Зумба опять разделась — мочить одежду перед ночью было глупо — повесила на шею автомат и шагнула в воду.
Она присела на матрас, разложенный прямо на палубе, и задумалась. На пароме Ольга нашла железные доказательства того, что тут был Игорь и дети. В будке, в месиве, валявшемся на полу, она разглядела обрывки вещмешка и куски пеленки. Там же валялся искореженный автомат — значит, Игорь остался с одним пистолетом. Однако, ничего, что могло бы пролить свет на его дальнейшие действия, она не нашла. Зумба поняла, что те, кого она ищет, или плыли здесь, или ночевали. Про свежие дыры в палубе она тоже поняла, это мог сделать только вертолет. А он тут сегодня явно был.
'Что ж, пора готовиться к ночевке'. Хотя было еще светло, но солнце уже закатилось за лес. Теперь надо отложить все проблемы с поисками и решать проблему наступавшей ночи — как не попасть в лапы тварям. Гнома нет рядом и заступиться некому. За него она не тревожилась — ощущение, что он жив и здоров, присутствовало постоянно. Значит, он оторвался от спецназовцев, а твари ему не страшны.
Решение, где ночевать, пришло само собой. 'Игорь тут провел ночь, значит и я смогу'. Оставалась проблема питания. Почему-то в эти два дня голод уже не мучил её так, как раньше, до безумия. Теперь она чувствовала себя голодной, но видения сырого мяса прекратились. Видимо, действительно, прошла перестройка организма и ей теперь надо меньше калорий для поддержания формы.
Ольга сходила за оставшимися вещами, и оделась. До темноты еще было время, и она подумала, что сейчас не уснет. Чтобы занять себя, еще раз пошла с осмотром по судну. Теперь она проверяла все тщательно — разгребла завал из кусков древесностружечной плиты, пластика и тряпок. Ольга поняла, что это натворила очередь крупнокалиберного пулемета, развалив стол и угробив все, что на нем лежало.
Хотя обострившийся нюх и учуял запах тушенки, еще хранившийся в месиве, выбрать оттуда ничего не удалось. 'Похоже, Игорь теперь тоже без еды'. Вдруг в палец воткнулось что-то острое. Ольга инстинктивно отдернула руку, вслед за ней из кучи что-то потянулось. Она подняла ладонь выше — леска! В палец впился рыболовный крючок.
Она никогда не рыбачила в своей жизни, но примерно понимала процесс. На курсах выживания объясняли, да и до войны, когда она была у бабушки в деревне, видела, как местные занимались этим. Она не понимала удовольствия от ловли этих скользких холодных рыб, но сейчас ей так хотелось поймать хоть одну. Главным побудительным мотивом был гастрономический. Она вспомнила, как там, на озере ела сырую рыбину. Тогда она глотала куски, не обращая внимания ни на вкус, ни на вид. Сейчас бы она так не смогла, но все равно, рот наполнился слюной.
Она разобрала снасть, подвязала конец лески к тонкостенной трубке, раньше это была ножка стола — за нормальным удилищем надо было раздеваться и идти на берег, Зумба решила, что сойдет и так. Все равно, она не питала иллюзий и почти не надеялась на удачу. Проблемой стала наживка, ей казалось, что на крючке обязательно должен быть червяк, но на курсах в Комплексе говорили, что можно использовать любое насекомое, или любой съедобный кусочек — хлеб, мясо и тому подобное. Даже какую-нибудь нитку. Так как, съедобного у нее ничего не было, а будь, она предпочла бы съесть его сама, пришлось искать нитку. Красно-желтую нитку она вытянула из матраса, намотала на крючок и завязала, чтобы не стянуло водой.
Небо над лесом залила вечерняя зоря, вода вокруг парома тоже казалась красной. Ольга нашла место потише, и внутренне посмеиваясь над собой, рукой забросила крючок в воду. 'Ну, ловись рыбка, большая и маленькая!' Она уставилась на поплавок, который упал на бок и поплыл мимо борта. Придется идти за ним, подумала она, трубка короткая и отыграть, как удилищем, ей не удастся. Однако она не успела сделать даже первый шаг, поплавок вдруг выпрямился, и ушел под воду. Ольга на мгновение растерялась, но толчок, передавшийся руке, сработал как спусковая пружина. Она закричала и со всей силы дернула импровизированную удочку.
Рыбина вылетела из воды и, сделав большую дугу — дернула Ольга насколько хватило сил — с высоты шлепнулась об железо палубы. Бело-зеленая полосатая рыба выгнулась и затряслась в агонии. Удар был очень силен.
Ольга бросила трубку и кинулась к трофею. Схватила рыбу обеими руками и тут же с криком бросила обратно. Оказывается, она была колючей как еж! Она прижала бело-зеленую, с темными полосами рыбу к железу и аккуратно вытащила крючок из раскрывшегося и ставшего огромным рта рыбы. Подергала и вырвала бородку из нижней губы. По-моему, окунь, решила Зумба. Она помнила только то, что окунь полосатый, а эта рыбина была полосатой. Шириной сантиметров семь и длинной больше её ладони, она сразу прикинула, сколько в ней будет мяса и уже хотела разделывать её, но потом остановилась — попробую еще. Новичкам везет.
Везение оказалось просто огромное — за пять минут, пока какая-то особо крупная рыбина не ушла вместе с крючком, Ольга надергала кучу рыбы — с десяток полосатиков самых разных размеров. Самый маленький был сантиметров двенадцать длинной, а самый большой, в два раза больше первой рыбы.
Живу! Она радостно потирала руки. И тут она поняла, что, если бы, не оборванный крючок, она бы вряд ли остановилась. Что-то заставляло её снова и снова закидывать удочку и с замиранием сердца следить за поплавком. 'Так вот ты какое — рыбацкое счастье, — заулыбалась она. — Потом, когда все наладится, надо повторить. Приехать сюда с Игорем'.
Она быстро оборвала себя, подобные мечты пока не к месту. Надо заняться рыбой. Похоже, годы после войны, когда река не видела ни одного рыбака, рыбе пошли на пользу. Её в реке, наверное, теперь валом, подумала она, доставая нож.
Когда она решила ложиться спать, от нагретой за день палубы шёл жар. После того, как она съела целую кучу мелконарезанных кусочков рыбы и напилась воды, жизнь показалась ей вполне сносной. Она улеглась на теплый матрас, немного полежала, вслушиваясь в мурлыканье реки, и вскоре уснула. Однако, минут через тридцать проснулась, почувствовав сильный эмоциональный сигнал, пришедший от ребенка. Она с тревогой всматривалась в ночь, ожидая, что будет дальше, но никаких сигналов больше не было. Ольга понемногу успокоилась и опять заснула. И вот теперь, её разбудил холод. За ночь палуба остыла, и прохлада от реки забралась к ней под куртку.
Надо вставать, решила она, все равно не уснешь. Можно было уже идти — солнца еще не было, но первый предвестник — порозовевший край неба на востоке появился.
Ольга прошла то место, где вчера она в последний раз встретила след. Надо опять делать круг, это конечно, займет время, но не может же след исчезнуть в никуда. Если же это произошло, то тут только одно объяснение — вертолет. Ну а для него нужна площадка, где можно приземлиться. Уж её она точно не пропустит. Ольга прошла еще в сторону от воображаемой линии, соединившей места, где она нашла следы. Сначала влево, потом вправо. Несколько раз, не обращая внимания на насквозь промокшие снизу брюки. Утренняя роса сегодня была обильной, крупные капли, почти такие же, как и зеленые ягоды рядом, висели на листьях голубики. На траве капельки росы были мельче, зато тянулись вдоль всей травинки.
Вот он! Наконец она вышла на след. Ольга остановилась и в недоумении огляделась — что-то здесь не так. Трава и кусты вокруг вытоптаны, словно здесь была схватка. Вдруг она вздрогнула — кровь. Опять кровь. Если бы солнце в этот момент, не пробилось сюда через листву, она бы, наверное, не заметила эти коричневые засохшие пятна. Кусты словно заржавели. Она присела и раздвинула ягодник. Внизу, на мху и на траве, крови было еще больше.
Откуда это? Неужели Игорь так и шел с открытой раной? Да ну, что он ребенок что ли? Скорей всего присел перевязать — вот и пенек торчит — снял повязку, кровь опять и пошла.
Она поднялась, шагнула вперед — туда, куда вела цепочка ржавых капель на примятых, растоптанных кустиках черники и голубики. И вдруг замерла — сердце резко ударило и остановилось. Потом опять начало бешено колотиться.
На прогалине между кустов, где пучился буграми только желто-зеленый мох, чернела цепь четких следов. Во впадинах они уже наполнились темной водой, на бугорках были ровными и сухими. Словно человек только недавно прошел здесь, мох — это не трава, выправится теперь очень нескоро.
Все это фотографией отпечаталось в её мозгу, но сердце замерло совсем по другой причине — здесь шел не Игорь! Следы — четкие и глубокие — были просто великаньи. Не меньше сорок седьмого — мелькнуло у нее в голове. И будто, чтобы она не сомневалась в случившемся, в одной из вмятин от ноги великана, медно поблескивала торчавшим наружу патроном, пистолетная обойма. Магазин от Стечкина.
* * *
— Слушай, Ваня, а не мог бы ты путешествовать в рюкзаке, вместе с твоим любимым яйцом?
Вопрос только формально был адресован ребенку, на самом деле я задал его себе.
Идти сегодня было почти приятно — солнечное утро, чуть заметный ветерок доносит резкий аромат недалекого соснового бора. Лесная дорога сплошь заросла травой, кусты тоже выползли из леса и начали оккупировать проезжую часть, но места, чтобы идти свободно еще хватало.
Просто прогулка на пикничок.
Если бы не тяжелевший с каждым часом Иван, Стечкин, бьющий по бедру, да время от времени появлявшаяся из лесу черно-зеленая фигура, можно было подумать, что я вернулся в детство. Только тогда было такое синее-синее небо, такая зеленая трава, и такой покой в душе. Словно для того, чтобы я еще больше уверовал в это, в глубине леса раздалась короткая барабанная дробь. Потом опять, и опять. Дятел! Черт! Я сто лет не слышал, как стучит дятел. И вообще не помню пенья птиц.
Однако, мое извращенное сознание, замечая все это, наоборот, заставило меня насторожиться. Ну не может быть на самом деле, все так прекрасно. Значит, скоро будет очень плохо. Так всегда бывало в последнее время — хоть на Посту, хоть в Городе.
Я встревожился — ребенок в руках очень связывал меня. Я всерьез подумывал, о том, чтобы усадить его за плечи. Правда для этого надо было придумать какое-то креслице, или что-то подобное.
Теперь Иван, вместо потерянной пеленки, был одет в мою футболку. Это платье ему было великовато, я подогнул подол и подвязал на животике. Хотя, мне кажется, ему было наплевать на любую одежду. Она нужна была только для нас, чтобы мы не переживали. За все время путешествия на нем ни разу не появилось ни царапины, ни синяка. При этом действовал он иногда не хуже каскадера. До сих пор в глазах стоит его залихватский прыжок со стола, с боевым ножом в руке.
Я уже давно перестал считать его ребенком и иногда мне в голову закрадывалась мысль, что он и не человек вовсе. На мой взгляд — страшилище полуволк Илья, вел себя больше по-человечески, чем этот ангелочек. Как будто он просто исполнял роль ребенка, и то, похоже, только для Ольги и Гнома. Я не входил в мир его пьесы, и со мной он вел себя так, как хотел. Вернее, так как надо было в данной ситуации, чтобы выжить. Как он плакал на руках у людоеда! Даже мне стало жалко. Так при этом еще и ел. Куда он потом девал ту пищу, которой кормил его Леший, я понятия не имею. Однако не думаю, что он её переварил. Теперь, по прошествии тех дней, что мы рядом, я точно знал, что пища ему не нужна.
Как только появится Ольга, надо срочно дослушать рассказ до конца. Откуда она узнала про детей, и куда их надо доставить? Что это за место, которое они даже назвать не могут?
Когда впереди из кустов вынырнул Гном и, оскалившись стал показывать мне, чтобы я быстро исчез с тропы, я понял, что предчувствие меня не обмануло. Слишком уж у полуволка был встревоженный вид. В таких случаях меня уговаривать не надо, я мгновенно ретировался в кусты, отбежал метров десять от дороги и присел. Через несколько секунд появился Гном. Он упал возле меня и показал — тоже ложись. Я снял рюкзак, перевернулся, лег на спину и положил Ивана себе на грудь.
— Что там? — шепотом спросил я.
— Спецназ.
Блин, я уже совсем забыл про них, и про остальных — восточников, золотоДобытчиков и прочих. Мне казалось, что все наши преследователи остались на другом берегу. А ведь все они жаждали получить наши головы. Ну и, конечно, Ивана и Яйцо. Почему-то для всех, кроме меня этот 'ребенок' и голубой камень имели особую ценность. И только я до сих пор не знал, что несу в руках. Несмотря на это, я никому не собирался их отдавать. Кроме того, что об этом меня просила Ольга, я теперь был должником у Ивана Ивановича.
— Много?
Я аккуратно переложил Ивана на траву и потянулся за Стечкиным. На душе стало тоскливо — со спецназом мне тягаться вряд ли удастся. Еще и с ребенком на руках. Надо уходить с хорошей дороги.
— Не знаю. Впереди их лагерь. Ночевали. Но он пустой сейчас.
Раз пустой, значит уже на выходе. Ищут. И понятно кого. В общем, все повернулось так, как я и думал — они не стали переправляться, чтобы преследовать меня. Наверное, не поняли, что я ранен, а просто высадились на этом берегу и теперь ждут, когда мы попадем к ним в лапы. Конечно, не фигурально ждут, а активно ищут. Сейчас, скорее всего, идут по квадратам, высматривают следы.
— Что делать будем, следопыт? — я повернул голову к волку. — Ты у нас по лесу главный.
Илья задумался.
— Пойду, наверное, еще раз проверю. Пробегусь по лесу глубже. Может определюсь, где они.
Разведка, конечно, дело нужное и я бы не возражал. Тем более для меня задержка была выгодна — я ведь ждал Ольгу. Во всей этой смертельной круговерти, она была для меня главным призом. Но было одно но — мы находились слишком близко к лагерю врага. Возможно, они покинули его не навсегда, а сделали опорным. Тогда они там через какое-то время появятся.
Даже вдвоем, мы с Ильей не представляем большой проблемы для москвичей. Они люди обстрелянные и побывали во всяких заварушках. В ночи, в темноте полуволк с людьми еще мог потягаться, а сейчас, днем все его преимущества нивелируются обычным автоматом. Пуля в любом случае быстрее.
Так что нам следовало как можно быстрей уносить отсюда ноги. Только вот куда?
— Слушай, Илья, а может давай в наглую пройдем сейчас по дороге и постараемся как можно дальше свалить отсюда, пока есть время и идти легко.
Он опять задумался. В этот раз молчал дольше.
— Может, ты и прав, — неуверенно начал он. — Если не будем останавливаться, можно далеко уйти. Но все-таки, я сначала схожу еще раз к лагерю, проверю.
— Давай, — я не стал его останавливать. Может это и к лучшему. Моя бесшабашная натура не раз заводила меня в крайние ситуации.
Волк скользнул по траве и бесшумно растворился в кустах. Я проводил его завистливым взглядом. Вот это умение, я бы с удовольствием приобрел, но, конечно, не таким экзотическим способом, как он. Моя человеческая внешность мне нравилась гораздо больше, чем обличье твари. И похоже, так можно — вон Ольга тоже стала супервумен, но при этом своей красоты ни капли не потеряла. По-моему, наоборот, стала еще красивей.
