Опричник I

Но у нас другой расклад, на ертаульной чайке усиленная группа моих бойцов, их там сорок человек, десяток на расшиве, да на второй чайке еще двадцать, да две дюжины казаков. Вот только пятигривенковый единорог на носу установлен. Станок-то для пушки и на корме есть, но успеют ли перетащить? Или сядут за весла и попробуют оторваться?

Ага! Выбрали второй вариант, и начали постепенно отрываться. В очередной раз пожалел, что не было у меня в свое время нужного количества коней, пришлось ориентироваться на волов, а их рысью особо не пустишь. Менять же тяглую силу, после того как взяли трофеи смысла никакого — долгий ход с такой нагрузкой, только быки и вынесут, под конную же тягу нужно всё перестраивать, передаточное число у редуктора менять, да и количество голов как минимум раза в полтора увеличить. Вот я и отправил коней в Выксу, с сопровождающими, что ушли с купцами Измаила.

Да что такое! Ведь оторвались уже саженей на двести, нет же — остановились, парус спускают. Противник тоже расслабился — думает, что клиент созрел, можно грабить. А мои разворачиваться начали! Причем хитро: один борт в одну сторону гребет, другой в другую, не будь течения, та вообще бы на месте вышло. Интересно, кто такой сообразительный? Выживет, уши оборву! Для профилактики! Ага, снова парус вверх и рванули навстречу...

Хорошо идут, поубивал бы камикадзе! Прямо в середину строя, хотя какой там, у противника строй? Сбились в кучки, радуются — добыча сама плывет в руки. Чувствую, сейчас вам руки-то напрочь оторвет: единорог заряжен штатно, с пустым стволом плавать запретил настрого. Бортовые чугунные дробовики, правда пустые, там борт пониже к воде, да и заряд от влаги защищен слабо. Но это пять секунд, не больше, там чистить куда как дольше, хотя до пяти выстрелов подряд можно и без чистки делать, ствол короткий, чуть под конус, почти всё вылетает — проверяли еще на Выксе. Причем именно мои архаровцы! Надеюсь, помнят?

Ага! Единорог бабахнул, картечь ударила в скопление лодок по правому борту, а бойцы ружья достали. Не все — несколько человек скинули чехлы с дробовиков, пошел заряд, капсульная трубка, готовы! Еще раз бьет единорог, теперь по левому борту. Грохочут ружья, расстояние для них плевое — всего семьдесят саженей. А вот лучникам стрелять рановато, тем более что на передовой чайке, у меня все ребята в кирасах. После боя на плёсе, где я с дрожью ждал, когда стрелы начнут втыкаться в их тела, решил: обойдутся пушкари на расшиве и без доспеха, им и борт неплохую защиту дает.

Место боя уже в ста саженях от нас. Эх, бинокль бы, или подзорную трубу на край! Впрочем, на зрение не жалуюсь, черемисы это, повстанцы мать их! Да они ... отступают? С чего бы? При их численности, это глупо, да и храбрости им не занимать, в прошлый раз на картечь перли до упора. Ан нет, просто грести перестали, вот их течением и сносит. Впрочем, ничего хорошего, весла то они на луки поменяли и презлые все. Кто остался в живых...

Еще раз бьет единорог, расчищая чайке фарватер от перегородившей его одинокой лодки. Картечь, даже двенадцатизолотниковая, да с дистанции в полста саженей, для легкой лодки — страшное дело. От гребцов остались только кровавые ошметки, нос лодки вынесло напрочь и она шустренько идет ко дну. А с чайки в этот момент бьют дробовики, чуть наискось, потому как до остального противника еще саженей сорок. Ему бы стрелять начать, расстояние лучше не придумать, но куда? Порох-то дымный, а ветер как назло почти полностью стих и поменял направление румбов на шесть. Если сначала дул сбоку, теперь почти что параллельно течению реки. Так и плывет чайка среди дымовой завесы подгоняемой ветерком.

Среди черемисов дураков не оказалось: в белый свет, как в копеечку, никто стрелять не стал. Оно и понятно, чайку, и ту из-за дыма толком не видно, не то что людей, стрелы с наконечниками из железа, костяными кольчугу не пробить, а железо немалых денег стоит. Куда как сподручнее потом из трупа свою стрелу вырезать, чем нырять за ней на дно. А тут никакой гарантии, да и опасно: лягут мои бойцы под прикрытия борта, и в кого тогда стрелы полетят, тем более что дымное облако как раз уже между черемисами? Ага, ветерок чуть усиливается, но натянуть луки черемисы вроде как не успевают. Едва на чайке поняли, что находятся точно между противником, начинают работать перезаряженные ружья, и дым снова начинает укрывать борта. Вот только дробовикам это не помеха, как и единорогу: залп картечи вспарывает воду и крушит борта лодок. Несколько человек летят за борт, и вода вокруг них быстро краснеет от крови.

Мои пушкари ждут команды, но я не спешу, нужно пропустить чайку и поравняться с противником, чтоб уж наверняка. А ведь держаться черемисы, не бегут! Хотя нет, по правому борту, на одной из уцелевших лодок кто-то в шикарном доспехе, отдает приказ, и все кто может, послушно берутся за весла. Вот только они по большей части разбиты картечью, да и мало осталось тех, кто может грести, а расшива в шестидесяти саженях, причем с каждой минутой она продвигается вперед, а противника наоборот — сносит под прицел наших пушек. За плеском плиц и шумом воды трудно расслышать, какие именно команды отдает черемисский предводитель, но действует он толково. Вытащили из воды раненых, сильно разбитые лодки бросили, перебравшись на остальные, и начали резво отходить к берегу. Нельзя такого ушлого вояку отпускать. Не сможем догнать — пристрелю!

Дым, закрывающий чайку, относит ниже по течению, и уже видно, как там начали поднимать парус. Еще не навоевались? А ведь успели их черемисы обстрелять, вон на передней банке перевязывают раненых. Убитых вроде нет. А что с тем противником, что слева по борту? Ага, вижу, в сторону противоположного берега отворачивают, но уйти им некуда, протоку Старой Волги мы миновали, и проскочить туда, не попав под нашу картечь, у них не выйдет. Единороги заряжены, расстояние саженей сто, не больше, как поравняемся, будет чуть меньше, идут то не шибко, большая часть не гребут, а сидят, привалившись к борту, а кое-кто и на дне лежит, если выбросить за борт не успели.

Кричу вслед обходящей нас чайке, чтобы разворачивались к правому берегу — не дать уйти основной группе противника. Не столько услышали, сколько увидели, куда я показываю. А уж что делать с противником они знают и без меня. Вторая чайка тоже меняет курс, но пока она далековато, идут на веслах, потому как ветер встречный.

А вот теперь пора. Привод переключен на вытяжку дыма, расшива замедляет ход. Командую "Огонь!" и залп из шести стволов разносит лодки по левому борта. Жаль не все, ну да ладно, за дюжину секунд им далеко не уйти. Пушкари у меня руку набили на этом деле. Стреляют они не особо хорошо, а вот заряжать могут хоть с закрытыми глазами, на рефлексах, сказываются тренировки на полигоне с утра до вечера. Впрочем, со стрельбой дело наживное, им пока ядром в окно попадать не нужно, потому как картечью бьют, а для нее вместо прицела и компас годится. Перезарядили? Теперь командую "Оба борта Огонь!" Все, тех "морячков" что слева, можно списывать на берег, плавсредства у них теперь могут идти в одном направлении — ко дну! По правому борту несколько лодок собрались туда же, но как минимум половина на плаву, в том числе и та, что с предводителем. Везучий!

Догоним! Привод опять на колеса, руль на борт, плицы пенят воду, и расшива неспешно разворачивается по широкой дуге, неуклонно прижимая противника к берегу. Я держу в руках свой лучший ствол и жду. Дойдут до берега — буду валить "главаря". Расстояние саженей сорок пять, успели чуток оторваться, когда мы ход сбросили, но теперь догоняем. Нет не успеем! До берега девять саженей, восемь, шесть, пять... первая лодка причалила! Вскидываю ружье...

Черемисский предводитель, перебрасывает ногу через борт. Удачно он повернулся, можно и не убивать: есть шанс, что живым возьмем. Дожимаю спуск, и приклад привычно бьет в плечо. Пуля разворачивает тело на пол оборота и откидывает его обратно, в лодку. Из нее уже все выбирались на берег, но пара человек увидев такое дело, перегибаются через борт и пытаются помочь раненому встать. Так не пойдет! Снова вскидываю оружие и выпускаю в каждого по две пули, чтоб уж наверняка. Меняю барабан, и обернувшись к десятке моих стрелков ставлю задачу: до лодок противника не допускать! Вовремя, еще трое развернулись обратно на мои выстрелы. Кто ж он такой, что за него они жизнью готовы рисковать?

...

Верхняя палуба была забита народом: к почти, что сотне пленных ногайцев добавилось сотня с лишним черемис. Надеюсь, их сородичи больше не будут нападать, потому, как если они обстреляют расшиву, пленникам я не позавидую. Всё что их защищает — тонкий фальшборт высотой в аршин. Угораздило же моих орлов начать вязать всех, кто подвернулся под руку! Адреналин он такой, не всегда головой думаешь, как надо. Хотя тут скорее моя промашка: едва узнав от раненых кого, они неслись выручать сломя голову, я сам забыл про все дела. Для Ивана Васильевича и его бояр это имя пока не на слуху, но я знал, что Первая Черемисская война тянулась так долго в основном благодаря талантам Мамич-Берды. А сейчас его нужно было спасать!

Пуля попала ровно туда, куда целил — в ягодичную мышцу, и поскольку расстояние было не велико, она прошла навылет. Вот только внутри раневого канала наверняка остались кусочки кольчуги и одежды. Поэтому я с четверкой ребят в темпе уволок раненого на расшиву, где в моей каюте, под рундуком хранился кофр с хирургическим инструментом. Полнотой ассортимента, и качеством металла хвастать пока рано, но это всё-таки лучше, чем ничего. Инструменты успели сделать только простейшие, зато несколько наборов, причем к каждому имелся круглый пенал для стерилизации, сделанный из посеребренной меди. Ими нам уже пришлось поработать, после стычки с ногайцами, затем инструмент тщательно отмыли и заново стерилизовали.

Мамич-Берды повезло, что пули, которые мы используем, достаточно твердые из-за добавления сурьмы. Будь они из мягкого свинца, так бы легко он не отделался! Я хоть и стрелял не в упор, а с сорока с лишним саженей, рана получилась серьезная, и соответственно крови он потерял изрядно. Некроз тканей пока не развился, но времени-то прошло всего ничего. Пока хирургический инструмент стерилизовался в котле с водой, я прочистил рану зондом и промыл ее, благо было чем: отвар шалфея и ромашки для раненых ногайцев готовили ежедневно.

Худо-бедно, для лечения гнойных ран они годились. Куда как лучше показал себя разведенный наполовину водой чесночный сок. Но его оставим на крайний случай, потому как, чеснок, закупленный в Муроме, закончился еще в конце зимы, а молодого, озимого, осталось слишком мало, хотя сажали его, как мне казалось, в изобилии, да и с собой взяли от души. Однако почти весь он ушел на еду, да на раненых — гнойных ран у ногайцев хватало. Та же участь постигла и корневища хрена, хотя большая часть всё-таки ушла на еду, еще до того как мы добрались до устья реки Сок.

Любит здешний народ эту приправу, особенно к мясу и рыбе. На будущее сделал себе заметку: держать большой запас этого добра на расшивах. Мало того, идучи вниз по течению, обязательно грузить на палубу подчалков ящики с землей и посаженным туда чесноком и хреном, сколько влезет. Заодно ассортимент трав расширить стоит, уж слишком бедноват.

...

Операция прошла без особых эксцессов, хотя опыта у меня в этом деле не шибко много, тем не менее, несколько раз оперировать мне доводилось. Повезло еще, что тут случай достаточно простой, всё-таки не внутриполостное ранение, да и пуля, пролетев сорок с лишним саженей, часть скорости уже потеряла, а иначе наворотила бы она дел. От анестезии в виде чарки спиртного Мамич-Берды отказался. Оказалось он мусульманин, хотя большинство черемис пока что в основном язычники. Надо отдать должное, терпел пока сил хватало, хотя временами и дергался, потом потерял сознание и работать стало легче. Зашивать рану я не стал, хоть она и длиной не более пары вершков, но гной там всё одно будет, а значит удалять нужно. Жаль, что пока катетеров у нас нет, но тут уж ничего не поделать — работаем тем, что есть.

Закончив с Мамич-Берды, я пошел на верхнюю палубу, осмотреть остальных раненых. В отличие от марийского князя, "оккупировавшего" каюту расположенную рядом с моей, остальные ютились под открытым небом. Из девяноста шести ногайцев большая часть чувствовала себя неплохо, но двое, скорее всего покойники, а если выживут, останутся инвалидами. Странно, что еще они живы: ампутация не помогла, гангрена пошла выше, придется опять резать. С черемисами дела обстояли куда как проще, те, кого зацепило легко, смогли выплыть, остальным же не повезло. Тяжелораненых было немного, среди них были лишь те, кого подстрелили на берегу или упавшие не за борт, а в лодку. Таких оказалось человек семь, впрочем, и легкораненые имели все шансы уйти на погост, если им не оказать помощь.

Может быть, прозвучит цинично, но опыт для ребят просто бесценный, тем более что слишком обширными знаниями теории я похвастать не могу. Хорошо хоть память у меня крепкая — чему учили, всё помню до сих пор. Жаль мало учили, а самому как-то недосуг было, да и потребности не возникало, я больше на профилактику упирал во всех ее видах.

...

В понедельник к вечеру мы добрались до Казани. Казаки и черемисы, отправленные за медью, уже успели вернуться, на что я никак не рассчитывал. Поговорив с их старшинами, узнал причину столь раннего возвращения: в те края откочевали ногайцы, так что оставаться на месте стало опасно. После пары стычек, в которых казаки потеряли две дюжины человек убитыми, решение уносить ноги было единодушным. Опять же пороха и свинца оставалось мало, да и струги почти под завязку были загружены рудой. В Казань они прибыли на три дня раньше нас, причем казаки тут же успели "отличится" затеяв поутру пьяную драку со стрельцами, за что самые буйные теперь сидели в холодной.

Первым делом мне пришлось наведаться к воеводам, отложив всё остальное на завтра. Как оказалось, ныне в Казани сидели Иван Андреевич Куракин да Федор Григорьевич Адашев. Впрочем, их годование в городе, подходило к концу, скоро им на смену должны были прибыть другие бояре. Впрочем, и сейчас тут было тесно: кроме упомянутых ранее Адашева с Куракиным, присутствовали присланные в Казань на вылазки и в посылки боярин Михаил Васильевич Глинский, князья Дмитрий Иванович Хилков и Федор Иванович Кашин, а так же городничий Григорий Нечаев, сын Карамышев. Кроме них присутствовали уже знакомые розмыслы посланные Иван Васильевичем на строительство Казани: Постник Яковлев да Ивашка Ширяй.

Чтобы разобраться, кто тут отвечает за судьбу набедокуривших казачков, много времени не ушло. Едва услышав, о чем речь городничий Григорий Карамышев махнул рукой: "мол, забирай, да накажи им накрепко, ино в следующий раз одними плетьми не отделаются, вздерну и вся недолга". Но просто так уйти мне не дали — пригласили откушать, чем бог послал, и как оказалось, неспроста.