Перевет почесал в затылке всей пятерней и насупился.
— Да понимаю, понимаю, — пробурчал он. — Только куда ни кинь — везде клин. Что так все плохо, что этак. А ты-то что делать думаешь?
Тойма сжал кулаки и ощерился.
— А думаю я, что надо нам с церковниками соглашаться! — кривая ухмылка перекосила его лицо. — Ополчение подымать да на Юг двигаться. Пошарить там, навести шороху, попугать дикарей немытых, а потом... Знаешь, где у меня Колесованная Звезда сидит? Вот и вымем занозу заодно. Пошлю я людей по базарам да ярмаркам наушничать, про несметные богатства храмов нашептывать. Мужики с войны злые вернутся, крови попробовавшие, таких на монастыри бросить — раз плюнуть. Вырвем заразу под корень, а там посмотрим. И долги отдавать не придется, во как! Что думаешь, Перик? Чью руку в драке держать станешь?
Перевет, все еще набычившись, буровил Тойму глазами. Он напряженно размышлял, тяжелое сопение колыхало его густые усы. Потом, крякнув, князь махнул рукой.
— Твоя правда, Той. Надо Храмы выкорчевывать, пока монахи окончательно на голову не сели. И долги им отдавать тоже не хочется. Я и без войны-то не знаю, как с ними расплачиваться. Так что поддержу я тебя, друже. Поддержу. Вот только не поворотится ли мужик после храмов на нас с тобой, вот в чем вопрос. От мужика до татя лесного, знаешь ли, даже не шаг, полшага...
— С черным сбродом я справлюсь, не впервой, — дернул бровью Тойма. — Пора, ох, пора покрепче их на землю сажать. А то бегают взад-вперед, ровно шило в заднице, а боярам моим пояса подтягивать приходится. Ну, разберемся и с ними в свой черед. Пошли, перекусим, что ли, в животе бурчит...
Вашка тихонько прикрыл дверь и неслышно отошел по короткому коридорчику на свой пост. Он оперся на бердыш и задумался. Услышанное кипело у отрока во рту и настоятельно просилось наружу. Поделиться, однако, было не с кем. Ну ничего, через несколько дней они вернутся в Тушер, и уж тогда он все-все расскажет дядьке Крапу, все-все-все!..
Тарона мягким движением поднялась с ковра, соблазняюще изогнув стан. Короткая, едва скрывающая высокую грудь накидка опасно колыхнулась. Барадаил, однако, не повел и глазом.
— Сколько раз можно повторять, женщина, я не дам тебе ни одного говорящего идола, — скучно сказал он. — Боги наказали мне хранить их, как собственную селезенку. Не докучай мне более бесплодными просьбами, они утомляют меня.
Тарона едва сдержалась, чтобы не пнуть надутого кретина в горло. Ни один вонючий мужлан не смеет говорить с ней в таком тоне! Ни один — кроме Великого Скотовода, в котором из великого лишь жирное брюхо. Она невольно сравнила усталую унылость Барадаила с непроницаемым спокойствием Тилоса. Сравнение вышло явно не в пользу жирдяя.
— Прости меня, о повелитель! — проглотив ненависть, мурлыкнула тарсачка. — Я всего лишь глупая болтливая баба, сама не понимающая, что несет. Однако смиренно напомню, что тарсаки устали ждать. Наши южные пастбища еще не испепелены огненными горами, но их жаркое дыхание уже чувствуется на коже. Как предсказывают жрецы Назины, не пройдет и одного лета, как и нам придется бежать оттуда. Земля трясется, и вместе с ней трясутся поджилки у трусов. Нужно начинать, пока мужество еще не покинуло степи великого Сураграша!
— Всему свое время, — все так же скучно ответил Великий Скотовод. — Племена не готовы к войне. В них нет нужной злости, они не хотят избавиться от северной угрозы раз и навсегда. Огненная вода выплескивается из горы не раньше, чем закипит в подземных кузницах Печенара. Так и ярость степей — сначала она должна как следует разгореться, чтобы не потухнуть при первых же лишениях войны.
— И когда же по-твоему, о владыка, ярость племен разгорится в должной мере? — Тарона тщательно прятала злую издевку в своем голосе. — Не снизойдет ли он до глупой женщины, смиренно просящей его о капле сокровенного знания?
Она опустилась на корточки рядом с Барадаилом, чтобы до его обоняния дошел запах мускусных благовоний. Их лица разделяло не больше локтя.
— Древняя мудрость тарсаков заключена в их повелительницах, — неожиданно дипломатично ответил Барадаил. — Если великое племя ведут матери своих детей, в этом должен иметься смысл. Я не считаю тебя глупой женщиной, королева, равно как не позволю тебе лечь под меня в обмен на желаемое. Достаточно с тебя Суддара.
Тарона отпрянула назад. Так он знает! Ах ты бурдюк с дерьмом...
— Я скажу свое последнее слово, — невозмутимо продолжил Великий Скотовод, в упор глядя на Тарону узкими заплывшими глазками. — Летом, когда сияющий Курат победит тьму и сделает ночи короткими, я созову племена и объявлю священную войну против трусливых бледнокожих северян. Я подниму всех, а те, кто струсят, навеки останутся отверженными. Тогда тарсаки обрушат свой гнев на врагов и завоюют себе новые пастбища и рабов. Но до тех пор я не прикажу никому напасть даже на крохотное северное стойбище. Гнев должен излиться внезапно, или все окажется впустую. Я сказал. Теперь оставь меня.
Против воли нижняя губа королевы поползла вниз, обнажая мелкие острые зубы. Она вскочила на ноги, окинула Великого Скотовода уничтожающим взглядом и бросилась к двери. Дворцовый стражник еле успел отскочить с ее дороги, когда она решительно прошагала мимо.
Суддар ждал ее в нише за одним из поворотов. Осторожно ухватив женщину за талию, он увлек ее в скрытый проход.
— Ну, что? — спросил он. От взгляда дворецкого не укрылась оскорбленная ярость тарсачки. — Отказался?
Тарона бешено взглянула на него и открыла рот, но промолчала. Какое-то время ее раздутые ноздри трепетали. Потом, угаснув, королева молча кивнула.
— Пойдем ко мне, любимая, там и обсудим, — предложил ах-Хотан. — Мои люди нашли кое-что очень интересное для тебя.
— И что же? — язвительно поинтересовалась еще не остывшая Тарона. — Может, скажешь сразу? Не томи душу, как твой ублюдочный хозяин! Дерьмо шакала, еще ни один мужчина так не оскорблял меня... кроме разве что северного посланника!
— Спокойно, милая, — тонко улыбнулся дворецкий. — Мой сюрприз из приятных. Но, может, не стоит раскрывать наши секреты всем слугам?
Выдохнув, Тарона последовала за ним по запутанным переходам и винтовым лестницам, скрытым в толстых стенах. Достигнув личных покоев Суддара, она плюхнулась на циновку и выжидающе уставилась на него.
— Несколько дней назад группа Золотого Змея обнаружила...
— Кто такой Золотой Змей? — перебила Тарона.
— Он из Теней, которые пока работают с нами, — пояснил Суддар. — Без ведома патриарха — у них внутренний раскол. Они хотят отомстить твоему любимому княжескому посланнику, Тилосу, за что-то свое. За что — не говорят. Неважно. Так вот, они бросили все свои силы на поиски и нашли-таки его к востоку от Дождливых болот. Сейчас следят за ним.
— И что? — еле заметно напряглась Тарона. — Убьют?
— Пока нет. Я попросил сначала доставить его к нам. Для... разговора. Они ждут подкреплений, чтобы взять его живым.
— Куда он идет? — плечи королевы опустились. — Могут ли мои воительницы перехватить его?
— Что самое интересное, моя дорогая, он идет прямо к тебе в гости. Два дня назад ему оставалось четыре или пять переходов до степей тарсаков. Так что твои женщины действительно могут вмешаться. Говорят, он неплохо дерется...
— Он один?
— Ну, можно сказать и так — тащит с собой какую-то девчонку. Нравятся ему, видно, малолетки. Откуда он ее выкопал на сей раз?
— Девчонки меня не интересуют, милый, — проворковала Тарона. — Это самая радостная новость за последние дни. Мои жрицы с удовольствием... поговорят с ним за компанию с твоими допросчиками. Иди ко мне, ты заслужил награду.
— Я знаю, — улыбнулся Суддар. — Я знаю...
Позже, когда они, разгоряченные, лежали бок о бок, Тарона прошептала:
— Суддар, ты великолепен. Могу я попросить тебя еще кое о чем?
— Сейчас, Тара, только передохну немного, — согласился Суддар, поглаживая пальцем ее напрягшийся сосок. — Все, что угодно.
— Нет, милый, помимо любви.
— Да? — насторожился дворецкий. — Говори.
— Мне нужны статуэтки, Суддар, говорящие идолы. Мои племена разбросаны далеко друг от друга. Я не смогу быстро поднять их все, когда придет время. Барадаил дурак, он не увидит даже костер темной ночью. Но ты-то меня понимаешь, ведь так?
— Пантера ты моя яростная! — вздохнул Суддар. — Я бы с радостью, но если он узнает, что я нарушил его прямой приказ...
— А с чего ты взял, что он узнает? — удивилась Тарона. — Он что, пересчитывает идолов каждый день? Ни за что не поверю. Я ему не скажу, ты — тем более. Так чем ты рискуешь?
Ее пальчики путешествовали по груди и животу дворецкого, опустились к паху. Суддар вдруг почувствовал, что к нему возвращается мужская сила.
— Ох, Тарона... — вздохнул он. — Нет.
— Да! — настойчиво прошептала тарсачка. — Да! А потом, когда мы вернемся с победой, я сделаю тебя Великим Скотоводом...
— Да, — согласился Суддар и, не в силах более сдерживаться, впился губами в грудь королевы.
По лицу Тароны скользнула торжествующая улыбка.
Тем же вечером из Граша на юг галопом ушел небольшой тарсачий отряд. Суровые телохранительницы-симаны, возглавляемые Зулой, стеной окружали повелительницу, готовые в любой момент отразить нападение. Закатное солнце бликовало на гладкой темной коже воительниц, на иссиня-черном оружейном металле, на золотой диадеме Тароны.
То же самое солнце, лишь стоящее немного ниже над горизонтом, светило в спину одинокому путнику, закутанному в потрепанный плащ. Глубокий капюшон скрывал его лицо. Не слезая с седла, путешественник показал саламирскому стражнику серебристую дорожную бляху и в обход нескольких торговых возов проехал в ворота. Попробовавшего возмутиться возчика солдат равнодушно ткнул древком бердыша в живот. Булькнув горлом, тот заткнулся и больше не возникал, даже когда с него слупили пошлину вдвое против обычной.
Конь путешественника простучал подковами по дощатым настилам купеческой улицы, свернул в узкий загаженный переулок и, петляя, выбрался к задней двери ограды тапарского храма. Спрыгнув с седла и постучав условным стуком, он не глядя бросил поводья привратнику и быстрым шагом взлетел по крутым ступеням к одной из жилых построек. В келье он сбросил плащ, обнаружив под ним скромную личность брата Перуса, личного секретаря Настоятеля. Наскоро помолившись и сменив мирскую одежду на привычную рясу, он прошел к соседней келье и тихо поскребся в дверь.
— Кто там? — недовольно откликнулись из-за двери.
— Я, мой господин, — сообщил Перус, выбивая нетерпеливую дробь носком ноги. — Вести от Кумана.
— Входи.
— Куман просил передать послание, — секретарь осторожно положил на стол Настоятеля пергамент, запечатанный восковой бляшкой с оттиском орла. — Его полный отчет.
— А на словах? — тени от огоньков свечей метались по лицу брата Семлемена, не давая разобрать его выражение. — Что он передал на словах?
— Радостных вестей нет, — вздохнул секретарь. — Южане определенно собираются воевать. Граш и Сураграш кипят, как котел на медленном огне. В степях множатся разбойники из числа обнищавших скотоводов, сиречь ахмузы. Торговым караванам опасно ходить без сильной охраны, плата за которую съедает всю прибыль. Пылевые бури на юге разрастаются. Случалось, они засыпали песком целые стада вместе с пастухами. В Граше и других городах косятся на северян, вступить в разговор в кабаке почти невозможно — могут побить или даже зарезать. Куман потерял двоих, после чего приказал своим людям не нарываться попусту. Сбор слухов и фактов в Граше в основном идет через местного торговца, именем Куранга, но о его лояльности мы можем лишь догадываться.
— Про неприязнь я знаю и так, — брови Настоятеля сошлись к переносице. — Что насчет численности южных банд?
— Сложно сказать. Племена разбросаны по всему Сураграшу, кто и когда захочет повоевать и захочет ли — неясно. Как всегда, наиболее активны тарсаки и гуланы. Они пока не слишком сильно пострадали от землетрясений и засух, но это лишь вопрос времени. Еще их сдерживает давняя нелюбовь друг у другу, но и она испарится, словно лужица под пустынным солнцем, дай только повод для войны с нами. Учитывая, что и те, и другие весьма воинственны, именно они представляют для нас наибольшую опасность.
— А если стравить их друг с другом? — брат Семлемен побарабанил пальцами по столу. — Возможно, резать друг друга им покажется сподручнее, чем отправляться в дальний путь?
— Такая междоусобица решила бы наши проблемы. Но не выйдет, — отрицательно покачал головой секретарь. — Их жрецы не устают напоминать про табу. Лет пятьдесят назад из-за такой войны степи сильно обезлюдели, и жрецы всех богов запретили тарсакам и гуланам воевать. Главную роль...
— А, припоминаю, — остановил его Настоятель. — Действительно, табу. Наверное, можно справиться и со жрецами, но нужно время. Ладно. Что по численности?
— Тарсаки распылены по огромным степям между Западным и Южным хребтами, собираться в кучу им долго. Вероятно, они смогут выставить тысяч пятнадцать-двадцать всадников единовременно, плюс к тому еще несколько десятков тысяч в течение года или около того. Гуланы чуть менее многочисленны, так что их первое войско составит тысяч десять-двенадцать всадников и тысяч восемь-десять пеших.
— Итого тысяч сорок в худшем случае, преимущественно конники, — подвел итого Настоятель. — Что с остальными?
— Сапсапы не слишком многочисленны и довольно миролюбивы. Но они сильнее других пострадали от бурь и извержений огненных гор. По слухам, уничтожена почти половина их пастбищ. У них нет иного выхода, кроме как пытаться захватить новые территории. В Граше все давно поделено, и ввязываться в войну за передел земель они вряд ли захотят. Силы не те. Поэтому сапсапы с охотой поддержат тарсаков с гуланами в их войне против Севера. С их стороны можно ожидать выставления тысяч пятнадцати или двадцати воинов, в основном пеших.
— Итого шестьдесят, — кивнул Семлемен. — Дальше.
— Племена Караграша пока остаются в стороне. Они рассеяны по джунглям вдоль Шураллаха, возделывают лесные плантации и не имеют общих вождей. Говорят, огненные горы там просыпаются в изобилии, но пока они не очень-то мешают людям. Помощи оттуда Граш может не ждать.
— Хорошо. Еще?
— Остальное по большей части мелочь. Каронги издавна придерживаются нейтралитета, да и малочисленны. Пошлют тысяч пять пеших и не более тысячи верховых. Вазиты и бериуты — перекати-поле, они рассеяны по всему Сураграшу и вряд ли захотят иметь дело с остальными. Скорее, они предпочтут пограбить соседей, пока те воюют где-то вдалеке. Биберы-конокрады, вероятно, поступят точно так же. Все прочее — даже упоминания не стоит. Необходимо учитывать и ту возможность, что, выступив в поход, они все-таки передерутся друг с другом. Осмелюсь предположить, что стоит постоянно ссорить дикарей для вящего их ослабления.
— Возможно, ты прав. Значит, брат Перус, можно ожидать, что в ближайшее время Юг выставит против нас не более семидесяти-восьмидесяти тысяч воинов, как конных, так и пеших, — Настоятель задумчиво сплел пальцы. — Я перечитаю послание Кумана на досуге, чтобы удостовериться в правильности твоего понимания. Кстати, кто встречался с самим Куманом? Кто-то из твоих людей? Или, упаси Пророк, кто-то из людей Каралета?
