Андрей Васильев Хранитель кладов

Но не расскажет. Вернее, расскажет только то, что сама сочтет нужным. Она не человек — она кремень, я подобных ей встречал раньше. Те тоже всегда прибеднялись, мол, ничего не знаем, ни на что не способны, но, когда доходило до дела, они любому могли фору дать.

— Все встало на свои места, — Павла Никитична провела пальцем по знаку Полоза. — Теперь понятно, почему Карл вокруг тебя такие турусы на колесах развел, да и насчет вурдалаков ясность появилась. Но одного я в толк взять не могу — ты почему Паше насчет кровопийц ничего не сказал?

— Ну, тогда они еще не настолько сильно меня донимали, — произнес я. — Один раз девка нагрянула и все. А теперь куда серьезней личности стали таскаться. Скажем так, высший командный состав.

— Павел тебе визитку дал, — сдвинула седые брови женщина. — На ней телефон прописан. Взял, набрал, поделился грустными новостями, что тут сложного?

— Ничего, — улыбнулся я. — Кроме одного — с чего бы? Мы с ним вроде как не друзья, даже не знакомые, раз пообщались — и только. Это как минимум не очень удобно.

— Неудобно на потолке детей делать, то и дело за люстру приходится хвататься, — немного сварливо заметила старушка. — А тут дело серьезное, Валера, вопрос жизни и смерти. Правоохранительные органы, если ты не в курсе, для того и существуют, чтобы защищать жизнь граждан. Ты гражданин?

— Гражданин, — согласился я.

— Ну вот, — Павла Никитична скрестила руки на груди. — И потом, Хранители кладов в наших краях появляются не так часто, не след ими разбрасываться. Понятно, что вурдалаки пить тебя не станут, ты им живым и здоровым нужен. Им даже обращать тебя в себе подобного смысла нет, с людской сутью из тебя дар уйдет. Но сделать так, что ты им покорно служить станешь, — возможно. Ты человек, а значит, тебя можно принудить к сотрудничеству. Страх, страсть, алчность — мало ли хороших инструментов существует? Сам не заметишь, как не к тому берегу прибьешься.

— Ни к какому прибиваться не собираюсь, — сообщил ей я. — У меня уже есть работа, ее мне предоставило государство. А все эти заколдованные места и прочая экзотика — без меня.

— Одно радует — по глазам видно, что сам понимаешь, какую глупость сказал, — фыркнула старушка, от которой, похоже, ничего нельзя было утаить. — Упрямишься? Твое право. И решать, как дальше жить, тоже тебе, никто подобное оспаривать не станет, твоя судьба — она только твоя. Но ты уже стал частью мира, который живет по правилам, отличающимся от тех, что ты знал раньше, и чем быстрее ты осознаешь и примешь этот факт, тем больше у тебя шансов выйти сухим из воды. Подумай о моих словах, а я пока кое-кому позвоню.

Происходящее нравилось мне все меньше и меньше. Я никогда не любил интриги и хитроумные планы, они вызывали у меня здоровое раздражение. Насмотрелся я на папашины многоходовки за времена детства и юности, и на те последствия, которые они иногда вызывали. Нас с мамой как-то раз вообще чуть в машине не взорвали. Я сам этого не помню почти, маленький был, и дома эта тема не поднималась, но шила в мешке не утаишь, мне про это Сивый рассказал, который, в свою очередь, случайно узнал про данный факт от своего отца, который с моим батей не раз совместные сделки проводил.

Еще меньше мне нравилось место пешки в чьей-то игре, а именно его, похоже, мне сейчас и пытались отвести, причем сразу несколько разных людей. Ну, если безвестного лидера вурдалаков и Стеллу можно отнести к людям, разумеется. Впрочем, и личность Карла Августовича начинала у меня вызывать все большие и большие сомнения.

— Какая вурдалачья семья пытается тебя охомутать? — деловито осведомилась у меня Павла Никитична. — Кто ее глава?

Кстати, по внешнему виду этого божьего одуванчика можно было подумать, что она в лучшем случае древний "Сименс" вытащит из сумочки или там еще какой антиквариат, вплоть до аппарата, в который надо кричать "барышня, барышня". Ан нет, в ее руке находился вполне себе современный Xiaomi чуть ли ни этого года выпуска.

— Понятия не имею, — отозвался я. — Он до меня не снисходил, а я его имя не спрашивал. Общался с неким Данилой, на вид ему лет тридцать. Резкий и дерзкий. Если бы осиновый кол или серебро на эту публику действовали, я бы с радостью его прибил.

— Спорный вопрос, — усмехнулась старушка. — Убить матерого вурдалака не так просто, как в кино или книгах, уж можешь мне поверить, даже при условии того, что ты знаешь, как это надо делать. Эта публика за свое прогнившее существование цепляется до последнего. Ладно, я тебя поняла. Олег, он не знает, кто его пытается за горло взять. Но, полагаю, кто-то из серьезных тузов, не шушера. И покоя они ему не дадут, пока своего не добьются. Ты понял меня?

Не знаю, что ей ответил неизвестный Олег, но радости мне услышанное не добавило. Повторюсь: тот факт, что эта дама разбиралась в сути происходящего вокруг меня, сомнений не вызывал, а значит, перспективы вырисовывались так себе.

Может, из столицы на недельку свалить, а? Куда-нибудь в Турцию или Черногорию, где виза не нужна? "Загранник" у меня есть, правда, Шенген год как кончился и я его не продлевал. А смысл? Денег на хорошую и большую поездку давно не водилось, а Мармарис и Анталия меня особо не прельщали, несмотря на огромное количество имеющихся там развлечений, гастрономических изысков и доступных девичьих тел. Во-первых, я там уже бывал, во-вторых, я с некоторого времени не сильно большой поклонник круглосуточного шумно-алкогольного отдыха. Просто этот этап был давно пройден и возвращаться к нему мне не хотелось. Опять же жарко там сейчас безмерно.

Только вот что решит эта неделя? Да и вообще это вариант "а-ля Юлька" получается. Закрыть глаза ладошкой и убеждать себя в том, что вокруг ничего страшного нет. Это я еще молчу о снах, которые неминуемо придут ко мне если не сегодня, то завтра, становясь с каждой ночью все нестерпимее реалистичными. И двух змейках на груди, которых зовут Стреча и Нестреча. Эта парочка мне мигом покажет небо в алмазах, задумай я не делать то, что от меня Великий Полоз ждет.

Так что нечего строить бессмысленные планы, нет в этом никакого конструктива. Они хотят меня играть по-своему? Хорошо. А я попробую сделать так, как хочется мне, вот и поглядим, кто останется стоять на ногах последним. Как там у Джека Лондона? "Человек не побежден, пока его не победили".

— Выдохни, — посоветовала мне Павла Никитична, убирая телефон во вполне себе брендовую сумку. Она вообще, похоже, весьма и весьма продвинутая бабуля, а в молодости, сдается мне, вообще "зажигалкой" той еще была. — Ты, как дождевая лягушка, надулся от собственной значимости. Есть такие в Африке, очень забавно выглядят. Сами маленькие, а раздуваются ого-го как! Ну да, Хранитель кладов — по сути своей персона, идущая вне категорий, они всегда стоят ровно посередке между Ночью и Днем, потому что людьми после обретения дара быть не перестают. Только это не повод думать, что мир теперь вокруг одного тебя крутится, Валера, это не так. Да и жизнь твоя неприкосновенной не является, ты отныне уязвим даже больше, чем раньше. Твой талант нужен многим, но не все станут договариваться, будут и такие, которые не умеют или не хотят слышать слово "нет". Знаешь, как предыдущий Хранитель кладов голову сложил?

— Знаю, — вздохнул я. — Замучили его братки до смерти.

— Вот именно, — назидательно произнесла старушка. — Кстати, Францев, тогдашний начальник Отдела, пытался докопаться до того, кто этих полудурков на него навел, но так и не смог этого сделать. Предшественника твоего, Толю, я знала лично, он был очень осторожен, а с наступлением смутных времен и вовсе на дно лег, но эти ухари его нашли. Они словно знали, где искать. И, самое главное, непонятно, кто их потом убил. Официально вроде как теневые держатели рынка антиквариата проплатили месть, для них Толя всегда был палочкой-выручалочкой. Вот только ни один из них так и не подтвердил своего участия в финансировании данной забавы, хотя беседы с этими господами проводили люди, умеющие узнавать истину в ее последней инстанции. Проще говоря, не врали эти "бобры". А под конец следствия мелькнула информация о том, что незадолго до смерти Толя отказал кому-то из крупных антикваров в помощи, не захотел некий клад ему отдать из каких-то своих соображений, и именно он, этот самый авторитетный господин, ему так и отомстил. Но кто, что — неизвестно. Не докрутили мы эту тему, потому что сначала Францев погиб, а следом за ним Свешников и Шпеер головы сложили. В Отделе осталось всего два сотрудника, из которых один только-только из Академии выпустился, да при них я, старая. Времена же настали совсем лихие, непонятно было, за что хвататься. А когда все утряслось, следы было искать бессмысленно, момент ушел. Да и смысла в этом особого не было.

— А Карл Августович, значит, аккурат в те годы свалил за рубеж, — задумчиво промурлыкал я.

— Не скажу, что это очень сложная логическая цепочка, но я рада, что ты умеешь не только слушать, но и слышать, — довольно улыбнулась Павла Никитична. — Авось еще и прислушиваться начнешь, тогда и вовсе хорошо все закончится. На этот раз, понятное дело. А как оно у тебя дальше сложится, это время покажет.

— Вы закончили? — в кабинет вошла привычно недовольная всем Розалия Наумовна. — Паша, годы мои не те, чтобы под дверями собственного кабинета отираться и ждать, пока ты моего мальчика препарировать закончишь.

— Все ты никак не перебесишься, — фыркнула Павла Никитична. — Что тогда, что сейчас только об одном и думаешь. "Моего мальчика"! Стара ты для него, сестрица. Ему кого помоложе надо.

— Как стервой была, так ей и осталась, — с неменьшей любезностью ответила ей моя начальница, а после эти две дружно рассмеялись.

Я тоже выдавил из себя нечто вроде смешка, а после потихоньку-помаленьку вышел из кабинета. По-английски, не прощаясь.

И только дома сообразил, что выпустил из поля зрения одну очень важную вещь. На самом деле важную. Я не узнал, чем же так опасен для меня амулет. Про пользу все ясно она объяснила, а вот про вред и слова не сказала. А он есть, в этом я даже не сомневаюсь. Нет, снимать с шеи я него не стал, но мысли-то никуда из головы не выкинешь.

За окнами потихоньку стемнело, а я, пребывая в определенном душевном раздрае, методично опустошал только сегодня заполненный было холодильник. Есть у меня такая особенность — когда меня тяготят невеселые мысли, я много ем. То ли так организм компенсирует сгорающие нервные клетки, то ли такая форма сублимации — фиг знает. Хорошего в этом мало, но что выросло, то выросло.

В данный момент я наворачивал ложкой тирольский пирог с ежевикой, причем прямо из круглой пластиковой тары. Ну а чего? Я не Белоруцкий-Белосельский, мне можно. Мы не из князьев чай.

— Кхм, — кашлянул у меня кто-то за спиной, заставив подпрыгнуть на табуретке. Не от страха — от неожиданности, разумеется. — Валерий, не помешал?

— Тьфу ты, — я вытер со лба выступивший на нем пот. — Анисий Фомич, так же нельзя! Я чуть ежа против шерсти не родил!

— Не нарочно, — смутился подъездный. — Поговорить бы.

— Не вопрос, — обрадовался я его словам. Ей-богу, лучше с ним беседу вести, чем по сотому разу прогонять в голове полученную сегодня информацию. Бесполезное это занятие, все равно план действий выработать в данной ситуации невозможно. Слишком много сторон в ней завязло, и непонятно, кто из них что дальше учудит. — Так, может, чайку? С тирольским пирожком?

— Фруктовый, — подъездный незаметным, каким-то текучим движением переместился со столешницы, на которой сидел за секунду до этого, на табурет. — Пахнет неплохо. Не лесной ягодой, вестимо, но неплохо.

— Понял, — я достал из шкафа тарелку и плюхнул на нее изрядный кусок кондитерского изделия, а после налил гостю чая. — На здоровье.

— Благодарствую, — Анисий Фомич не стал чиниться и кинул в кружку пять кусков сахару. — А я к тебе по делу.

— Слушаю, — с готовностью отозвался я.

— Кхм, — повторил подъездный, глянул на пирог, на чай и отчего-то снова смутился.

— Говорите как есть, — попросил я его. — Не надо расшаркиваний.

— В девятом доме, том, что напротив "Дикси" стоит, квартира хорошая на обмен есть, — наконец выдавил из себя он. — Хозяин там со всем подъездом разругался, характер у него дрянной, теперь ему только съезжать и остается. А район ему наш нравится, вот он в окрестных домах жилье искать начал. Третий этаж, планировка такая же, как у тебя. И подъездный там правильный, я его знаю. Веней зовут. Вениамином Олеговичем, значит.

— Все вы о своем, — немного расстроился я. — Нет у меня желания переезжать, привык я к своему дому. И к вам, как это ни странно звучит, тоже привык.

— Так и я не против, чтобы ты остался, — взъерошил бороду подъездный. — Обчество недовольно. То ведьма к тебе заглянет, то вурдалак припрется, то Велесова служанка приползет. Кому такое в радость? Нам мир да покой нужен, на том мы стоим, на том дом держим. Они меня отрядили, поскольку ты в моем подъезде живешь, я пришел и сказал. А там, как ты сам решишь, будет.

За кухонным шкафом что-то зашуршало, словно мыши заскреблись. Как видно, то самое "обчество", что помянул Анисий Фомич, внимательно слушало нашу беседу.

— Недовольство ваше понимаю, — с достоинством произнес я. — Но, думаю, днями все закончится, тема для беспокойства исчезнет сама собой.

— Ты это к чему гнешь? — обеспокоился подъездный. — Ты такие намеки не строй. Или совсем уж твои дела плохи?

— Скорее непонятны, — рассмеялся я. — Но речь не о том, что мне какая-то опасность грозит. Просто не может веревка до бесконечности запутываться, раньше или позже она затянется в узел, который потом перережут.

— Ничего не понял, — признался мне Анисий Фомич и отправил в рот порцию пирога. — Вкусный, кисленький.

— Может, остальных позовем на чай? — предложил я, показав на шкаф. — Чего они там прячутся?

— Пущай сидят, — беспощадно заявил подъездный. — Нечего их баловать. Да и не хватит тут пирога на всех, вон, на донышке осталось.

— У меня зефир еще есть, — сообщил я ему. — И пастила. Конфеты в вазочке.

— Сам съешь, — осек меня подъездный. — Нечего, говорю.

Строго у них как все. Или это он просто на свое обчество из-за меня зол? Если да, то это так мило!

— Фомич, ты про кольцо спроси, — тихонько прошелестел голос из-под плиты.

— Точно, — Анисий Фомич хлюпнул чаем, а после уставился на меня. — У нас тут кольцо в подвале потерялось. Хорошее кольцо, старое, позатого века. Как, чего — даже не спрашивай, стыдно рассказывать. Наше дело хозяйское — добро стеречь, а иные прочие, у которых сопли ишшо из носу текут... Извини, Валерий, что я о таком — да за столом. Так вот, в подвале оно где-то. Но где — в толк не возьмем. Все перерыли — нету. Стало быть, непростая вещица, не хочет она в наши лапы даваться. Так Филат Евстигнеевич сказал, а он в этом толк знает, потому что давно на свете живет. Вот обчество и просит — не пособишь? Ты Хранитель кладов, тебя эта штука послушает.

Он замолчал, снова отпил чаю, а после вдруг заорал, обращаясь к плите: