При "помощи" Берты освободившись от большей части скверных эмоций, я облегчённо вздохнула. Пошла поплавать в бассейне. Перед сном заглянула к Власте, осведомясь у "Солнца" — нет ли кого-нибудь в медотсеке, а то вечно там Окли со своей рыжей пассией торчат возле Дэфы... Так-так, а я всё же форменная дура! Если у Окли появилась любовница, отчего мне теперь нельзя подкатиться к её патронессе?
* * *
Каким-то чудесным образом я висела в двух-трёх метрах от поверхности, а впереди были ворота в Морской дворец. Нельзя сказать, чтобы они были как две капли воды похожи на те, настоящие, через которые я десятки раз ходила в незапамятные времена своего детства. И всё-таки готова была поклясться, что ворота это те самые, только отчего-то несколько раздавшиеся вширь.
Предметы тут не всегда имели определённые очертания, они могли искривляться, закручиваться, перетекать из одного в другой.
Морской дворец был самым ярким впечатлением детства, я до сих пор помню, как неутешно плакала, увозимая оттуда, когда истёк срок. Беззвучно, да ещё высунувшись в открытое окно мобиля, чтоб не увидели родители. Помню и ощущение невосполнимой потери.
А через каких-нибудь несколько месяцев волей злого, нелепого случая я в одночасье сделалась сиротой. И никому на свете не нужная, несколько недель жила в саду неподалёку от стратодрома, следя за уносящимися ввысь космокатерами и только тогда на миг забывая о мучительном чувстве голода, терзавшем пустой желудок...
Но дворец остался на Хортосе, остался в шести веках от меня-теперешней? И я вишу в воздухе, намереваясь в эти ворота влететь. Не войти, а влететь?!
Невдалеке за воротами несколько застывших скульптур. Это фигуры хищных зверей, и я знаю, что стоит только приблизиться, как они оживут и обязательно кинутся на меня. И хотя я умею летать, лучше держаться от хищных скульптур подальше. Сделав крюк, облетаю их, и неторопливо двигаюсь над аллеями, над морем пышной зелени парка, озарённой сумеречным светом.
Пора снизиться. Дворец на высокой скале, а к морю спускается крутой серпантин дороги и ведёт лифтовая башня. Ни то, ни другое мне сейчас не нужно, я просто снижаюсь, следуя за рельефом горы.
Море...
Чуть ниже и левее проплывает незнакомое здание на берегу, явно выстроенное в более позднем архитектурном стиле, слишком грубое, примитивное для великолепия дворца.
Внизу бредёт смутно знакомая женщина, поднимает голову и видит меня.
Протянув руку, я легко увлекаю её в полёт. Мы удалились от берега, теперь под нами только вода.
-Где это? — спрашивает она.
Я указываю на колышущуюся невдалеке справа стену плотного белесого тумана, поднимающегося от самой воды многометровой стеной. Через секунду мы вплываем в этот туман, в заторможенный вихрь.
Логика этого мира была совершенно иной и я хорошо помнила, что самый всепоглощающий, вселенский ужас, какой я когда-либо испытывала, был пережит мною именно во сне.
В неспешном полёте мы за несколько секунд пересекаем пятисоткилометровое море, по пути из озорства отправив на дно небольшое судёнышко.
На долю секунды всё вокруг исчезает...
Теперь я в комнате средних размеров, с окном во всю стену, шкафом и двумя столами. Прилагаю смутное внутреннее усилие — и на столах возникают замысловатые бутылки со старинными винами. Новое усилие — там же появляются строго-гранёные, с напитками позабористей. Спустя несколько мгновений столы ломятся от изысканных яств, обставленные с варварской роскошью, а в результате последнего моего напряжения материализуется и компания для ужина — пять блондинок-близняшек и их муж, но почему-то один.
Хотя, говоря по-правде, его и вовсе было не надо.
Вдруг опять девается всё куда-то.
Глядя в широченное окно, вижу в нескольких километрах летящие на нас вместе с чудовищно медлительным ураганом обломки зданий. Деревья, мобили. Плавно колышущаяся стена пыльного воздуха приближается неумолимо. Многотонный параллелепипед грузовика, летя боком, ватно задевает вскользь левый верхний угол нашего дома и, кружась, улетает дальше. Здание содрогается от чудовищного удара — угла как ни бывало.
Сейчас я уже чувствую где-то рядом Власту. Говорю ей, глядя на неотвратимо приближающиеся к окнам обломки:
-Тёплые широты приятны не всегда. Иной раз хочется покоя в тихом северном уголке....
И снова всё вокруг гаснет.
В следующий миг мы с Властой летим над совершенно незнакомой улицей. Посещаем огромный ангар, заваленный мусором, металлоломом, ржавым и грязным железным хламом. Посредине высится нечто вроде фехтовальной дорожки, на краю которой лежит ржавый пороховой револьвер, неисправный даже с виду.
Некто, стоявший наверху, предлагает Власте продемонстрировать меткость. Протянув руку к оружию, она лёгким движением вскакивает на дорожку — и в то же мгновение громыхает выстрел. Мужчина падает навзничь, в его лбу аккуратная чёрная дырочка. Ошеломлённая, я едва успеваю подумать: "Зачем?", как подруга невозмутимо откликается вслух:
-Да ведь мишень-то была прямо за его головой, не могла же я промахнуться!
Принявшись прятать тело, заваливаю его всяким старьём, которого здесь в избытке.
-"Зачем?" — теперь меланхолично любопытствует она.
-Но ведь я собираюсь ещё пробыть здесь какое-то время...
Власта вытягивает руки вперёд, приложив друг к другу указательные пальцы горизонтально расположенных ладоней, как будто собираясь нырнуть. Её крупное, могучее тело повисает в воздухе горизонтально над полом. Глянув на широкий прямоугольник раскрытого окна в противоположной стене, кивает мне.
Словно две рыбины, правящие неведомой силой, мы выскальзываем из ангара через это окно. Взмываем ввысь, только мелькают рядом ветви огромных деревьев. Стремительно набирая высоту и скорость, вскоре уже плывём в сине-фиолетовой красоте закатного неба, поглядывая на далёкие жёлтые огоньки, оставшиеся внизу...
Наслаждаясь красотой и покоем неба, сидим на небольшом выступе полуторакилометровой скалы. На нас нет одежды, но отчего-то тепло и уютно.
Под кожей на спине подруги вдоль позвоночника пробегает цепочка изумрудных огоньков — вспыхивает, и гаснет. И я ощущаю на своей спине то же самое.
-Ты знаешь, это я тебе снюсь, — вдруг сообщает Власта.
-Знаю, — отзываюсь грустно. — Ведь я не могу наяву летать без боекостюма.
Мы молчим.
Я думаю: "Скоро они вернутся?" и тут же получаю мысленный ответ.
-А я буду помнить всё это, когда проснусь? — поднимаю на неё глаза.
С уверенностью кивает.
-Послушай, — решаюсь на серьёзный вопрос. — Вы можете управлять пространством, временем, снами. Как это происходит, нужна какая-нибудь машина, или что, вы читаете заклинания?
-Им вообще незнакомо понятие механизма. Человек создал механизм, чтобы изменять материальные тела. Люди, да и не только люди, все живущие в материальном мире несут в себе как физическое, так и астральное. Некоторые даже ментальное, — она лукаво улыбается. -Именно потому мы всегда видим сны, более или менее осознанные, обладаем интуицией, другими способностями, отражающими слабую связь с иным миром. Но, как правило, люди не могут управлять процессами в астрале. Этот мир много тоньше, хотя он почти рядом. В нём берут начало все предметы, физические тела, в нём отражаются созданные воображением людей существа и предметы. В астрале есть всё то, что в физическом мире. И много больше того. Умея подправить и изменить астральные тела, можно управлять частицами материи, легко добиваться результатов, недостижимых для сколь угодно высокоразвитых цивилизаций. Говоря короче — управлять преобразованием плотной материи, воздействуя через её более тонкий план. Вот этот наш с тобой сон — явление астрального плана. Только большинство людей не могут ходить во сны своих подруг в гости. Даже если очень желают того.
-Ты можешь показать мне тот мир, где вы сейчас?
Я опять на секунду утрачиваю зрение, и мы оказываемся на поверхности мрачного тёмного шара, небольшого астероида, изрытого кратерами и разломами.
Отсутствие ветра и водной эрозии сделало грани скал угловатыми. Вокруг мириады звёзд, не притушенные атмосферой. Зеленоватое светило этой системы кажется злым и лохматым, но мрак пространства становится прекрасным фоном для асимметричного силуэта звёздной короны. Я бросаю взгляд на Власту — скульптурная фигура, не обременённая какой-либо одеждой, странновато смотрится на фоне гигантских чёрных утёсов, летящих в ледяной космической пустоте. Но больше всего поражает то, что она не отбрасывает тени. Впрочем, как и я.
-Вот эта звезда скоро станет сверхновой. Излучение убьёт всё живое в системе...
-Ты теперь очень многое можешь...
Дальше я уже говорила мысленно.
-"Тебе с нами, обычными, хоть немного интересно?..."
Она внезапно хватает меня на руки, как ребёнка, прижимается лицом к животу, слушая стук сердца. Мощная волна возбуждения туманит голову, словно наркотик, со мной что-то происходит...
-"Я люблю, люблю, люблю" — мысленно повторяет она.
Вокруг исчезает всё — астероид, светило, звёзды.
Остаёмся только я и она в вихре потрясающих, нечеловеческих эмоций.
-Ты часто думала обо мне, и я пришла. Я как эти планеты — свечусь отражённым светом. Те из вас, кто больше хочет меня видеть, вызывают такое же стремление во мне. Я ничего не забываю, помню всё, как будто это было вчера. Помню летнюю ночную аллею возле медицинского корпуса, где первый раз поцеловала Арен, раскалённый пляж Хиндт, на котором моя рука ласкала тихо стонущую Тайк. Помню скромную каютку на старомодном лайнере, в которой любила Эйлу. Помню наши безумства с Вилар на энергопалубе "Таркона" и кабину разбитого ТОРа, пленившую её на планетоиде. Страшную звенящую тишину в рубке после её слов "будь счастлива". Помню восхитительный дом Илли Рэй, надолго ставший моим. Помню, как ты рыдала, когда я назвала тебя по имени в наше первое утро, и всё-всё, что было между нами потом...
ТВЕР
"Ил-Рамин" стартовал в свой последний круиз точно по расписанию.
По крайней мере, мы знали, что этот круиз для лайнера будет последним. В худшем случае круиз мог стать последним и для нас.
Обзорные палубы заполнялись туристами, тотчас же после посадки принявшимися наслаждаться отдыхом — зажравшиеся подонки-спекулянты в сопровождении наряженных шлюх. Парочки, направляющиеся на какую-нибудь из семи курортных планет.
Обворожительный голосок из динамиков проворковал, что двигатели включатся через пять минут и следует соблюдать осторожность.
Гигантские экраны вдоль переборок предлагают невиданное зрелище и все пассажиры приклеиваются к ним, чтобы рассмотреть фантастические сооружения орбитальных причалов и уплывающие вдаль континенты Лийтоки. Мерцающие огни на ночной стороне планеты, отблески звезды на конструкциях спутников, проплывающих мимо. Надо признать, эти космические постройки, обслуживающие пассажирские лайнеры, отличаются эффектным видом, циклопическими размерами и производят глубокое впечатление.
Одни пассажиры замолкают, потрясённые небывалыми картинами на экранах, другие, что постарше, принимаются живо обсуждать достижения науки и техники. Для них Лийтока — дом, который они покидают на несколько недель, для меня это прощание навеки.
Эту юную пару не особенно привлекают виды планеты — они слишком заняты поцелуями. В другом кресле какой-то хрыч в длинном белом балахоне, дальше — стриженый бугаина лет тридцати, обряженный в мягкий костюм, стоимость которого мне даже трудно представить. Этот читает в виоке "Деловой журнал" и брезгливо отхлёбывает что-то из высокого бокала.
Палуба под ногами выдаёт лёгкую вибрацию — и мы уже несёмся вперёд.
Синторы удалось протащить на борт, только разобрав их на мельчайшие детали. Всего пять штук, на большее не хватило денег: чтобы уплатить за билеты для всех нас, пришлось вывернуть мошну наизнанку. Да и за это мы получили право законно побыть в оазисе роскоши всего лишь три дня — до первого захода на Нилобит.
Тяжело вздохнув, я нахожу свободное кресло и честно пытаюсь расслабиться. Подают прозрачный жёлто-зеленоватый бульон из вайхо, к которому я набираю целую горку перчёных тостов с вкуснейшими орехами.
Не больше часа до начала. И в случае успеха я уже не буду жалеть, что не остался на сверхсрочной службе!
В три часа всё ещё абсолютно трезвая, а потому заметно нервничающая Йокаса подключает к видеокамере нашей каютки плеер, счёт теперь идёт на минуты. Сперва судорожно собираем оружие. Возни хватает до конца первого дня — отцентровывать кристаллы вручную — работёнка адская. Эрга на своих неутомимых ходулях всё это время рыщет по лайнеру, чтобы определить, где нам тихо прищучить старшего помощника. Видеокамеры тут понатыканы даже в туалетных кабинах. Старпомом оказывается тощая злая стерва, сразу вызвавшая у меня опасения.
-Не шевелись, падла!
Голос Арника прозвучал хрипло, с жутким эланским акцентом, но интонация была понятна. Он продемонстрировал ей синтор в кабине лифта, и это удивило офицершу настолько, что первые пару секунд она не двигалась, лишь густые чёрные брови женщины взлетели кверху, да закаменело лицо.
Но потом неожиданно ударила правой ногой снизу-вверх. Удар был недостаточно силён, чтобы выбить оружие из мощной грабки Арни, но подбросил излучатель кверху, и старпом тут же бросилась на здоровяка, неожиданно крепко заехав ему кулаком в низ живота. Вдвоём они снесли торчавший посреди обширной кабины вазон с высоким растением и, схватившись, покатились по полу.
И тут не обошлось без талантов Йокасы — полиция наблюдала видеозапись офицерши, спокойно разглядывающей в зеркале свою рожу, в то время, как на самом деле они с Арником ползали по полу кабины, хрипя, и яростно дубася друг друга. В конце концов пришлось-таки успокоить стерву разрядом.
-...Гнида!! Она едва не отхватила мне ухо!
Побагровевший Арни возмущённо пыхтел и плевался, утирая рукавом кровь. Это нехорошо — мы не ожидали от глупой старой бабы такого яростного сопротивления.
Эрга напялила форму, оказавшуюся ей коротковатой, к тому же слишком узкой в плечах и груди, а на обмякшие конечности старпома кое-как нахлобучила розовый балахон. Наша драчунья принялась прогуливать китель вдалеке от камер, чтобы не засекли её рожу, а офицершу мы бегом стащили вниз, в третий класс — тут слежка не такая тщательная.
Мы вдохновенно потрудились над ней в каюте и через полтора часа старпом была готова вести нас к капитану. Чтобы усыпить бдительность судовой полиции, я шёл к нему с двумя девчонками и в сопровождении офицерши с замазанными гримом двумя ссадинами на морде. Зло сверкая глазами, она, тем не менее, сюрпризов не преподнесла, химия всё ещё действовала.
Мы оказались лицом к лицу с крупным мужиком лет сорока в расшитом, как у швейцара, кителе. Без лишних слов саданув в него из синтора, я спросил старпома, с двух сторон крепко стискиваемую девчонками:
-Теперь убеди меня, что не надо перерезать ему глотку...
Она вскинула голову. Глаза, налившиеся кровью под действием каилтина, буравили меня не хуже лазера, но сосредоточенно-мрачная рожа была уже сильно помята и общий вид не произвёл желаемого впечатления.
