Изольда Великолепная. Общий файл. Главы 1-38

— Отрезанную руку назад не пришьешь?

— Пришить ты уже пришил. Но вот твоей рукой она уже не станет.

Дядя был прав, но он не понимал, каково это — чувствовать в себе огромную силу, зная, что никогда не сумеешь ею воспользоваться. Открыть двери. Выйти за пределы листа — это возможно.

Вызвать ураган — вполне.

Наслать чуму... о ней лучше бы не вспоминать. Но вышло же. А простейшего говоруна сотворить — это уже никак. Или все-таки как? Ведь кое-что удается. Криво, косо, но действенно.

И если очень сильно постараться...

Это он себе говорил всякий раз после очередного провала.

— Урфин, магом тебе не стать. Даже если ты перечитаешь все книги из библиотеки Хаота, выучишь все их заклинания, магом тебе не стать. Ты же понимаешь это. Ты не идиот. Прими как данность. И успокойся, наконец. Сядь, я сказал!

Дядя редко повышал голос, и Урфин подчинился.

— Пей. Медленно и маленькими глотками.

Стекло стучало о зубы, а вода была холодной и горькой.

— Ты сильнее большинства хаотцев. А можешь меньше, чем любой из них. И этого не изменить. Но пока ты носишься с этой своей недоспособностью, ты забываешь о других. Нормальных. У тебя острый ум и хорошая память.

— Разве этого достаточно?

Как ни странно, но полегчало. Дядя умел бить так, что в голове прояснялось, но обида на судьбу не уходила. Ведь Урфин мог бы стать не просто магом. Ему говорили, что редко у кого встречается такой яркий дар. И такой бесполезный теперь.

— А разве нет? Ты пытаешься стать лучше, чем ты есть. Зачем? Ты и так хорош. Это всех и злит.

Магнус дергал бороденку. Сейчас сам он представлялся лишь ярким цветовым пятном. И движения его, мелкие, суетливые, вызывали тошноту.

— Х-хорош, — Урфин допил воду и разжал руки. — Лучш-ше некуда.

— Все мы носимся со своими обидами. Но не у всех хватает сил остановиться.

— Не поздновато?

— Ну... лучше позже, чем вообще никогда.

Ворона материализовалась под потолком. Она некоторое время висела, а потом шлепнулась, распавшись на куски. Куски же растеклись бурой жижей, в которой плавали куски вороньего мяса. Завоняло.

— Вот и охота тебе было заниматься этим? — достав из-за пазухи кружевной платок, щедро сбрызнутый духами, кажется, женскими, Магнус приложил его к носу. — Чужак тебя дразнит, а ты и рад стараться. На этом поле он сильней. Но играть-то по-разному можно.

— Без магии.

— Точно, голова твоя пока на месте, — Магнус дотянулся и постучал пальцем по лбу, — Пользуйся ею по назначению и все будет замечательно. Слушай, может, тебя тоже оженить? Смотрю, резко способствует просветлению в мозгах.

Лужицы с шипением впитывались в камень. Запах крепчал. Похоже, останется на несколько дней, если не недель. Ну, это еще не самый худший из возможных вариантов.

— Кто ж за меня пойдет-то?

Шутка была старой, хотя некоторое время Урфин думал, что возможно, когда-нибудь она и перестанет быть шуткой. Но Магнус не стал отвечать, что умная пойдет, а дуру в жены брать — себе дороже.

Он поднялся и взмахнув платком, словно пытаясь отогнать вонь, произнес:

— Пойдем-ка ко мне, малыш. Есть одно дело, которое назревало, назревало и назрело.

Бессонная ночь даром не проходит. Наша Светлость обретает приятный красноватый оттенок очей, уютную припухлость век и некоторое сходство с нежитью. Настроение соответствующее. Так и тянет впиться зубами в чью-нибудь жирную шею.

Конечно, это негигиенично, но моральное удовольствие доставит.

Но вместо крови подают молоко.

Омлет — тоже блюдо мирное, возвращению душевного спокойствия не способствующее. Я остервенело распиливаю его на мелкие-мелкие кусочки, которые все равно не лезут в горло.

И Кайя за завтраком не появился.

Сбежал, паразит этакий.

Срочные дела, конечно... настолько срочные, что бумаги бросил, с Ингрид попрощался сухо и быстро, а мне и вовсе кивнул. Не видела бы, чего с ним твориться, всерьез обиделась бы.

Нет, я понимаю, что штатных психоаналитиков здесь нет, а терминаторы если и плачут, то суровой ртутной слезой да в тихом месте, но ведь так и свихнуться недолго. А мне сумасшедший муж не нужен.

Или все-таки нужен?

Над этим вопросом всерьез Наша Светлость задумались всерьез и очнулись лишь тогда, когда Ингрид отобрала вилку, которую я увлеченно грызла. Может, и вправду клыки растут?

Сунула пальцы в рот, наплевав на то, что леди так не поступают. Вроде бы зубы пока нормальны.

— Возможно, если я узнаю причину вчерашней ссоры, — Ингрид отобрала и нож, тем более что омлет был безнадежно испорчен, аппетит же отсутствовал, как явление. — То смогу помочь советом.

— Мы не ссорились.

Приподнятая бровь. И немой вопрос в глазах. Но я не могу рассказать. Слишком уж личное.

— Иза, если Их Светлость чем-то тебя обидел...

Чем он может меня обидеть?

Хотя в свете вчерашних новостей... чем больше думаю, тем больше не понимаю. Урфин ведь друг, и... и этого оказалось мало? Закон для всех одинаков? Идеал правового государства, только неидеальный какой-то, если в применении к реальности. А главное, что сам Кайя понимает, насколько это ненормально.

— Все хорошо, Ингрид.

Только очень странно. И чтобы не думать об этом, я подумаю о другом.

— Скажи, а ты не хотела бы помочь... — на языке вертелось "великому делу освобождения рабов", но формулировку пришлось смягчить. — В одном несложном деле.

Еще одна приподнятая бровь. Надо бы и мне так научиться. Удобненько: рта не открыл, а вопрос задал. Но потом.

— Со всем моим удовольствием.

При виде бумажных гор, которые пребывали в некотором беспорядке, Ингрид приподняла уже обе брови.

— Иза, а ты уверена, что Их Светлость не будет возражать?

— Конечно!

Точнее, конечно, я не уверена, но уточнять не буду. Надеюсь, бумаги все же не повышенного уровня секретности. О планах грядущей социальной революции под мудрым руководством Их Светлости я рассказывать не стану. Просто подиктую кое-что...

— Но... я ничего не понимаю в цифрах!

Оно и к лучшему.

— Зато я понимаю, — я села в кресло Кайя. Великовато будет, чувствую себя ребенком, сменившим вдруг детскую мебель на взрослую. — Ты просто записывай...

С чернилами и перьями я до сих пор общего языка не нашла.

Так, а систематизировать данные по какому принципу нужно?

Регион. Пол? Цена? Возраст?

А вот это что за цифры?

— Класс, — подсказала Ингрид, разглядывавшая бумаги с непередаваемым выражением лица. Такое я видела лишь у Машкиного бедлингтон-терьера, создания воздушного и возвышенного, на элитных кормах взрощенного, при исторической встрече с полевой мышью. Бедолага потом неделю оправиться не мог. — Чем выше, тем раб дороже.

— То есть нолик — это самый высокий? А почему тогда цены нет?

— Ноль — это тень. Их не продают.

Логично.

Мрачные мысли прячем в закрома подсознания, потом как-нибудь на досуге извлечем и хорошенько их обдумаем. А сейчас — работать, работать и еще раз работать во славу новообретенной родины.

А вот и книга, куда Кайя записи делал. Еще один том удручающей толщины, но страницы заполнены едва ли на четверть. Между некоторыми — цветные матерчатые шнурки торчат. Вытаскивать не буду, подозревая, что торчат не украшения ради. Листы плотные, писать не помешают.

Я передала книгу Ингрид и объяснила, что делать. Итоговую колонку сама подобью, благодаря старой перечнице Матроновне, которая вела "Основы организации бухгалтерского учета", я и без калькулятора управлюсь.

Цифры, цифры... в них есть своя магия. Прежде мне было скучно. Ну какой интерес рассчитывать заработную плату абстрактным работникам несуществующего предприятия? Или производить амортизацию основных средств, зная, что этих средств в жизни у тебя не будет? Нет, сейчас все иначе! За цифрами я вижу людей и деньги. Ручейки меди и серебра, которые вливаются в золотую реку. И финансовый поток дробится, петляет, путает след.

Врешь, не уйдешь.

А схему Кайя выбрал не самую удачную. Он потеряет часть информации, а пятой точкой чувствую, что она важна. Колеблюсь я недолго.

— Ингрид, можно добавить еще колонки? Название фермы, слэш... это такая черточка. Да, именно такая... продавец. Думаю, будет понятно.

Матроновна утверждала, что цифры не лгут, и что только человек, который долго с цифрами работает, умеет прятать в них правду, но и та рано или поздно выползет наружу.

Здешние люди прятать особо и не старались.

Ферма "Золотой берег".

Уж больно красивое название, которое то и дело попадается на глаза. Прямо-таки глаза мои мозолит. Интересное предприятие с весьма разнообразными активами. Настолько разнообразными, что моя интуиция орет дурным голосом. Нет, пожалуй, с приходом-расходом Кайя и сам разберется. А я вот кое-чем поинтересней займусь.

— Ингрид, а ты не могла бы просмотреть эту стопочку. Посмотри, кого и когда продавали через "Золотой берег". Да и просто вытащи все, что касается...

На этот раз обходимся без немых вопросов. Злость моя, накопившаяся за ночь, получает выход, а я с головой погружаюсь в цифры.

Ингрид шелестит бумагами...

Налево. Направо.

Тесно на столе, и я перебираюсь с бумагами на пол. Пасьянс из отчетов, который сам складывается в систему.

Продажа, продажа... покупка. И снова десяток продаж. Опять.

Регистрация новорожденных.

Снова продажи.

Покупка.

— Иза, что ты делаешь? — осторожно спрашивает Ингрид. Глядит она на меня с жалостью, небось, думает, что Нашу Светлость остатки разума покинули.

— Сейчас!

Я не сумасшедшая. Увлеченная просто. Выдираю листик из книги — Кайя не заметит, она толстая, а мне надо на чем-то писать. Эх, придется-таки руки чернилами замарать.

Меня восхищает наглость этих людей. И подозреваю, что не одни они здесь такие умные. В какой-то момент я понимаю, что не хватает информации и останавливаюсь.

Безумная картина — куча бумаг, разворошенный стол и Наша Светлость в центре погрома. С книгой на коленочке и пером во рту. Тьфу ты, до чего вкус мерзкий.

— Ингрид, скажи... — пытаюсь сформулировать вопрос. — Если предприятие продает больше, чем производит, то излишки — это...

— Контрабанда.

— Незаконно?

Она пожимает плечами. Надо полагать, что да, незаконно, но смертельным прегрешением не является. Ингрид же подает очередной лист — мы добрались и до позапрошлого года — и трет виски. Вид у нее совершенно утомленный. А я вот бодра и полна желания вершить суд скорый и справедливый.

— Здесь другое, — говорит Ингрид. — Тебе следует показать это Их Светлости.

Покажу... надеюсь, он не слишком расстроится, что стопочки перепутались. Я их рассортирую. Позже.

— Одно дело — шелк, провезенный без уплаты пошлины. Другое — рабы.

Это я без нее понимаю.

— Откуда их привозят?

— Иза, — Ингрид поднимается и обходит мой пасьянс, — ловить незаконных работорговцев — не самое подходящее занятие для женщины. Оставь работу Их Светлости для Их Светлости. Ты и так уже...

Сунула нос не в свое дело?

— ...устала. А сегодня у тебя еще встреча с портным.

Да? А почему я только сейчас узнаю?

Портной подождет. Свадебное платье — это, конечно, важно, но...

— Иза, — моя фрейлина подает руку. Пальцы чистые, кожа белая. А я словно черничное варенье руками ела. Подозреваю, что язык у меня тоже лилового окраса. Надо это прекращать. Одно дело в задумчивости грызть карандаш, и другое — перо. — Если ты вдруг переутомишься или, не приведи Ушедший, вновь заболеешь, то гнев Их Светлости обрушиться на мою голову.

Об этом я как-то не подумала. Голова Ингрид гнева не заслуживала.

— Скажи, что я сама захотела.

— Вряд ли меня это спасет. Пойдем обедать. Твоя ферма от тебя не убежит.

Ферма не моя... кстати, интересно, чья она? Думаю, Кайя выяснит. Поговорить бы с ним.

Записочку послать, что ли? Но Ингрид ее не продиктуешь, а самой писать... как-то не хочется разочаровывать дорогого супруга моим совершенно некаллиграфическим почерком.

Кайя мерил шагами комнату, изредка останавливаясь у черной доски, на которой оставалось всего десятка три имен. Изначально их было несколько сотен, но дядя постепенно сокращал список.

Сейчас не думалось об именах.

Было стыдно.

Как так получилось?

Да Кайя в жизни никому не жаловался! До вчерашнего вечера. Что теперь Изольда думает? А вариантов особо нет. Кайя — чудовище. В добавок истеричное.

Утешать пришлось.

Вздохнув — вот как объяснить, что подобное поведение ему не свойственно? — Кайя остановился перед окном. Двор замка постепенно заполнялся людьми. До свадьбы две недели, и гости уже начали прибывать, создавая обычную суету. Вспыхивали ссоры, отголоски которых доносились сквозь общий гомон. Нарастало напряжение, как случалось всегда среди толпы, вот только нынешнюю толпу на штурм не отправишь. Придется терпеть.

Раскрывались полотнища стягов. Расцветали шелковые шатры тех, кому не хватило места в Замке.

Конюшни переполнены.

Слуг не хватает.

Зато полно желающих выразить собственное почтение Их Светлости, а заодно уж пожаловаться на соседа, сборщика налогов, повышение цен, погоду... вот почему всем можно жаловаться, а Кайя нет? Раньше он над этим вопросом не задумывался. Конечно, чужое поведение не оправдывает его собственной выходки, но... может, не все так плохо, как он считает?

Изольда же не смеялась.

Хрипло заорали рога, возвещая об очередном прибытии очередного барона, судя по обильному поезду, достаточно состоятельного, чтобы предъявлять претензии по поводу отведенных комнат и невозможности разместить в Замке всю дворню.

Рогам ответили другие, и эхо покатилось по двору. Затрещали барабаны северян. И визг волынок замечательно довершил картину хаоса.

Скорей бы свадьба. По разным причинам.

Когда звуки слились в один утробный вой, Кайя сбежал. В подземелье хотя бы тихо... по дороге он, повинуясь странному порыву, стащил с парадной лестницы розы. Иза ведь говорила, что они ей нравятся.

Изольда примеряла платье.

Белый шелк ниспадал мягкими складками, и не будучи прозрачен, он скорее дарил намеки и вызывал в памяти картины, которых — Кайя до сего момента был честно уверен — в ней не должно было быть. Он ведь не думал ни о чем таком, когда Изольда болела.

Или думал?

Нежная линия плеч, и темная тень — позвоночник. Мягкие углы лопаток и совершенный изгиб бедра. Ямочки на ягодицах...

Он не доживет до свадьбы.

— Ваша Светлость! — портной выронил булавки, которые рассыпались с очень уж громким звуком. И вид у него сделался испуганный, виноватый.

— Ваша Светлость, — Ингрид сделала реверанс.

Изольда обернулась и... если Кайя правильно понял, она была очень рада его видеть.

Значит, не сердится?

Но почему молчит? И смотрит так удивленно? Наверное, потому, что с цветами в руках он похож на идиота.

— Это... — Кайя поискал, куда бы приткнуть розовый куст, который вдруг перестал казаться хорошим подарком. Надо бы у дяди спросить. Дядя точно знает, что можно дарить женщинам. Но отступать было поздно: — Это тебе.