Успокоился я только перед самым рассветом. Даже поразительной выносливости теперь уже моей красавицы не хватило, и под конец она была уже в полудреме. Кончив в последний раз, я буквально свалился на постель, рядом с девушкой и тут же отрубился.
* * *
Шум, поднявшийся после моего выступления, заглушал любой любые посторонние звуки. Перекричать несколько десятков орущих друг на друга глоток было практически невозможно, не говоря уже о том, чтобы унять мужиков, готовящихся перейти от слов к действию.
Однако кое-кому это все же удалось. По залу разнесся вроде бы негромкий деревянный стук, который, тем не менее, был слышен абсолютно всем, несмотря ни на какой шум. Сквозь расступающуюся толпу, чуть горбясь и изображая неспешную старческую походку, с посохом в руке вышел Ральф.
— Ты удивляешь меня, Мерлин, — обратился ко мне старый маг, почти нарочито не замечая всех остальных. — Я искренне считал тебя честным человеком, чтущим законы гостеприимства. Но что я вижу? Ты собираешься втравить мой народ в совершенно ненужную ему войну, подвергаешь всех нас серьезной опасности! И ради чего?! Ради того, чтобы просто напакостить недругу твоего конунга!
Ну, Ральф, это даже как-то неспортивно! Где изящные словесные кружева с двойным, а то и тройным дном?! Где насмешка и в тоже время обвинение собеседника?! Где, мать твою, непрошибаемые аргументы! Да, разбаловал меня Гаюс, Ральфу до ворчливого лекарю, как до Китая пешком. Его обвинения и также хрупки, как лед в апреле.
— Ты серьезно ошибаешься, Ральф, если думаешь, что я хочу куда-то вас "втравить". Вы сами себя "втравили", когда приплыли на эту землю и решили поселиться здесь. Неужели ты всерьез полагаешь, что хозяева этой земли потерпят у себя под боком чужаков, говорящих на другом языке, поклоняющихся другим богам и, самое главное, не платящих дань? Именно потому, что вы очень хорошо ко мне отнеслись, помогли в трудное для меня время, я хочу помочь всем вам. Сейчас идет война, конунг Сарум и его ярлы и пальцем не пошевелят, если на землях не произойдет чего-то по-настоящему страшного. Но война рано или поздно закончится. Ярлы со своими воинами вернутся домой, и вот тогда, будьте уверены, на вас обратят внимание. Я готов просить за ваше племя перед своим конунгом, чтобы он взял вас под защиту. Взамен же вы должны показать, что вы — полезные союзники! Очень даже честная сделка, как по мне!
По глазам старика вижу, не убедил. А вот окружающие начали переводить несколько растерянные взгляды с меня на Ральфа и обратно. С одной стороны, старый маг имеет довольно большой авторитет, с другой стороны — я, который такого авторитета не имеет, но кое-чем уже известен и говорю довольно разумные вещи.
— Ты говоришь, идет война. А что будет, если твой конунг проиграет? Что в таком случае нам делать? Да, говоришь ты складно! Но имеешь ли ты право говорить от имени своего конунга? Вдруг, все, что ты нам тут наобещал, не стоит и сушеного рыбьего хвоста?
Пока я молчал, обдумывая, как бы половчее отбиться, люди, особенно старшего возраста, отдельными репликами стали выражать поддержку Ральфу. Один беззубый старик даже посмел грязно выругаться в мой адрес, обозвав: "helvítis lygalaupur". Я выпустил немного маны, особенно надавив на этого пердуна, который тут же схватился за сердце и побледнел, посторонний шум в мгновение затих. Присутствующие, кроме Ральфа, обратили на меня опасливые или даже откровенно испуганные взгляды.
— Колдун слишком любезничает с тобой, чужак! — вперед вышел высокий белокурый мужчина в довольно богатых одеждах с виднеющейся кое-где золотой вышивкой. Статью он был не обижен. Впечатление не портили даже следы старения в виде многочисленных седых прядей и выделяющих морщин. Что его портило, так это выражение лица. Надменное,я бы даже сказал, спесивое. — Мы оказали тебе честь, быть здесь, среди достойнейших и даже дали тебе право говорить, но ты оскорбляешь нас гнуснейшей ложью! Ты хочешь, чтобы наши мужи воевали и погибали за какого-то хера, про которого мы первый раз слышим в обмен на какую-то "защиту"! Ха! Нам не нужна ничья защита! Особенно с sonur hóra, который держит подле себя таких подлых змей, как ты! Тьфу!
Стирая с лица слюну, я пытался понять: это глупость или провокация? Этот, судя по всему, важный и богатый хрен мало того, что в грубой форме оскорбил меня, моего сюзерена, он еще решил меня публично унизить. Настолько уверен в себе или у него есть какой-то план?
А в доме собраний тем временем установилась просто гробовая тишина. Одни, те, кто более или менее, меня знали, предвкушали мой ответ, вторые, знавшие меня чуть хуже, ждали, чего же сейчас сделает "страшный" колдун, а третьи пребывали в злобном предвкушении.
— Ты невежлив, прежде, чем говорить, ты должен был представиться, — прозвучал мой спокойный голос в полной тишине.
На лицо моего собеседника выполз самодовольный оскал, оглянувшись на тех, от кого как раз и шло злобное предвкушение напополам с презрением (с чего бы?), он преисполнился еще большей спеси и заговорил.
— Мое имя Дитрих, сын Дьярви, из рода Грегер. Ты хочешь мне что-то сказать, чужак?
— Да, хоть ты, наверное, это знаешь, но вежливость обязывает меня представиться. Мое имя — Мерлин. Отца своего я не знаю. Он сбежал от матери, когда я еще не родился. И рода своего у меня тоже нет. Хочу, чтобы ты знал это. Я — Мерлин, безродный и не знающий отца, вызываю тебя Дитрих, сын Дьярви, из рода Грегер на поединок во славу Одина.
В ответ раздался громогласный смех Дитриха. Вскоре к нему присоединилась добрая четверть собравшихся, которые почему-то были практически все здоровыми мужиками в возрасте, под стать самому Дитриху. Затесалась в эту компанию одна женщина "за тридцать", наверное, чья-то вдова.
— Ха-ха-ха!!! Ну... ха-ха... насмешил! Поединок тебе... ха... подавай! Да кто ты такой, úrþvætti, чужак чтобы я — вождь этого благословенного богами рода бился с тобой?! Да еще и во славу Всеотца! — его смех был вполне искренним, а также самодовольство от того, что, как он думает, все больше и больше втаптывает меня в грязь. Хм, а Ральф тем временем стоит, как ни в чем не бывало. Почему он молчит? Почему не поддержит этого радостного дебила? Вместе у них намного больше шансов задавить меня. К тому же, если их сторонники объединятся, надеяться на "независимых" мне уж точно не стоит.
— Я правильно понимаю, ты отказываешься от поединка со мной? — вежливо спрашиваю, сохраняя бесстрастное выражение лица. Судя по эмоциям, мое поведение окружающие восприняли как слабость, даже те, кто, в принципе, доброжелательны ко мне,. Скандинавы такие скандинавы. Хотя, скорее, просто время такое, непростое. Что ж, непростые времена требуют непростых решений.
— Ты еще и тупой! Да, я отказываюсь, ты — грязное отребье, недостойное даже сапоги мне лизать! — уже откровенно веселясь, ответил этот "вождь".
Это были последние членораздельные звуки, которые он издал в своей жизни. За доли секунды над моей ладонью сформировался плотный огнешар и со скоростью арбалетного болта устремился к моему собеседнику. Никто ничего не успел сообразить, а горящее и визжащее от боли тело врезалось в предусмотрительно созданный барьер, отгораживающий центральную площадку от лавок, на которых и сидит большинство присутствующих.
И пока народ выпадает в осадок от резкой смены обстановки, выпускаю в ауру треть всего резерва. Не смертельно и даже для здоровья не особенно вредно, но ощущение давящей мощи послужит неплохим аргументам для того, чтобы не делать глупостей. Так и получилось, до того, как тушка Дитриха перестала подавать какие-либо признаки жизни, и я не забрал назад весь магический огонь, погасив таким образом тело, народ даже дышать старался как можно тише. Они взирали на меня круглыми от изумления и страха глазами.
Но были два исключения. Та самая "вдова", секунду назад насмехавшаяся надо мной, и Ральф. Первая не испытывала такого уж сильного страха, скорее сильное опасение вместе с... эээ?! Вместе с возбуждением и желанием, направленным на меня. С учетом того, что буквально только что этого не было, она — настоящая садистка-извращенка. М-да.
Что касается старого мага, то его эмоции все также были закрыты от меня, но никакого всплеска маны или даже излишне резкого движения внутренней силы от него не последовало. Интересно, я только что убил вроде как важного члена племени, а жрец племени, который, по идее, должен такие вещи пресекать, никак не отреагировал.
— Если воин отказывается от поединка, значит он трус, и его жизнь ничего не стоит. Так принято на этой земле. Вы поселились здесь, будьте любезны, уважать законы этой земли! — говорю я собравшимся, а затем поворачиваюсь к Ральфу. — Нас прервали, но я отвечу на твои вопросы. Да, риск того, что мой конунг проиграет, есть. Но вы рискуете в любом случае. Встанете вы на сторону одного конунга или другого, это ничего не изменит. Кто-нибудь из них все равно одержит победу, а кто-то потерпит поражение.
Старый маг вперился в мои глаза цепким, внимательным взглядом, будто пытаясь что-то в них прочесть или решить для себя какую-то дилемму.
— Ты так и не сказал мне о гарантиях. Чем ты можешь подтвердить свои слова?
— Не волнуйся, я не бросаю слов на ветер и готов подтвердить все на Алтаре! — как в таких случаях говорят? "Все или ничего"?
* * *
— Вы откуда? — спрашиваю у подошедших воинов в количестве около дюжины.
— Мы воины рода Вегейр, пришли согласно договору, — ответил относительно молодой, чуть старше меня парень. Хотя в отряде были воины постарше.
— Отлично, ваше место вон там, — и указываю рукой на заблаговременно приготовленное для этого рода место. После этого мужики, молча, с каменными рожами последовали туда, куда я их послал. Кроме одного.
Эх, когда я думал, что самым сложным будет вынудить это залетное племя идти в военный поход, я сильно ошибался. Оказывается, этим скандинавам было достаточно пары пафосных речей и наглядной демонстрации, кто здесь самый крутой. Если бы не Ральф, никто бы, наверное, и не стал задавать неудобных вопросов.
Больше всего я намучился, когда пришло время организовывать все это. Собирать ополчение или провести все на добровольных началах? То есть, кто хочет — идет, кто не хочет — не идет. После нескольких часов споров и уточнений (с моей стороны) сошлись на втором варианте. Мне нужен был скорее небольшой мобильный отряд, который сможет навести шороху в одном месте, в другом, в третьем, и хрен его потом поймаешь, а не маленькая армия с ограниченной мобильностью.
Или, например, вопрос, откуда брать припасы в дальнюю дорогу. С оружием, хвала всем богам, все было более или менее нормально. Практически у каждого члена племени имелось личное оружие.
А вот договариваться с родами, обговаривать время и место сбора было тем еще геморроем. Каждый стремился растянуть все это дело. Пришлось устанавливать жесткие сроки и устанавливать материальную ответственность за каждый день опоздания.
— Что? — спрашиваю у застывшего напротив меня юноши, который почему-то остался и не пошел со своими.
— Достопочтимый... — неуверенно начал он, — глубокоуважаемая* Ода просила передать, что у нее есть для тебя дар, и она хочет вручить его тебе с глазу на глаз.
— Хм, когда глубокоуважаемая матрона* ждет меня? — интересно.
— Она будет рада видеть тебя в любое время.
* * *
Фух, наконец-то со всем разобрался! Все рода прислали своих воинов, оружие и амуниция в порядке. Об однотипных и довольно качественных комплектах, как в армии Камелота, приходится только мечтать. У большинства защита представлена только в виде большого, круглого щита и плотной кожаной курткой. Некоторые имеют неплохие кольчуги и шлемы. И по пальцам можно пересчитать тех, кто одет в пластинчатую броню, под стать той, что носят рыцари.
Всего сто сорок восемь человек, а как я намучался! В армии Камелота есть четкая, устоявшаяся иерархия и организация. Множество чисто технических вопросов вынесено за скобки и у рыцарей голова обо всём этом не болит.
Три дня ушло на то, чтобы всех собрать, назначить младший командный состав и тщательно проработать и согласовать походный порядок. А то ведь никто и слова-то такого не знал. У них все просто, собрались, договорились куда идти, следить, чтобы никто особо не отставал, и все. Пришлось по несколько раз объяснять и разжёвывать этим людям базовые принципы армейской организации. Еще и плевались, сволочи! Мол, какая-то ерунда, деды наши так не делали, и нам не следует. Гребаные блюстители традиций! Как бы не так! Ленивые жопы! Пришлось надавить на них и напомнить о судьбе некоего Дитриха.
Ещё эта Ода! Что ей вообще надо?! Времени и так нет, а тут она со своими приглашениями. И ведь не откажешь! Эта дама предоставила дюжину хорошо вооруженных и экипированных воинов, прочие рода дали, в основном, лишь бездоспешный молодняк.
Дело уже идет к закату, виднеющаяся морская гладь почти окрасилась в розово-оранжевый цвет. Неповторимый пейзаж, который можно увидеть лишь на побережье. Благо, особняк Оды находился как раз ближе к морю. Странная всё-таки женщина. Все бывшие сторонники убитого мной вождя буквально пылали ко мне чистейшей, концентрированной ненавистью пополам с животным страхом. В крайнем случае, имело место сильная неприязнь. А тут? У неё даже в эмоциях при общении не прослеживалось никакого негатива. Хотя понять, что она чувствует в конкретный момент, довольно сложно. Мало того, что ее эмоции скачут, словно бешеные тараканы, меняясь через каждые несколько минут, так они еще и смешиваются между собой во всякую непонятную ерунду.
Не хочется делать поспешных выводов, но такое состояние эмоциональной сферы свидетельствует о том, что у дамы не всё в порядке с головой, и, по идее, вести себя она должна, как неуравновешенная истеричка. Однако это далеко не так, Ода производит впечатление спокойной и властной женщины. И либо у нее просто чудовищный самоконтроль, либо мои умозаключения не соответствуют реальности, и дело в чем-то другом.
На входе меня встретил десятилетний мальчишка, судя по всему, выполняющий обязанности прислуги, и проводил меня в большой и пустой зал с очагом. На стенах висело разнообразное оружие, а на полу, в нужных местах,расстелены медвежьи шкуры.
Рядом с очагом, на одном из кресел сидела, в принципе, еще вполне симпатичная, белокурая женщина, укутанная в темно-синий плащ с воротником из лисьей шкуры. Ее босые ноги покоились на одной из шкур.
— Приветствую тебя, достопочтимый Мерлин, смотрю, тебе передали мое приглашение, — приветливо улыбнулась она, увидев меня. — Прошу, проходи, присаживайся, угощайся, чувствуй себя, как дома.
Указала Ода на кресло, напротив себя, и на столик, на котором стоял расписной серебряный кубок. В нем исходило паром пряное вино.
— Благодарю тебя, глубокоуважаемая, — сажусь в кресло, беру в руки кубок и делаю небольшой глоток. Каждый раз угощает меня этим напитком. Да и сама, как я заметил, очень любит его. Оно и не мудрено. Вкус у этой поделки скандинавов, хоть и своеобразный, но довольно приятный. Чем-то напоминает глинтвейн, только более сладкий. — Не сочти за дерзость, но у меня очень много забот, и я не могу позволить себе слишком долго бездельничать. Твой родственник сказал, что у тебя для меня какой-то дар. Я очень благодарен за твоих воинов, это — лучшее, что ты могла преподнести в дар. Ты уже сделала для меня очень много, нужды разоряться еще больше нет.
