот Янек в городе?

— Не магу ведаць, вяльможны пан.

— А большое имение у пана Осмоловского? Сколько крестьян?

— Не, невяликае — усяго пяцьдзесят сялян.