Мечты Идиота

Еще один мой знакомый раздобыл где-то костыль, и ходил на промысел с ним, даром, что ноги у него здоровые. На костыль люди клюют лучше.

Но все это попрошайство — тоже очень опасный промысел, ибо существуют целые корпорации, которые занимаются этой деятельностью профессионально. Этот бизнес давно уже приобрел организованный характер, и свободному художнику все труднее найти здесь свое место.

Какие-то деляги проявляют заботу о нас, о бомжах. Дают кров, еду, — в общем, обеспечивают более-менее сносные условия существования. Но не просто так, а в обмен на работу. Сколачивают из нас, из бомжей, бригады, и выпускают на улицы, за заработком.

В таких организациях подход к делу самый, что ни на есть научный. Им известны все места, где больше всего подают, им известна психология "клиентов", под которую подстраиваются их "работники". И никакой конкуренции они, ясное дело, не терпят. Свободных мест на этом рынке эксплуатации чувства человеческого милосердия нет, и никто не позволит существовать здесь независимому деятелю. Тот же "корпоративный" бомж настучит на тебя своим хозяевам, и тогда плохо тебе придется.

Но и в подобного рода "корпорацию" податься можно, разве что, от полного отчаяния, от безысходности. Потому что уже никуда ты от этой "корпорации" не денешься. Помереть не помрешь, но и жизнью такое существование назвать сложно. Прав нет абсолютно никаких, одни обязанности. Наказывают за каждую самую мелочную провинность. Дисциплина строгая, выпить не дают. Кормят, конечно, чтобы ноги еще волочить сил хватало. В общем, то же рабство, причем в самом мерзком своем проявлении.

А то ведь еще, в целях увеличения денежных сборов, могут превратить тебя в инвалида, — ногу, к примеру, оторвут.

Оттуда только умирать отпускают самостоятельно. И то только потому, что с твоим телом им возиться неохота. В общем, выжмут из человека все, что только можно, — и на помойку.

Но некоторым из нас попросту некуда больше деваться.

На настоящую работу не устроишься — документов нету. У меня, к примеру, из документов только и есть, что одна справка. И гласит эта справка, что гражданин такой-то действительно прописан по адресу такому-то. Хотя ничем я уже не могу подтвердить, что вышеозначенным гражданином являюсь действительно я. Да и нигде я уже не прописан. Была у меня когда-то квартира, да сплыла. Теперь только и можно, что пройтись рядом с домом, где я когда-то жил, посмотреть на окна. Там сейчас живут другие люди, которые и знать не знают о судьбе бывшего владельца принадлежащей им квартиры.

А впрочем, я давно уже махнул на свое прошлое рукой. Человек и без квартиры может прожить. Нет у него квартиры — и никому нет до него дела.

А есть у человека квартира — он тут же становится объектом взимания квартирной платы, налога на имущество, потенциальной жертвой квартирных воров, аферистов на рынке недвижимости, да и просто бандитов, которые за эту квартиру и убить могут. Сплошные неприятности несет в себе квартира!

Человек тогда становится свободен по настоящему, когда у него нет абсолютно никакой собственности. Тогда, и только тогда он обретает полную свою независимость. Ибо вещи, деньги, социальное положение и другая подобного рода ерунда на самом деле не дают свободы, которую человек чает в них обрести. Наоборот, они еще более закабаляют человека, и он становится рабом созданных им же самим условностей и обстоятельств.

Вот захочет человек куда-нибудь уехать, а не сможет. Ибо здесь у него все, без чего он жизни своей не мыслит. Те самые вещи, хозяином которых он мнит себя, не пускают его, крепко привязав к определенной географической точке.

А мне сменить место своего проживания — раз плюнуть. Сел в электричку, и езжай по стране в любую сторону. Где остановился — тут и новый твой дом.

Вот так и получается, что бомж — самый свободный в этом мире человек.

Есть и среди нас, бомжей, люди с высшим образованием, до сих пор сохранившие подобие некоторого внутреннего чувства собственного достоинства. С такими людьми поговорить интересно. Иногда они, под настроение, сверкая глазами через треснувшие стекла очков, могут часами цитировать каких-нибудь поэтов, философов и других великих мыслителей прошлого. Могут также потешить досужего слушателя своими идеями об истинном устройстве мира и собственными соображениями о понятиях социальной справедливости.

Один из таких подвальных мыслителей поведал мне как-то замечательную мысль, что древнегреческий философ Диоген и был одним из самых первых и самых знаменитых бомжей. Приятно, однако, ощущать себя последователем такого великого человека! И еще этот же тип говорил, что, в сущности, Адам и Ева, будучи изгнаны из рая, явились родоначальниками такого явления, как бродяжничество. Да и вообще, не было бы на свете бродяг, не расселилось бы человечество по Земле. Гнали людей куда-то какие-то их жизненные обстоятельства, шли они туда, где чаялось им счастье. И, поди же ты, не нашлось на Земле такого счастливого места, а бродяги до сих пор сохранились. Романтики, можно сказать. Последние романтики нашей исторической эпохи.

А ведь еще каких-нибудь сто лет назад таких, как мы, было большинство. Бродяги, оборванцы, голодранцы, нищеброды населяли города. И никого это особо не удивляло, это было в порядке вещей. А сейчас, в нашу просвещенную эпоху, видите ли, одним своим видом мы возмущаем общественный порядок и портим эстетику культурных ландшафтов!

В городские парки нас не пускают — чтобы мы своим присутствием не отравляли отдых культурных людей, не портили эстетизма городских пейзажей. Попробуй только умыться в каком-нибудь городском фонтане — возмущенные граждане чуть ли не с кулаками тебя оттуда прогонят.

И за что нас только люди не любят? Мы их отталкиваем своим непрезентабельным видом, травмируем их преисполненное высоким эстетизмом восприятие мира.

А мы просто наглядно демонстрируем, каким может быть человек. Ну, смотрите и радуйтесь! Испытывайте внутреннее чувство превосходства. Гордитесь собой, что вы не такие, что вы лучше. Может быть, своим примером мы и служим вам суровым напоминанием того, кем могли бы быть и вы, при случае.

Чего нас гнушаться? Может быть, мы и не заслуживаем сочувствия и жалости, но и презирать нас — тоже дело недостойное.

Ну, и что, что мы такие вот грязные и мерзкие снаружи? У нас человеческих качеств, может быть, побольше будет, чем у других, внешне вполне приличных, людей. Если бы кто-нибудь взял на себя труд приглядеться к нам повнимательнее, он мог бы разглядеть под отталкивающей внешностью людей самых что ни на есть незлобивых и безобидных. Мы никому не приносим зла, и никому его не желаем. И ни на кого не обижаемся, кроме своей судьбы. И не виним никого за наше положение. Потому что, если вдуматься, такую судьбу каждый из нас выбрал себе сам.

Каждый живет так, как того заслуживает. Вы живете, как вам нравится, а мы — как нравится нам. Вам надо шевелиться в этой жизни, чтобы достичь каких-то там своих целей. Ну, а мы шевелимся только затем, чтобы еще на один день продлить свое физическое существование. И довольны этим, и нам не надо чего-то большего.

Каждый из нас когда-то мог себя причислить к цивилизованному человеческому обществу. Но подавляющее большинство из нас не смогло найти там себе места. Может быть, так устроено само человеческое общество, а может быть, мы сами — трудно сказать наверняка. Но, как бы то ни было, наш путь не совпал с общим направлением социального процесса. И мы добровольно избрали роль его сторонних наблюдателей.

У нас нет будущего, и даже прошлого. Да, нет прошлого, потому что никто из нас не любит вспоминать о том, кем он был когда-то, и какой дорогой он пришел сюда. У нас есть только настоящее.

Нет из этого мира выхода. Нет пути обратно, в мир нормальных людей. Возьми любого из нас, одень, обуй, накорми, дай крышу над головой, устрой на работу, даже самую простую. Все одно — через некоторое время человек почувствует тоску по настоящей свободе. Не живется ему уже в этом мире, тяготят его даже самые мелкие обязанности. И он снова окажется здесь, среди нас, и будет чувствовать себя гораздо лучше в душе. В бомжи, если признаться честно, идут по собственной воле. Можно даже не ссылаться на некие всемогущие жизненные обстоятельства, кинувшие нас на дно общественной жизни. Главное обстоятельство — мы сами, и главная причина нашего положения кроется в нас самих.

Когда-то и у меня было все, что положено нормальному человеку — квартира, документы, гражданские права. Но это было в моей прошлой жизни. А в этой у меня нет квартиры, нет прав, нет даже документов. Иногда кажется, что документы имеют больше прав, чем те люди, которые этими документами обладают. А человек без паспорта, прописки и свидетельства о социальном страховании вообще не нужен в этом мире.

Ну, а зачем тогда мир такому человеку? Что он может дать хорошего? Разве что только загрузить какими-нибудь вздорными общественными обязательствами. К примеру, работать на благо всеобщего счастья.

Мне работать неохота. Каждый день надо являться в одно и то же время, что-то делать. Нет, меня работать не заставишь. Мне моя свобода дороже. Дороже всяких денег.

Деньги! Зачем мне деньги? Дать мне даже, к примеру, пять тысяч рублей — я такой астрономической суммы даже представить себе не могу, а куда ее можно потратить — тем более. Столько водки враз не выпьешь!

Вот раз, помнится, был случай — мужик какой-то крутой нас с одним моим приятелем на работу нанял. Разовую. Мешки ему надо было какие-то разгрузить. Обещал хорошо заплатить, и заплатил. По тысяче рублей на нос! Ну, думаем, живем! Прихожу я в магазин — говорю, дайте водки! А там мне и говорят — что ты, дядя, что за фантик ты принес? Оказалось, деньги-то ненастоящие! А мне почем было знать, я же тысячи рублей никогда раньше не видел! Вот так нас и обманывают все, кому не лень. С нами, выходит, можно поступать, как хочешь, и никакая совесть подобному отношению не мешает.

Лично я с тех пор работать за деньги не соглашаюсь. Только за водочку! Тут-то уж без обману. Водка, конечно, не самая хорошая, бодяга какая-то, но мы к элитным сортам и не привыкшие.

А вот еще однажды, вспоминаю, — нашел я ключи от автомобиля. Прямо у самого автомобиля. Хозяин, как видно, обронил. Что делать? Ну, конечно, ключи я эти подобрал, и сижу рядом, жду, когда хозяин их хватится и за ними придет. Сторожу, вроде того. Думаю, придет хозяин, а тут я, берегу его собственность. За это он меня, глядишь, в кабак сводит!

Долго ждал, аж невмоготу уже стало. Ну, наконец, явился хозяин машины, долго разговаривать со мной не стал, дал мне в глаз, а ключи отобрал. И еще кричал, что я его машину, небось, обчистил. А я не лазил в его машину — я же понимаю, чужая собственность неприкосновенна. Да и вообще, если бы не я, эту машину точно бы обчистили, а то и вовсе бы угнали!

Вот так и нарываешься каждый день на неприятности. Ждешь благодарности от людей, а находишь лишь оскорбления и побои. Обидно!

Бывает, жестокие подростки во дворах бросают в нас камнями, а то и бьют палками, объединившись в стаи. Им приятно видеть унижения и страдания беззащитного человека, их пьянит чувство собственной безнаказанности. Они и не задумываются, что когда-нибудь каждый из них может примерить эту незавидную роль пария на себя.

Вот я сижу на лавке автобусной остановки, и рядом со мной сидит некоторый мой знакомец, что живет в подвале напротив. Спешить нам абсолютно некуда, и мы просто сидим, лениво обсуждая свои дела. Хотя — какие дела, когда у нас и нет никаких дел? Мы ничего друг другу вообще можем не говорить, потому что знаем наперед, что каждый из нас имеет сообщить, и что его собеседник может на это ответить. Наше общение заключено не в словах, а просто в некоей взаимной солидарности. Сидишь и ощущаешь, что рядом с тобой находится такой же бедолага, как и ты сам. И само сознание того, что ты в этом мире не один такой, примиряет с существующим миром.

Вообще автобусные остановки — довольно дельное приспособление. Летом такое сооружение обладает целым комплексом преимуществ — это тебе и крыша от дождя, и тень от солнца. На лавке крытой автобусной остановки можно найти свое отдохновение, и тогда эта остановка автоматически переместится на пять метров в наветренную сторону. И именно здесь можно воочию наблюдать, как весь мир крутится вокруг тебя. Вернее, конечно же, было бы сказать — уворачивается от тебя. Всем своим видом ты демонстрируешь свое нахождение вне общества, и это общество отвечает тебе тем, что как бы не замечает самого факта твоего существования.

Лежишь вот так, бывало, в каком-нибудь людном месте, отдыхаешь. Большинство приличных людей, конечно же, мимо проходят, и как бы тебя и не замечают совсем. Так ведь нет, найдется какой-нибудь заботливый, который подойдет, поинтересуется: "Мужик, ты живой, или как?" Отмахнешься только от такого — иди, мол, своей дорогой, оставь меня в покое. Какое тебе дело до меня? Ну, даже предположим, я сдох, — тебе-то что?

Да и не помирают бомжи в людных местах — они, как и бродячие собаки, заползают в какой-нибудь дальний угол, и уже там, без лишней суеты и помпезности, дохнут. Они даже смертью своей никому докучать не пытаются. Главное, чтобы им не докучали.

Бывает, встретишь на улице старого доброго приятеля, разговоришься, вспомнишь кого-нибудь из общих знакомых — как он? И выясняется, что его уже месяца два никто не видел. Сдох, наверняка. Куда бомжу деваться, кроме как помереть? Нас ведь даже в милицию не забирают — брезгуют.

Да, никчемна наша жизнь. Никому-то она не нужна и неинтересна, поэтому и сам я отношусь к ней с известным пренебрежением. Сдохнешь — и никто не заплачет о тебе. Ну и пусть!

Да и что там думать о грустном, пока ты жив, пока лето на улице! Вот когда станет холоднее, тогда, конечно, совсем плохо станет жить. Если не иметь заранее забронированного теплого местечка в каком-нибудь жилом подвале, то будет совсем туго.

Имеется, конечно, в городе ночлежка для таких, как я. Там не только переночевать, там даже помыться можно. Унитаз имеется теплый.

Персонал, конечно, хамоватый, но и их понять можно — народ у нас всякий. Ходят ихние работники в специальной одежде, в резиновых перчатках — боятся подцепить какую-нибудь гадость.

И пускают туда только на ночь. А утором выгоняют — дезинфицируют помещение. Зимой, особенно в холода, такой распорядок неудобен. А однажды был случай — в ночлежке воду отключили. И всех нас, ее постояльцев, выгнали. Сказали, — вот, мол, воду дадут, тогда приходите. И что делать? Рассосался контингент по соседним дворам, спал где придется, в ожидании, когда в ночлежку пустят. Местные жители, конечно, были очень недовольны.

Можно, конечно, попытаться в больницу попасть, но этот способ опасен для жизни и для и так уже ни к черту не годящегося здоровья.

Придется выбираться за город, на дачные поселки. В дома, покинутые хозяевами до следующей весны. И жить там тихо-тихо, ибо с дач сейчас тоже гоняют.