Вопреки. Хроники Империи. Мир. (часть 1)

Принц поднял на него тяжелый взгляд.

— Что вы хотели предложить Королеве? Дать обет молчания? А потом повеситься...

Ромулен вздрогнул.

— Вон! — тихо сказал принц, его глаза побелели от гнева, — Ну!

— Идите к черту, господин поэт! — рявкнул он.

Влетевший в кабинет адъютант поспешно вытащил ошеломленного Ромулена за дверь. Через пару минут тот же молодой человек сунул ему в руки бумагу.

— Ваш пропуск, съер.

Ромулен остался один в коридоре.

Бредя по грязным улочкам, Ромулен чувствовал себя мышью, которую поймали, посадили в банку, и теперь сытый кот забавляется, стучит лапкой по прозрачным стенкам, довольно наблюдая, как мышка с писком бегает по кругу и подскакивает, пытаясь выбраться.

Куда он шел, он и сам не знал. На душе было муторно и тоскливо.

Что дальше?

Он продолжит писать. Ну арестуют его — раз, два, десять... С принца станется ему персональную камеру со всеми удобствами в государственной тюрьме выделить и посылать изыски от своего повара. А другие?

Они будут падать на площади под выстрелами или плеваться выбитыми зубами, пока заламывают руки. Спать по очереди, отгоняя наглых крыс и умирать на допросах, как Артур Лейс. Или от голода, как уволенный и всеми заброшенный метр Штенглер, мечтатель о стране всеобщего счастья...

Пожалуй, Лоренцо Ренцио все же удалось что-то сломать в нем, вынуть какой-то очень важный кирпичик.

Ромулен обнаружил себя перед распахнутыми воротами Университетского городка и впервые задумался, а стоит ли ему туда идти. Увидев на парадной лестнице главного корпуса ректора, он отступил за массивные перила, и поневоле стал свидетелем его разговора.

— Метр Ренсар, пока метра Найгеля нет, я их куратор, и я решительно возражаю против отчисления Жильбера Гартрена! — негромко, но решительно говорил молодой человек в фиолетовом хопеланде, — у вас нет на то никаких оснований!

— Его очередной арест — достаточное основание!

— С каких пор вы отдаете предпочтение политике перед наукой?! Вы сами не так давно вручали ему медаль за отличие.

— С тех пор, как нами правит ее Королевское Величество!

— Метр ректор, если бы Королева имела серьезные претензии к этому юноше — он давно пошел бы по этапу!

— Мой юный коллега, я понимаю вашу заботу... Уважаю ваши принципы, метр Эль Кади! Но он все равно не получит лицензии!

— Почему?

— Потому что за него никто не поручится! Кто будет подписывать направление в Лицензионную палату и характеристику? Может быть вы?

— Почему бы и нет? Я не вижу к этому препятствий!

— Конечно, имея такого покровителя, как Королевский Дьявол, вам нечего опасаться преследований, но я например не могу себе такого позволить!

Лицо молодого метра Эль Кади закаменело.

— Я горжусь, что метр Гален мой друг! Но к его помощи я прибегать не собираюсь...

Дальше Ромулен слушать не стал. Жильбер, как и он сам, едва сводил концы с концами и надеялся только на то, что в скором времени уже получит лицензию и сможет рассчитывать на место в Университете...

Он развернулся и пошел обратно к воротам. Кажется, его окликнули, но Ромулен не обернулся.

* * *

О том, что метр Ромулен Л Ти покинул столицу в неизвестном направлении, принцу Ренцио доложили как раз тогда, когда он, расправляя раф, раздумывал какого цвета камзол надеть на сегодняшний бал: амарантовый с пышными мамелюками и бранденбурами или бруснично-зеленый по строгой моде Вильи.

Траурный черный был бы в самый раз, — усмехнулся Лоренцо своему отражению.

Выслушав сообщение, он поморщился: чего, спрашивается, пристал к человеку... Не так уж и опасен этот поэт со своими бумажками! Можно было действовать мягче. Аккуратнее, как сначала и собирался...

Иначе, чем расстроенными нервами и не объяснишь!

Тайная поездка в Артанию ничего не дала, Лесиона найти не удалось и именно это беспокоило его больше всего. Лоренцо сомневался его братец или главы Домов, находившиеся практически в одном шаге от мятежа, вдруг отступили. Они мутили с налогами, увиливали от исполнения других обязательств, жаловались на произвол и просили удалить расквартированные гарнизоны, — неужели пойдут на вооруженный конфликт и надеются чего-то добиться?

С другой стороны Геллер.

Лоренцо уже имел сомнительное удовольствие лицезреть герцога и даже быть ему представленным. Подлец оказался к тому же еще и чертовски красив! Особенно с точки зрения тех, кому нравится красота андрогинная, смешивающая в себе черты обоих полов. Рыжие кудри, светло-карие глаза с прозеленью, тонкие губы, тем не менее указывающие на скрытую страстность... очень изящно сложен, но Лоренцо интуитивно почувствовал на своей территории присутствие чужого. Хищника. И реакция была соответствующая, хотя никаких причин для ревности или тревоги вроде бы не было.

Лоренцо впал в тихое бешенство, срывался по пустякам, превосходя сам себя и свою дурную славу. Его подчиненные ходили на цыпочках и в прямом и переносном смысле, давно уже привыкнув, что мысли и намерения принца угадать невозможно, и просто стараясь не угодить в грозу. Прочие и вовсе избегали то необычайно любезного, то бросавшегося в крайности в эти дни принца Ренцио — от греха подальше.

Как они с Альбертой и предполагали, Геллер привез договор, и надо сказать выглядел он вполне правдоподобно. Август и не стал бы спрашивать дочь, поставив перед фактом, — просто не успел. Обвинять герцога в подлоге прямых оснований не было. Так что юридически, этот гаденыш уже муж королевы. Дело только за венчанием и консумацией брака: пока не свершились два сии таинства духа и тела, брак считается не заключенным до конца.

'Консумация', передразнил себя Лоренцо. Ишь куда нацелился, паскудник!

Хотя ему-то какая разница? Королевский брак ни коим образом ничего не изменит.

Только... она будет несчастна...

Четыре года прошло с первой встречи у нее в кабинете. Четыре года он неотступно находится рядом, не позволяя себе ни малейшего намека...

И уж тем более, никогда не задаст прямого вопроса: зачем ставить ее перед выбором, который она не сможет сделать?

Лоренцо запустил руку в шкатулку, выбирая кольца, и распорядился подать себе камзол: черный, с красным отливом — этот цвет благодаря ему уже получил от Фолле название 'адово пламя'.

В самый раз!

И снова бал! От аккордов и переливов музыки дрожат хрустальные подвески люстр. Дворец сияет. Залы убраны лентами и флагами, а лестницы цветут на подобии оранжерей. Жаль, что сейчас не лето — фонтаны выключены, но погода исправилась и подморозила: зимний сад увешан фонариками, и украшенные инеем деревья нежно мерцают декорациями к волшебной сказке. Двор украшают ледяные фигуры, и там же готовится фейерверк.

Такое впечатление, что Рождество в этом году наступило чуть раньше.

Многоцветие нарядов и сияние драгоценностей в пламене многочисленных свечей. Модники щеголяют галантами и подвязками, за ними поверх перьев внимательно следят очаровательные глазки. Тонкие пальчики многообещающими намеками поправляют бертэ и блонды. Веера отсчитывают кому-то последние секунды романических тайн, и оделяют благосклонностью.

Возбужденное оживление, сплетни... Кому-то надо пристроить дочь, кто-то присматривает новую любовницу, у кого-то сын все еще в гвардейских лейтенантах... Как хорош молодой Майерлинг, только что представленный ко двору! А ведь ему всего 18, что же будет когда он в пору войдет! Родевийцы и артанийцы обсуждают дела с пограничными соседями из свиты герцога...

Самая красивая пара, безусловно, чета Лейденвер! Королевский секретарь не часто вылезал из форменного синего сюртука, но уж когда это все же случалось, — мог дать фору любому придворному хлыщу: возраст прибавил ему мужественности и шарма, а вкус был безупречен. Его избалованная вниманием жена может и не идеальная красавица, но что называется, женщина с изюминкой, и эту изюминку она знает как подать... Они так холодны друг с другом, но говорят, что недавно лакей застал их прямо на коврике! Ах, на столе говорите? Стол у Лейденвера большой, конечно... Да-да, среди бела дня... Любовь, в своем хозяйстве! Какой скандал!

Хотя посплетничаешь как же! Когда эта особа прибрала к рукам весь двор и муштрует фрейлин, как полковых лошадей. Королева только ее до себя и допускает...

Принц Ренцио как-то чересчур любезен, наверняка опять стоит ждать какой-нибудь гадости...

Вот и Королева: в наступившей тишине слышен только стук каблуков, пока она идет к трону.

Королева садится, дозволяющий взмах — и музыка заглушает громогласный шорох платья выпрямляющихся и снова оживающих придворных. Она тоже оживлена несколько больше обычного и обращается к сидящему рядом высокому гостю не иначе чем 'любезный брат'.

Вместе они открывают бал, и надо признать герцог смотрится великолепно: само обаяние и очарование... Ее Величество даже несколько раз улыбнулась в ответ.

Его Высочеству Ренцио сегодня приходится довольствоваться только вторым местом и даже не вторым танцем.

Означает ли это недовольство им королевы? Размолвка? Все ведь знают, что герцог приехал не просто свататься, настоять на своем законном праве, так что этот рыжий демон возможно будущий король...

Ха! Король! Если Королева пожелает! Она-то уж, поверьте, себя в сторону отодвинуть не даст, а из Курии веревки вьет: что скажет, то и решат, никуда не денутся...

По залу пролетел едва уловимый шепоток, когда Ее Величество все же приняла приглашение принца... Намеренно или нет, но они поставили себя на грань скандала, едва ли не открыто объявив о своей связи, о чем свидетельствовал наряд в одном стиле — суровой нравственности островной Энсолы, и цветовая гамма. Порфировый отлив камзола принца еще ярче проступил рядом с накаратовой марлотой королевы и перекликался оттенком с червчато-винным фрипоном. Было в этой паре нечто инфернальное.

Сотня глаз безотрывно следила за ними в танце и после, — всем показалось, что Его Высочество задержал руку Ее Величества чуть дольше, чем положено. Против обыкновения принц больше не танцевал в этот вечер и тенью следовал за королевой. От его милой улыбки хотелось самому немедленно отправиться в Кросскарцен и попроситься в самую надежную камеру с самой толстой дверью.

Опять-таки, против обыкновения Ее Величество не торопилась покинуть бал, и кажется, тоже развлекалась как и все, беседуя с герцогом Геллером: наверное все-таки, из него получился бы недурной король...

На короткое время они исчезли из вида, но в скорости появились, и Королева даже весело обсуждала фейерверк.

Бал постепенно угас, и было признанно, что это был лучший праздник едва ли не за все правление королевы Альберты, а уж за последние лет пять точно!

А главное прошел совершенно спокойно и без сюрпризов в стиле Лоренцо Ренцио.

Итоги бала не обернулись таким уж сюрпризом и для Эдуарда Геллера. Подобного развития событий он тоже не исключал, но естественно надеялся на большее.

Когда-то Биргит был свободным и независимым, пусть и очень небольшим княжеством. Им было чем гордиться в своей истории. В процессе тех или иных войн, которые никогда не прекращались надолго, территория княжества то увеличивалась, то уменьшалась, пока во времена Лоренцо Справедливого оно вовсе не утратило самостоятельность отойдя к набиравшему силу Нарантию, правда увеличившись вдвое. Герцог Эверет, его отец положил жизнь на то, чтобы вернуть Биргиту самостоятельность, выведя его из-под влияния Азенгольма, и достиг немалых успехов, главным из которых почитал соглашение с Августом Аверно о его дочери.

Юный Эдуард, среди развлечений, к которым была склонна его живая и любознательная натура экспериментатора, привык к мысли, что у него есть невеста. Такая практика была обычной среди королевских и просто знатных семейств.

Весть о том, что его нареченная отныне королева, а он в придачу к невесте может получить еще и Империю — потрясла его рассудок. С той поры у него не было иной цели.

Семь лет интриг и переписки. Семь лет, потраченных впустую... и он решил пойти ва-банк. Потребовать исполнения брачного договора перед Архипрелатом.

Пышная радушная встреча его несколько обнадежила. Как бы искушен человек не был, — он всегда найдет подтверждение своим чаяниям даже там, где их нет. Даже за официальной строкой светского протокола.

Еще больше он утвердился в своем намерении, когда увидел ее. Пожалуй, она была красива, и даже очень красива... И ровно настолько, что бы не затмить его. И это была Королева... Нет, Императрица!

Достойная своего места.

Ему одновременно захотелось увидеть ее усмиренной, покорной... Что бы эти ледяные серые глаза смотрели на него не сверху вниз, а с почтением, восторгом, страхом и готовностью исполнить его желания. И в тоже время он восхищался свойственным ей отнюдь не показным величием!

Он долго искал причину, по которой она упрямится, пока не увидел ее тень. И сразу узнал за непроницаемым бархатным занавесом карих глаз и кошачьей улыбкой — хищника. Зверя в засаде. Этакого ручного тигра у ног госпожи...

Госпожи? Полно! Так может говорить только тот, кто ничего не понимает в природе: и человеческой, и звериной. Он позволяет ей повелевать собой, пока его это устраивает. Он может позволить водить себя на поводке по улице и прыгать через обруч, забавляясь тем, что зрители и прохожие пугаются его рыка и лениво оскаленной пасти. Он позволяет ей демонстрировать власть, зная что сильнее. Зная, что она тоже безраздельно принадлежит ему. Что он в любой момент может перекусить глотку и тому, кто посягнет на нее и ей самой.

Черт побери, если у Геллера еще оставались сомнения — он видел их на балу, и застывшие маски бесстрастия сказали куда больше, чем самые жаркие взгляды.

Войдя в ее кабинет под приглушенные звуки бала, Эдуард Красивый уже не удивился, увидев в углу фигуру в черном с алым отливом.

Лоренцо, с облегчением сменивший улыбку, от которой уже сводило челюсти, на скопированный с Таггерта образ деревянного идола, — не позволил себе нарушить протокол и по привычке расположиться в удобном кресле. Просто слушал, отдававшийся в каждом уголке сердца, холодный — и такой дорогой голос:

— Любезный брат, я не оскорблю вас подозрением и уверена, что вас ввели в заблуждение. Мой отец не мог заключить подобный договор. Но даже если он имел место... увы. Договор подразумевает доброе волеизъявление обеих сторон. А я не желаю брачных обязательств. Даже если отбросить фактическую эмансипацию в результате принятия и осуществления верховной власти, я уже миновала возраст совершеннолетия, а значит вправе сама принимать решения. И этот договор я желаю расторгнуть!

Королева Альберта наконец отвернулась от окна.

— Я согласна выплатить соответствующую компенсацию.

Геллер молчал. Первым и самым неприятным сюрпризом стало такое же молчаливое присутствие в кабинете приора каритатов, который уже давно ловкими манипуляциями заменял собою дряхлого и больного Архипрелата.

Оставалось лишь отступить.

Эдуард Геллер не привык спускать унижения и отказываться от желаемого. Покидая готовящуюся к Рождеству столицу, он пообещал себе, что вернется.