Золото апачей

Герберт задался вопросом, не может ли это болото стать исключением, и содержать пресную воду вместо соленой. Окрыленный надеждой, он быстро направился к нему, но оно оказалось дальше, чем он ожидал. Мальчик прошел по песку с четверть мили, прежде чем оказался у его края, а когда сделал шаг вперед, то вдруг почувствовал, как его ноги погружаются. Он попытался выбраться, но вместо этого увязал еще глубже.

И только после нескольких бесплодных попыток покинуть это место, с виду похожее на болото, Герберт понял, что с ним случилось. Он оказался в зыбучих песках, и чем больше боролся, тем глубже погружался. Он не боялся, пока не погрузился до колен. А затем ужас льдом сковал его сердце. По пустыне разливались сумерки. Кроваво-красная полоса на западе отмечала место, где скрылось солнце. Восток уже был объят тьмой, начинал постанывать ночной ветер пустыни. Его товарищи остались на холме, а страшный песок неумолимо втягивал его, словно под ним притаился какой-то подземный монстр, стремившийся пожрать его целиком.

Мальчик на какое-то время оказался словно бы парализованным внезапной опасностью и не подумал позвать на помощь. Но как только он полностью осознал случившееся, он закричал так, как не кричал никогда в жизни. Он закричал, как кричит белый человек, а затем — подражая крику индейцев. И ничего не услышал в ответ.

Он провалился почти до бедер и чувствовал себя, словно зажатым в тиски. Последняя ярко-красная полоска на западе исчезла, с востока быстро надвигалась тьма. Ему предстоит умереть ночью, в одиночестве, ужасной смертью. У него выступил холодный пот. И он снова, в отчаянии, громко и пронзительно закричал.

В сумерках он смутно увидел фигуру, показавшуюся на песчаном холме, и у него появилась было надежда; фигура снова исчезла, а вслед за ней — надежда. Кто-то из его товарищей услышал, но, возможно, посчитав это обманом слуха, вернулся к остальным.

Мальчик не смог сдержать стон, и в этот момент надежда, казалось, умершая навсегда, вновь подала признаки жизни. На холме снова появилась смутно различимая фигура и бегом направилась к нему. Герберт стал кричать, не переставая. Фигура не исчезала, она быстро приближалась, но успеет ли она? Возможно ли ей успеть? Способно ли что-нибудь помочь ему освободиться от этой ужасной хватки?

Сумерки сгущались, но Герберт смог рассмотреть, что приближающаяся к нему бегом фигура — это профессор, державший в руке нечто странное; время от времени он размахивал тем, что держал в руках, над головой.

Профессор подбежал к краю болота и остановился примерно в двадцати футах от Герберта. Мальчика снова охватило отчаяние. Профессор не мог добраться до него!

— Подними руки! — крикнул профессор Лонгворт. Герберт повиновался и поднял руки над головой.

Профессор отвел правую руку назад, а затем резко выбросил вперед. Что-то черное, распрямляясь, прошелестело в воздухе. Петля, скользнув по рукам и телу Герберта, упала на песок.

— А теперь опусти руки! — скомандовал профессор.

Герберт снова подчинился, и почувствовал, как лассо сжимается вокруг его талии. Профессор, маленький человек, сделанный, казалось, из стали, уперся ногами в песок и изо всей силы потащил его. Мальчик перестал погружаться, но подземный дракон по-прежнему крепко удерживал его. Ему показалось, что его вот-вот разорвет на две половины, но, к счастью, это ему только показалось.

Из темноты показалась еще одна фигура, и также ухватила лассо; и когда силы тащивших удвоились, дракон разжал челюсти, Герберт медленно высвободился из них и, в конце концов, оказался на твердой поверхности. Здесь он потерял сознание.

Профессор Лонгворт осторожно поднял мальчика и влил ему между зубов виски из маленькой фляжки, которую всегда носил с собой.

— Бедняга! — сказал он. — Это было ужасно. Если бы я не услышал его крика, не понял сразу причины и не вернулся за лассо, которое единственное могло его спасти, если бы ты, Джедедайя, не пришел мне на помощь, не думаю, что у него был хоть какой-то шанс спастись.

— Это очень любопытно и интересно, — отозвался тот, — но мне бы не хотелось, чтобы что-то подобное в будущем случилось с кем-то из нас.

Подбежал Чарльз, и в это мгновение Герберт открыл глаза. Присел, потирая талию.

— Я цел? — слабо спросил он.

— Цел и в безопасности, — весело сказал профессор. — Тело у тебя будет болеть в течение нескольких дней, но это не помешает тебе есть и спать. Кстати, я не советую тебе снова попадать в зыбучие пески.

— Мне и самому этого не хотелось бы, — произнес Герберт с такой гримасой, что остальные рассмеялись.

Через четверть часа они отправились в лагерь, и Джед по дороге тихо сказал Чарльзу:

— Никогда не попадай в опасную ситуацию, если не убедишься, что профессор рядом. Он каждый раз нас спасает.

— Ты совершенно прав! — прошептал в ответ Чарльз.

Герберт был потрясен случившимся с ним. Он сталкивался со многими опасностями, но ни одна из них не была такой загадочной, почти невидимой, — тихим, но неумолилмым засасыванием в песок, от которого он был избавлен только быстротой и умением профессора Лонгворта, человека, знавшего и умевшего все на свете. Тело его болело так, что он едва мог идти.

Чарльз помог ему вернуться в маленький лагерь, где он, измученный, присел на седло.

— Относительно того, что случилось, Герберт, — сочувственно произнес профессор. — Это был опыт, который никто никогда не захочет получить дважды, и я полагаю, лассо едва не разрезало тебя пополам. Но мы должны были тянуть изо всех сил, Герберт, изо всех сил! И если бы не спасли тебя целиком, то хотя бы — верхнюю половину.

— Что касается меня, — сказал Джед, — я бы предпочел, чтобы моя верхняя половина была спасена, а нижней не было вообще. Тогда я мог бы говорить, ругаться, наслаждаться красотами природы и, может быть, нанять того, кто стал бы меня таскать.

Герберт слабо улыбнулся. Он знал, их шутки направлены на то, чтобы поднять ему настроение, и чувствовал радость, вырвавшись из лап смерти, но его тело ужасно болело.

— Вы должны извинить меня, — сказал он, — за такое кислое лицо, но у меня нет привычки проваливаться в зыбучие пески. Возможно, когда у меня будет больше практики, я смогу относиться к этому более спокойно.

Профессор Лонгворт сочувственно улыбнулся.

— Такое испытание — сильное потрясение для кого угодно, — ответил он. — Все, что тебе сейчас нужно, Герберт, это полноценный ночной отдых. И он у тебя будет.

Лошадей и мулов спутали, ради безопасности. Было маловероятно, чтобы они ушли в пески, но, учитывая, что от животных зависела не только доставка золота, но и их собственные жизни, они не стали рисковать.

После раскаленного дня в пустыне, наступила темная и холодная ночь. Заходящее солнце, короткие сумерки, и вдруг — полный мрак и резкий холодный ветер. Все начали мерзнуть, профессор обеспокоенно поглядывал на Герберта.

— Он очень ослаб, холод может сильно повредить ему, — шепотом, не желая, чтобы тот его услышал, сказал он Чарльзу.

— В таком случае, нам нужно развести костер, — ответил Чарльз. — Я видел много сухих стеблей кактусов, лежащих неподалеку, а вы знаете, сколько тепла они дают, сгорая.

Профессор, немного поколебавшись, — Чарльз этого не заметил, — согласился.

— Ты прав. Нам нужно развести костер, он поможет Герберту прийти в себя. К тому же, нам тоже станет немного повеселее.

Холодные ветры в пустыне стонали, словно доказывая правоту слов профессора, и Чарльз с Джедом отправились за кактусами. Профессор же пробормотал себе под нос, будто объясняя кому-то причину своего колебания:

— Я бы предпочел не разводить огонь, если бы без этого можно было обойтись. Он выдаст наше местоположение тем, кто за нами следит, а в том, что за нами следят, я абсолютно уверен.

Даже для профессора, пустыня, с ее песком, тьмой и стонущим ветром, казалась наполненной призраками. Чарльз и Джед быстро вернулись, принеся большое количество сухих кактусов. Они сложили их в кучу, и профессор поджег эту кучу, использовав драгоценную спичку.

— Не хочется возиться с огненными палочками половину ночи, — объяснил он.

Вспыхнуло пламя. Огонь в пустыне, где до его появления царили темнота, холод и одиночество — замечательная вещь. Это не просто тепло и свет, это — жизнь. Четверо, озябшие и хмурые, согрелись и воспрянули духом. Герберт, сидевший на седле, поднялся и протянул ладони к огню.

— Как это прекрасно, — сказал он. — Огонь словно бы возвращает меня к жизни.

— Я видел разный огонь, — сказал Джед, присев рядом с ним, — но этот красивее всех прочих. Ты только посмотри на его цвет, Герберт! Я могу видеть желтый, красный, синий, белый, зеленый, фиолетовый и сотни других, которым даже не знаю названия.

— Я тоже, Джед, — отозвался мальчик.

Профессор Лонгворт весело рассмеялся.

— Это все ваши фантазии, — сказал он, — фантазии, вызванные вашими чувствами, но иногда фантазия оказывается более реальной, чем действительность. Вы когда-нибудь слышали об английском художнике, писавшем туманные закаты? Некая графиня, в его мастерской, глядя на одну из картин, сказала: "Я никогда не видела подобного заката", на что он быстро ответил: "Нет, мадам, и не надейтесь, что увидите". Некоторым из нас глаза даны, чтобы видеть, а другим — нет; кто-то видит яркие цвета и красоту там, где другой видит только уродство. То же самое можно сказать и относительно костра в пустыне.

Кактусы сгорали быстро и ярко, но Чарльз и Джед принесли их много, так что длительное время веселое многоцветное пламя не уменьшалось. Четыре человека были не единственными, кто по достоинству оценил его. Лошади и мулы вздыхали и старались приблизиться к огню, насколько позволяли им путы, взирая на него большими сонными глазами. Унылый ветер все еще гулял по пустыне, меняя направление, но оставаясь все таким же холодным, завывая во впадинах и издавая стоны, поднимаясь на возвышения. Трое забыли обо всем, глядя на костер, профессор Лонгворт продолжал внимательно прислушиваться.

Через некоторое время они погасили огонь, хотя запас кактусов еще не иссяк, после чего, плотно завернувшись в одеяла, заснули — и это их спасло.

Чарльз вытянулся на песке, положив голову на локоть, и уснул. Ему снилось какое-то странное животное, очень дружелюбное, приближавшееся к нему, и он протянул руку, чтобы его погладить. Но прикосновение оказалось холодным, холод проник до самого сердца. Он проснулся и услышал зловещее шипение.

Он поднял голову над локтем и обнаружил рядом с собой то самое холодное тело, к которому прикоснулся, — огромную гремучую змею, готовую броситься вперед и ужалить.

Внезапное пробуждение и ужас сковали Чарльза, словно параличом. В течение нескольких мгновений он не мог пошевелиться, даже если бы захотел. Угли еще не потухли, света было достаточно, чтобы увидеть свернувшуюся кольцами гремучую змею и ее треугольную голову, покачивавшуюся из стороны в сторону.

Паралич прошел, но он не знал, что ему делать. Если он пошевелится, то змея ужалит его. Он повел глазами в поисках того, что могло бы помочь ему, и по другую сторону потухшего костра увидел профессора Эразма Дарвина Лонгворта, опиравшегося на левый локоть, а правой рукой поднимавшего револьвер. Чарльзу показалось, что он видит глаза профессора за толстыми стеклами очков, которые говорили ему так ясно, что он как будто слышал слова: "Не двигайся! Все будет хорошо!"

Чарльз не шевелился. Затем из дула револьвера вырвался огонь, и покачивающаяся голова змеи, точно срезанная ножом, пролетела над мальчиком и упала футах в трех. Кольца расслабились и замерли.

Чарльз по-прежнему не шевелился. Он понимал, что ему теперь ничто не угрожает, но напряжение во всем теле было настолько велико, что он ничего не мог с собой поделать.

Профессор перепрыгнул через остатки костра, приподнял его голову повыше и плеснул ему в рот огненную жидкость из маленькой фляжки, которую всегда носил в кармане своей куртки.

— Все в порядке, Чарли, мой мальчик, — сказал он. — Мистер Змея обезглавлен, и никому не сможет навредить. Несомненно, он приполз на тепло, пристроился рядом с тобой, лежал рядом и ничего бы тебе не сделал, если бы ты не коснулся его, когда спал. Хорошо, что я проснулся, и что у меня верный глаз.

— Это правда! — сказал Чарльз, закашлявшись, но снова оживая. — Профессор, не прошло и нескольких часов, как вы спасли нас с Гербертом.

— Разве я не говорил тебе, — сказал Джедедайя Симпсон из Лексин'тона, К-и, с восхищением и трепетом, как это обычно бывало, когда он упоминал о профессоре Лонгворте, — что он каждый раз спасает нас.

Они осмотрели окрестности в поисках других гремучих змей, но тех не было, и вскоре все опять уснули.

Но профессор Лонгворт по-прежнему был обеспокоен, только не гремучими змеями или зыбучими песками. Он думал о преследователях, и не верил, что сейчас они находятся в безопасности, поскольку покинули горы и шли через пустыню. Он ощущал, что преследователи не отставали от них. Тайна нападений, возможно, скоро будет раскрыта, и, возможно, ее объяснение окажется не из приятных.

Профессор не спал всю ночь. Через некоторое время тьма немного рассеялась, вышла луна, показались звезды. Было около трех часов ночи, когда он увидел в пустыне свет. Но не был в этом уверен, поскольку свет казался очень слабым. Это была просто светящаяся точка под северным горизонтом, но он обладал очень острым зрением и полагал, что все-таки видит свет.

Он осторожно поднялся и достал из мешка мощный бинокль. Он старался не шуметь, чтобы не разбудить никого из спящих. Он не хотел, чтобы кто-то беспокоился. В лунном свете, он теперь отчетливо видел, что яркая точка — это свет. Он перемещался из стороны в сторону; профессор перевел бинокль дальше на запад и увидел там другой свет, перемещавшийся точно так же.

"Кто-то подает сигнали факелами, — сказал он. — И, думаю, это те, кто нас преследует".

Факелы погасли, профессор, наблюдая до наступления рассвета, больше ничего не заметил. Он ничего не сказал другим, и они не подозревали, что он не спал всю ночь.

ГЛАВА XXII. СХВАТКА В ПУСТЫНЕ

— Как здорово, — сказал Джед, когда они снова двинулись в путь, — что Аризона Плейс становится все ближе и ближе, и когда я доберусь туда, парни, я буду долго отдыхать в тени под деревьями. Я вижу то, чего вы не видите, в красном раскаленном песке; я вижу человека, которого я когда-то знал. Он нанялся к скупому фермеру. Фермер кормил его хлебом из кукурузы и черной патоки. Он давал ему его каждый день. Спустя шесть месяцев Джейк, так звали того человека, сказал: "Кукуруза и патока — прекрасная еда, но если я завтра не получу что-нибудь другое, то просто тебя прибью".

После этих слов, они прошли чуть менее мили и заметили фигуру человека. Человек шел по пустыне, и это было странное зрелище.

— Кто бы это мог быть? — воскликнул Джед. — Это весьма любопытно и интересно!

Профессор достал из мешка бинокль и долго смотрел на человека. Когда он опустил прибор, его глаза вспыхнули.