— Я же сказала: очень далеко.
— Точнее!
"И ни слова о драгоценной меди, которая у нас была с собой. Нет, это не разбойники. Больше похоже на полицию... или инквизицию".
— Я не знаю,— Вэй Лин была по образованию биологом и в самом деле не помнила, сколько километров до Земли,— и я действительно не знаю, кто вы такие. Мы мирные торговцы, но мы не местные. Возможно, вы какие-то известные люди в своей стране, и вас каждый знает в лицо, но я вас прежде никогда не видела.
Рыжая обменялась взглядами со стариком.
— Что такое "стране"?
"Так... начинаются языковые проблемы",— поняла Вэй Лин.— "Надо воспользоваться этим, чтобы потянуть время. Возможно, капитан уже выслал помощь".
— Как это?
— Что означает слово "стране"?
— Как, вы не знаете, что такое "страна"?
Рыжая нахмурилась:
— Я еще раз напоминаю, что у нас есть способы заставить тебя говорить. Не пытайся лгать. Не пытайся притворяться. Даже я вижу, что сейчас ты притворяешься.
"Даже она?! Что она хочет этим сказать? У них где-нибудь тут припрятан детектор лжи? Может, что-то такое встроено в амулет-переводчик?"
— Хорошо. Страна — это местность, окруженная границей, в пределах которой правит... ну... кто-нибудь. Я не знаю, кто у вас правит.
Вдруг старик встал, подошел и коснулся ее лба. Девушка почувствовала, что ей очень хочется спать...
...
Вэй Лин снова пришла в себя в каком-то доме. За окном было уже темно, виднелся лес. В комнате горел необычный светильник: яркий огонек внутри металлической решетки. Очень похоже на те, что зажигали на улицах Упура с наступлением ночи... а потом весь Упур утонул в огне. Махуд Ашмаир, спасший ей жизнь, кузнец Ургор, делавший ей искусственное дыхание, общительный торговец Стит — все они теперь мертвы.
Вэй Лин больше не была связана, однако обнаружила на себе чужую одежду. Похоже, пока она была без сознания, ее обыскали и переодели. Сколько она спала? Время неизвестно, но уже ночь.
Она вздрогнула: в тени, в углу сидел человек. Тот самый старик. Он спокойно дожидался, когда она заметит его присутствие, и теперь сказал:
— Позволь тебе кое-что объяснить, девочка. Меня зовут Икен. Так... судя по всему, ты не знаешь, кто такой Эйо Икен. Не знаешь. Плохо. Это упростило бы многие вещи. В былые времена пленный, услышав мое имя, становился на редкость говорлив, даже если до того были немым с рождения.
— А! Так значит я пленная! А вы... из контрразведки что ли? Или палач?
— Пусть будет контрразведка. А если ты будешь называть меня палачом... я могу не уловить твоей иронии и в самом деле стану палачом. Я могу. Понятно?
— Понятно. Очевидно, у вас тут охрана за дверью, иначе вы бы не угрожали.
— Охрана? А ты такая опасная?— старик ухмыльнулся настолько хищно, что даже отчаянная разведчица поежилась.— Скажем так: мои коллеги недалеко. Так вот. Я потерял много времени. И я не хочу терять больше. Ты можешь начать сотрудничать со мной немедленно и в полной мере. Никаких уверток. Никакого притворства. Никаких умолчаний. Само собой, никакой лжи. В этом случае у тебя и твоих спутников более благоприятные перспективы. Или ты можешь продолжить свою игру, но если так... я думаю, ты никогда не простишь мне то, что я с тобой сделаю.
"Ага! Вот и угрозы".
— Если у вас так мало времени, попробуйте сэкономить его, ответив сначала на пару моих вопросов. Если бы вы сами оказались в плену неизвестно у кого, разве стали бы вы сотрудничать с вашим тюремщиком? И второй вопрос: с чего мне верить вам насчет "благоприятных перспектив"? Я хочу видеть моих спутников и убедиться, что с ними все в порядке.
— Хорошо. Но это будут последние два вопроса, на которые я тебе отвечу. После этого тебе придется решать.
Ответ на первый вопрос. Я — не "неизвестно кто". Я — Эйо Икен, магистр воздуха, света и снов, бывший даэдар армии Столицы, специализировался на диверсионных и десантных акциях в тылу противника, включая разведку, захват пленных и уничтожение высокопоставленных лиц у врага. Сейчас я занимаюсь тем же. Сотрудничать со мной тебе стоит хотя бы потому, что я все равно узнаю все, что хочу узнать. Но в этом случае мы оба что-то теряем: я — немного времени, а ты — свою личность и рассудок.
У Вэй Лин засосало под ложечкой.
— Ответ на второй вопрос. Твои спутники будут поставлены перед той же самой дилеммой. Так что совершенно неважно, увидишь ли ты их сейчас в добром здравии. Уже скоро все может измениться в худшую сторону. Увидишь ли ты их потом, зависит от твоего решения, и от решения каждого из них.
Два четких ответа — и сейчас он опять продолжит допрос, от которого никуда не денешься. Наручные компьютеры пропали, связь с орбитой оборвалась. Если бы свои могли прислать помощь, давно бы это сделали, времени прошло достаточно, поэтому на внезапное спасение можно не расчитывать. Угрозы Икена насчет методов допроса были похожи на правду: у землян давным-давно изобрели разные психотропные препараты, действующие как "сыворотка правды". Побочные эффекты от их применения могли быть какими угодно, в том числе и потеря рассудка. Если туземцы смогли сделать медальоны-переводчики, у них вполне может быть какая-нибудь мощная химия или аппаратура для допросов, в том числе и небезвредная. Все секреты она разболтает в любом случае. Если она останется в здравом рассудке, то сможет хоть что-то предпринять. Если же она героически сойдет с ума, никакого толку от нее не будет вообще. А при нормальном разговоре, может быть, удастся хотя бы скрыть что-нибудь.
— Я согласна, только есть две просьбы.
— Два вопроса... теперь две просьбы...— это мне начинает надоедать. Что за просьбы?
— Во-первых, вы сказали, что моим спутникам дилемма еще только БУДЕТ предложена. Я не хочу, чтобы они пострадали зря. Я вам расскажу все, что знаю, и быстро, а вы за это их не тронете. Поверьте, они знают примерно столько же, сколько и я.
— А вторая просьба?
— Во-вторых, многое из того, что я вам расскажу, вам может показаться неправдоподобным. Я прошу не делать поспешных выводов.
— Вторую просьбу я исполню легко. Сколь бы ни была "неправдоподобна" твоя правда, ложь я почую, не будь я магистр снов.
"Ну, точно у старого хрыча где-то припрятан детектор лжи!"
— Что касается первой просьбы... я ее исполню, но частично. Обещаю, что не трону твоих друзей до того, как закончу с тобой. А после... ты пойдешь со мной, сможешь переговорить с ними и постараешься убедить не оказывать бессмысленного сопротивления. Итак, продолжу с того вопроса, на который ты не захотела отвечать. Где живет твой народ?
— На других планетах.
Вэй Лин ожидала проблем с переводом. Но, судя по тому, как вскинулся старик, ответ он понял:
— Мы знаем только одну планету — нашу. Другие планеты упоминаются иногда в сказках, иногда — в верованиях некоторых народов. Ты сказала правду, и ты не дитя. Значит это — твое искреннее религиозное убеждение?
Чего-то в таком роде следовало ожидать. Туземцы, которые никогда не видели даже своего солнца, вряд ли смогут так легко поверить в инопланетян. Хорошо хоть, что соответствующее понятие имелось хотя бы в их сказках. Ничего не оставалось, как пытаться убедить своего тюремщика.
— Я же говорила, что вам трудно будет поверить. Нет, это не религиозное убеждение. Я родилась и жила на другой планете, это было не в ином воплощении, не в легенде, не в каком-нибудь трансе, а в самой обычной жизни, всего несколько лет назад.
— Интересная религия...
— Это не религия!
— Тогда как ты можешь это доказать?
— Вы же говорили, что чувствуете ложь.
— Я чувствую, когда человек говорит то, во что сам не верит. Но ты веришь в то, что говоришь. Вопрос только, на чем основана твоя вера: на каких фактах — экспериментальных или религиозных? Поэтому я спросил о доказательствах. Какого рода эти доказательства? Что-нибудь такое, что я смогу проверить сам, или же это чужие свидетельства, какие-нибудь священные откровения?
— При чем тут чужие свидетельства, если я сама, лично там жила.
— А почему ты решила, что ты жила на другой планете, а не на этой же, но в другом месте, где, быть может, природа сильно отличается от наших мест? Глядя на тебя внимательнее, я понимаю, что такой фенотип я раньше не встречал, а я много путешествовал. Допускаю, что твоя родина очень далеко, но... другая планета? Не морочь голову мне и себе! Тебя могли усыпить или одурманить и перевезти в таком состоянии хоть на другой конец света, а потом заявить, что это другая планета. И ты поверила?
— Можно убедиться... вы нашли у нас браслеты и ящичек примерно вот такого размера?
— Да.
— Это передатчики. Через них я слышала своих друзей, которые не на Зеленой Жемчужине. Так мы назвали вашу планету.
— Нашу планету,— упрямо поправил старик.— На моем языке она называется Виз.
Но Вэй Лин так же упорно гнула свою линию:
— Если бы я могла воспользоваться тем устройством, вы бы увидели и услышали все своими глазами.
— Хочешь сказать, это какие-то амулеты? Но в них не было энергии. Видимо, разряжены. Но где доказательства, что тот, кто станет говорить через них, не на планете? Я могу выйти в другую комнату оставить вам подобный амулет и заявить, что говорю из Шиманасары.
— Из Шиманасары?
— Это место из одной детской сказки.
— А запеленговать источник сигнала вы можете?
— Какой природы сигнал?
— Радиоволна.
— Хмм... магия света для дальней связи? Экзотично...
Икен некоторое время молчал. У девушки появилась надежда: если удастся послать весточку своим... После некоторых раздумий старик все-таки отказался:
— Я не хочу, чтобы ты таким образом вызвала подмогу или предупредила сообщников. Кстати, а это не твое?
Старик достал из складок одежды обычный фонарик. Именно такой "посеял" Джексон, вспомнив о потере только на корабле.
— Это моего друга, он потерял его в Упуре.
Спокойствие магистр мгновенно улетучилось, и он злобно спросил:
— Ты не знаешь, как как называется планета, но знаешь, как называется город рядом?!
— Знаю, местные сказали. А представьте себе, я бы спросила, как называется планета — куда бы завел такой вопрос?
— Зачем ты ходила в Упур?
— Не ходила. Меня туда мой товарищ притащил, буквально.
— Зачем?
— Меня табипен укусил. Лес у вас довольно милый, а я зверюшек изучаю, кто ж знал, что там и такое обитает.
— Милый?! Там много, кто обитает — и такое, и гораздо хуже. А это что за штука? Для чего?
— Фонарик, для освещения.
— Амулет "светила"? Он разряжен?
— Должен работать. Но он включается через браслет, который вы отобрали.
— Ну, предположим, что я бы тебе его отдал. И что я бы тогда обнаружил? Откуда исходил бы ответный сигнал?
Вэй Лин указала рукой в потолок.
— Из-за облаков.
На этот раз Икен молчал еще дольше, переваривая услышанное.
— Ты хочешь сказать, что это не обман? Что где-то там за облаками находится другая планета, и оттуда с тобой говорят?
— Да нет же. За облаками находится корабль, на котором мы прилетели с другой планеты. Планета очень далеко, с ней так просто не поговоришь.
— Ага! Значит все-таки религия!— удовлетворенно заключил магистр.— Ваш народ всего лишь изобрел левитацию, и вы внушили себе, что прилетели откуда-то с другой планеты. Но та планета достаточно "далеко", чтобы оправдать тот факт, что этой планеты не существует.
— Ну хорошо, пусть будет религия,— обреченно согласилась Вэй Лин.
— А сейчас ты мне врешь,— заметил Икен.— Хоть я и думаю, что это религия, но ты уверена, что не религия. Религиозное убеждение в нерелигиозности? Это было бы странно. Не надо пытаться угодить мне ложью. Я ничего тебе не сделаю за то, что ты со мной споришь. А вот за отказ могу уничтожить. Помни, что это спор не ради моего развлечения, а ради твоего выживания. Продолжай меня убеждать, посмотрим, что из этого выйдет.
"Что же сказать старому зануде, чтобы он отвязался?"— спросила себя Вэй Лин.— "Как жаль, что я не астроном!"
— Я плохо разбираюсь в таких вещах, это не моя профессия. Я могу рассказать вам все, что знаю, хотя, скорее всего, что-нибудь перепутаю. Но вы уж сами смотрите, что из этой информации вас убедит.
Вэй Лин начала сбивчиво пересказывать ту часть школьной астрономии, которая осталась в ее памяти. Магистр сначала недоверчиво фыркал, но не перебивал, а потом и фыркать перестал, словно лишившись дара речи.
— И тогда астроном корабля сказал нам: лучше не говорите им, что вы с другой планеты. У них атмосфера непрозрачная, и они никогда не видели ни звезд, ни планет. Они могут решить, что вы лжецы или сумасшедшие. Вот все, что я знаю на тему путешествий между планетами,— закончила свой рассказ Вэй Лин.
Ни слова не говоря, магистр поднялся и вышел из комнаты, захлопнув дверь. Прошла минута... две... Вэй Лин встала, подошла к двери. Заперто. Окно... слишком маленькое. Стены толстые.
Пришлось ждать. Даже в такой обстановке в ней не угас дух исследователя: Вэй Лин заинтересовалась туземной лампой. Между железными прутьями колебался огонек. Это было не насекомое, как она думала раньше, а просто огонь. Если поднести руку — жжет. Может быть, откуда-нибудь поступает газ? Купить бы такую штучку, физики на корабле разберутся. Вот только добраться бы теперь живой до тех физиков!
Вэй Лин думала, что этот старик ведет себя необычно. Назвался военным, а рассуждает как ученый. Очень похоже на Брюса Игнатова: армейское прошлое, но научное настоящее. Да и грозный вид умеет на себя напускать не хуже Брюса. Вот бы на ее место Кея, корабельного психолога...
Дверь открылась, и вошли все пятеро визанцев. Молча расселись. Почему-то теперь гигант уже не казался таким тупым варваром, и толстушка больше походила на строгую врачиху, чем на монахиню.
— Я, наверное, слишком стар для того, чтобы поверить во все то, что ты мне рассказала,— начал Икен.— Но на твое счастье со мной есть коллеги, из которых песок еще не сыпется. Они меня убедили проверить кое-какие из... твоих утверждений. И получается так, что, возможно, я не прав. Подчеркиваю: возможно! Сейчас я собираюсь задать тебе ряд вопросов. Постарайся отвечать на них коротко и быстро. Мне надо было давно додуматься до такого простого способа, но, кажется, старческий консерватизм дал о себе знать. Итак, начнем?
— Я готова.
— Небо на твоей планете прозрачное как стекло?
— Даже прозрачнее.
— И сквозь него видно другие... как ты сказала... звезды, планеты?
— Да.
— Ты видела это собственными глазами?
— Да.
— Как часто?
— Всегда, когда смотрела на небо. Днем видна одна звезда, самая близкая, ночью — много далеких. Хотя, нет. Иногда небо сплошь закрывают тучи, но в наших краях это случается редко.
— Сколько лет тебе было тогда, когда ты их видела?
— Да всю жизнь. С "Колониста" звезды тоже видно. Так что до сих пор. Сейчас мне тридцать семь.
— Считает ли тебя кто-нибудь сумасшедшей?
— Мама. Она считает, что это сумасшествие — лететь так далеко. Слишком опасно.
