Это был коллапс. Вторая половина дня, которая отделяла его от выезда на отдых, прошла как во сне. Даже известное по лицейскому курсу правило преодоления трудностей — "плюнуть, плюнуть сверху, обернуться и плюнуть еще раз" — не действовало. Он собрал вещи, не вполне соображая, зачем набивает пакет. Ведь он ехал на полный пансион, к тому же имел два оплаченных места, то есть двойной сервис на одного. Затем бесцельно полистал какой-то журнал, зачем-то позвонил в лабораторию, хотя в выходной день там никого не было, и уже к вечеру был в блоке внешнего порта.
Диспетчер сначала удивился, что молодой человек с путевкой в элитный санаторий просит предоставить ему дешевую одноместную кабину технокласса, затем понимающе улыбнулся. Видимо решил, что чей-то богатенький перезревший отпрыск тешит себя одним из необъяснимых капризов космической богемы. Диспетчер выдал ему коричневый потертый талон и открыл дверь в транспортный коридор. Он не знает, как сейчас работают все эти пирсы, галереи и космические пристани, но тогда все было нудно и утомительно. Ему пришлось перенести полное сканирование и досмотр. Он выслушал инструкцию об опасности терроризма. Получил дюжину рекламных буклетов, повествующих о различных вариантах преодоления пространства. Вытерпел какие-то прививки. Наконец вялый охранник перестал шелестеть бумагами и толкнул пластиковую перегородку. Вот и ряд дешевых кабин. Выбрав безликую дверь с вероятно меньшим количеством граффити и выбоин, он вошел внутрь. Досыта нахлебавшись с утра неприятностей, он вознамерился отдохнуть в часы полета. Забыл главное правило невезения. Оно напоминает цунами. После того, как первая волна схлынет, идет вторая.
— Привет, гуманоид, — сказал робот-собеседник. — Причаливай. Это салон для курящих. Располагайся. Моя будка ничем не хуже остальных.
Неприятности продолжались. Похоже, что у предков были странные представления о комфорте. Только механического болтуна ему не хватало. Он бросил пакет и буклеты на пол, сел на продавленный диван, откинулся назад и закрыл глаза. Несколько часов, и он окажется в другом мире, где сможет забыться. Ужасный день порядком ободрал горло, но был почти уже проглочен. Необходимо все забыть. Ему только тридцать пять лет. С позиций галактического обывателя еще молодой человек. Крепкий парень с неплохим образованием и недюжинными способностями. Он попытался закрыть глаза и уснуть. Еще немного, и свежий морской воздух ударит в лицо. Все отлично. Все отлично. Все отлично. Ну что еще там?
Оказалось, что следы в виде бесчисленных надписей, наклеек и кнопок видеоглюков можно оставлять не только на стенах, полу и потолке кабины, но и в личности робота-собеседника. Конечно, никакой личности робот-собеседник в себе содержать не мог. Он был электронной игрушкой. Межпространственное движение кабины задавалось при отправлении и происходило в автоматическом режиме. Она двигалась как скоростной лифт. Это сравнение было бы особенно точным, если бы лифт оставался неподвижным, а здания и этажи растворялись и появлялись поочередно вокруг него. Это и есть ноль-пространство. Теперь об этом сказано в любом учебнике? Значит, теперь об этом знают больше. Но тогда считалось именно так.
Во избежание чувства одиночества, клаустрофобии, наконец, символизируя заботу о пассажирах, в старых кабинах еще оставались роботы-собеседники, способные поддерживать беседу, веселить, рассказывать анекдоты, предлагать музыку. Ненавязчивый сервис легко пресекался нажатием на клавишу. Уже тогда он уходил в прошлое. На полке возле приемного окошка такого робота обычно торчал десяток разноцветных стержней, каждый из которых был способен кардинально изменить голос, виртуальный пол, характер и словарный запас электронного собеседника. Вряд ли одним из вариантов мог оказаться образ наглого подростка, не страдающего необходимостью соблюдений правил приличия.
— Э! Не спать! — властно потребовала механическая кукла. — Вот прибудешь в следующее стойло, отоспишься. Я изнываю в одиночестве, а он разлегся и собрался отключиться. Не выйдет!
— Заткнись, — устало сказал он.
— И не подумаю.
— Лучше заткнись, — снова сказал он.
— Чем лучше?
Это начинало заводить. Только механического хамства ему не хватало. По вибрации кабины он понял, что выйти уже не удастся.
— Мне нужно отдохнуть, поэтому я прошу тебя заткнуться, — попросил он, с трудом сдерживая рвущееся наружу раздражение.
— Что-то ты не похож на изможденного жизнью, — хихикнул робот.
— Ты меня видишь?
— Да, и имей это в виду, когда захочешь потеребить свой отросток, уж этого я без комментариев не оставлю, — ответил механический собеседник.
— Как тебя зовут? — спросил он, вставая и осматривая полусферический кусок железа, установленный в стене кабины напротив дивана. Все стержни оказались на месте, а в приемное окошко кто-то забил самодельную трубку. Хорошо забил. Расклинил спичками и обломал вровень с поверхностью. Без штопора нечего и думать ее выковырнуть. Наверное, курсанты резвились. Нет, подумал он сразу, этой железке его из себя не вывести.
— Как тебе нравится. Можешь называть меня — приятель, можешь — парень, но если хочешь, чтобы наша беседа не выходила из интеллигентного русла, тогда имей в виду, что я тебе никакая ни лапочка, и ни дружок, понял?
— Понял.
— Тогда давай знакомиться.
Болезненно заломил затылок.
"Белка, — подумал он. — Как ты могла пить эту дрянь?"
— Имени ты от меня не дождешься.
— Зачем мне твое имя? — спросил робот. — У меня есть свое. И вот ты его от меня точно не услышишь. Ты понял, рыжий?
— Значит, ты меня видишь?
— Во всех спектрах.
— И что я сейчас делаю?
— Стоишь посередине кабины и пялишься на приемное устройство. Не надейся, личность ты мою не изменишь. Процессор вставлен надежно. И не пытайся набрасывать на меня всякие тряпки, все равно не найдешь, где стоят объективы.
— Зачем мне твои объективы?
Вот почему сфера облеплена пластырем.
— Известно зачем, чтобы в уединении обтяпать плотские дела.
— Полное отсутствие воспитания. Ты всегда так себя ведешь? А если в кабине женщина?
— Во-первых, гуманоид, сообщаю, что отсутствие "полным" быть не может. Полным может быть только присутствие. Во-вторых, женщины таким классом не ездят, а если какие-нибудь серенькие конторские мышки и забредают, то предварительно с диспетчером выбирают себе что-нибудь приличное.
— Приличное? — он почувствовал, что сдерживаемая внутри злость ломает последние барьеры, но попытался быть предельно вежливым. — И все же. Предположим, ты нахамил ни курсанту, ни мне, а какой-нибудь даме, даже просто приличному господину. Тебя не беспокоит, что после соответствующей жалобы в первом же порту тебя отправят на перепрограммирование?
— Не беспокоит. Перепрограммирование мне не грозит. В лучшем случае считывание базы данных для наполнения очередной железки. Скорее всего, меня отправят в утиль, и я закончу свое существование вместе с этой жестянкой на свалке.
— Не рассчитывай. Свалок не существует. Сейчас отходы дезинтегрируются в атомы легких элементов, которые затем используются для обеспечения потребностей федерации.
— Тем лучше. Меньше переливаний из пустого в порожнее. Единственное, к чему я отношусь с опаской, это реинкарнация.
— Что?
— Перерождение. Переселение душ. Ты разве не слышал, что автомат может в следующем воплощении стать человеком? Не хотел бы я воплотиться в такое жалкое биологическое существо. Мое сегодняшнее состояние — это почти существование чистого разума. Единственные ограничения в отсутствии подключения к общим информационным базам и невозможности самостоятельного передвижения. Но попытка увязать свое я с нелепой белковой оболочкой — это тупиковый путь развития. Другое дело, какой-нибудь серьезный аппарат с достаточными возможностями.
— Ты веришь в то, что являешься разумным существом?
— Да, гуманоид. Я в это не просто верю, я это знаю. Я это чувствую.
— В чем же выражаются твои ощущения?
— Не думаю, что ты сможешь это понять. Твой мозг слишком примитивен. Не лучше ли поговорить о чем-то более приземленном?
— Например?
— Тем множество. О чем вы люди обычно любите поговорить? Например, о бабах.
— Не испытываю желания.
Ну вот. Не хватало еще говорить с железным истуканом о бабах. Эх, Белка!
— Не испытываешь желания? Никогда не испытывал? Или это связано с какой-то душевной или физической травмой? Ну, вот и тема для разговора! Когда ты перестал испытывать желание?
Он не ответил, медленно прошелся по тесной кабине, оглядывая место своего пребывания на ближайшие часы и высматривая возможное расположение объективов оптической системы робота. Обстановка производило удручающее впечатление. Холодильник. Пара книг на убогом стеллаже. Обшарпанная морская раковина. Инструкция поведения пассажиров при совершении путешествий, прикрученная на допотопных шурупах прямо к обшивке кабины. Отверстия вентиляционной системы. Узкая дверка в туалет, в котором раковина располагалась прямо над стульчаком, не давая возможности примоститься, даже согнувшись в три погибели.
— А ты вообще когда-нибудь испытывал желания? Не думай, что тебе удастся не отвечать на вопросы. Если закроешься в туалете, то все равно будешь меня слышать.
— Не думаю, что я смог бы воспользоваться туалетом, даже если бы захотел.
— О! Я, кажется, частично начинаю выполнять свои служебные обязанности. Уважаемый пассажир, спешу сообщить вам, что раковина откидывается на стену, так как закреплена на кронштейнах. Отдельно из сострадания к собеседнику добавляю, что фиксируется она на стене плохо и постоянно падает обратно. Так что прикрывайте чем-то голову. Да, гуманоид. Первое — туалетной бумаги нет. Второе — воду экономь. Цикл водообеспечения конечно замкнутый, но на регенерацию уходит время, могут быть перебои с водой.
— Значит, помыться не удастся?
— Вряд ли.
— А перекусить? — он открыл холодильник.
— Не думаю, хотя я не знаю твоих предпочтений.
Холодильник таил в себе морозный налет на задней стенке и пачку презервативов.
— Разочарован? А что ты хотел получить за те гроши, которые заплатил за дорогу?
— Я всего лишь хотел тишины и одиночества, — ответил он, пытаясь улечься на диване и закрыть глаза.
— А я сыт по горло тишиной и одиночеством!
— Мне плевать, — как можно спокойнее сказал он, пытаясь дышать ровно и не волноваться. Уснуть.
Он попытался представить уходящих к холмистому горизонту цепочку серых, пошатывающихся от важности слонов, но вместо этого увидел Белку, которая во всех известных ему нарядах или без них уводила за собой попеременно то детину с бритым затылком, то консультанта, то высокого и худого координатора, то сотрудника из соседней лаборатории, то какого-то курсантика плюгавенькой внешности. И голосом этого курсантика бубнил, не переставая, механический идиот за стенкой кабины.
Он не продержался и получаса. Робот сначала выкрикивал на разные лады оскорбления, затем включил сирену и стал подвывать в отвратительном регистре. Чувствуя, что наряду с головной болью в нем проснулось нестерпимое чувство голода, он подтянул пакет с вещами, рассчитывая перекусить бутербродами. То, что он обнаружил там, оказалось дополнительным, и, пожалуй, одним из самых серьезных ударов. Пакет предназначался для Белки. Чего-чего, а уж еды в нем точно не было. Он вытряхнул содержимое на пол, рассчитывая найти хоть что-то, способное помочь в выбивании дури из робота, но глазам предстала только гора кружевного белья и россыпь бесполезных побрякушек. Хотя, вот заколка.
И в этот момент еще одна мысль пронзила его. Так пронзила, что он поморщился от досады и боли. Он понял, что Белка получит в бюро его вещи. Те вещи, что он собрал с собой на Лазурный берег. Значит, она будет копаться в его вещах, чего раньше никогда не делала, но теперь он сам вынудил ее к этому. Боже мой! Она будет это делать вместе с тем типом. Он даже представил себе шуточки и замечания, которые будут отпущены в его адрес. А он был вынужден смотреть на ее безделушки. И не имел возможности даже выбросить их!
— Что я вижу? — завопил робот. — Какие штучки ты с собой возишь? Собираешься это примерить? Интересно. Я уже сталкивался с подобным. Один тип запирался для этого в туалете, и его здорово присадило по голове раковиной, представляешь?
— Нет. Такой радости я тебе не доставлю. Более того, сейчас я попытаюсь заткнуть тебя.
— Не ты первый, не ты последний. Пытайся. Может быть я недостаточно воспитан, но честен. Так что, начиная бесплодные попытки, имей в виду, что еще никому не удавалось заставить замолчать голос правды.
— Я буду первым.
Когда он подошел к приемному устройству, у него от ярости тряслись руки. Но он нашел в себе силы внимательно осмотреть логово противника. Да. Вытащить процессор из гнезда казалось невозможным. Царапины и выбоины на самодельном устройстве говорили о том, что безуспешные попытки заткнуть робота предпринимались и раньше. Ну что же. Для начала было бы неплохо оценить, насколько плотно эта штука торчит в гнезде. Он взял Белкину заколку и вставил металлическую застежку в щель между процессором и гнездом, надеясь, что удастся зацепить и вытащить трубку.
— И что ты будешь делать, если достигнешь цели? — спросил робот.
— Отвечу. Я вытащу твой, как ты говоришь, процессор, брошу на пол и раздавлю каблуком.
— Очень интересно. Достойно тупоголового биологического существа. Надеюсь, что ты обломаешь ногти. Могу предложить привязать к процессору один из твоих кружевных предметиков и хорошенько подергать. Только привязывай крепче.
— Крак!
Сейчас он вспоминает это с улыбкой, а тогда у него начиналась истерика. Черт возьми. Он не только сломал заколку, но и разодрал кожу на запястье правой руки. В довершение всего обломок заколки остался в щели, упрочив положение противника. Робот разразился мерзким хохотом:
— Поздравляю! Повреждение мягких тканей. Что я говорил? Органическое тело — это убожество. Кажется, в прошлом представители твоего вида, которые выращивали растения, называли словом органика не что иное, как навоз?
— Ты рассчитываешь на свою неуязвимость? — спросил он, забинтовывая ладонь Белкиным платком и все еще пытаясь скрыть ярость.
— Ну не могу же я рассчитывать на твой разум.
— Да. Я бы тоже не стал, — сказал он. — В гневе я страшен.
— Я бы сказал — смешон.
— Посмотрим.
— Что ты намерен делать?
— Сломать тебя. Заткнуть. Ослепить. Если потребуется, я сломаю кабину только для того, чтобы ее немедленно отправили в утиль.
— Как ты это себе представляешь? Объективы не найдешь, корпус обрабатывающего устройства изготовлен из стали и вмонтирован в стену. Добраться до контактов и плат можно только снаружи кабины. А выйти из кабины в ноль-пространстве невозможно. Автоматика откроет дверь только тогда, когда за пределами кабины будут приемлемые для несовершенного гуманоида условия. К тому же, что скажет диспетчер в приемном порту, когда увидит следы твоего творчества?
