Еретик. Книга 2

— Прости. — Он устало приложил руку ко лбу. — Прости, Вивьен, я…

— Ты боишься. Я понимаю. — Он сочувственно взглянул на его плечо и поджал губы. — Надеюсь, не сильно болит?

Ансель натянуто улыбнулся.

— Не бери в голову.

— Ясно, — вздохнул Вивьен.

Некоторое время они стояли молча, затем Ансель поднял на него взгляд и спросил:

— Что мне делать?

— Учиться лгать, — серьезно ответил Вивьен.

Ансель страдальчески нахмурился.

— Старайся держаться спокойно. Тебя никто не подозревает. Вот и не давай повода.

Ансель прерывисто вздохнул.

— Но, если не подозревают, почему же Лоран интересуется?

Вивьен закатил глаза.

— Потому что он инквизитор, идиот — хмыкнул он. — Работа у нас такая — людьми интересоваться.

Ансель понимающе усмехнулся. Вивьен продолжил:

— Странно, что он не заинтересовался твоей персоной раньше. Тебе, можно сказать, повезло, что он испытывает к тебе личную симпатию. Так что на будущее просто держи себя, как привык, и знай, что он не настроен тебя ни в чем подозревать. По крайней мере, пока. Но если будешь подставляться, будут проблемы. Уяснил?

Ансель качнул головой.

— Я… постараюсь.

— Если он обратится ко мне за советом, я постараюсь навести его на мысль, что тебя подозревать не в чем. Но навязывать ему эту идею не стану, так я лишь вызову ненужные подозрения. — Он улыбнулся и осторожно тронул Анселя за здоровое плечо. — Мы справимся, ясно?

— Хочется в это верить.

— Вот и поверь. А теперь, — он хмыкнул, — иди и приведи себя в порядок. Выглядишь отвратительно.

* * *

Кантелё, Франция

Год 1356 от Рождества Христова

Миновало еще несколько недель. Жизнь в Кантелё шла своим чередом.

Гийом, окинув задумчивым взглядом молельную комнату, вышел из нее и направился в свою спальню на верхнем этаже особняка.

Бросив небрежный взгляд на заваленный бумагами письменный стол, Гийом вышел из комнаты, почти бегом добрался до балкона и с удовольствием оглядел окрестности, мысли о которых не оставляли его с минуты пробуждения.

С самого высокого этажа особняка открывался прекрасный вид. По-весеннему чернеющие и зеленеющие поля; густой, покрытый свежей листвой лес, в одном месте почти вплотную подступивший к деревне; аккуратные домики, разбросанные сразу за оградой особняка, еще пара небольших деревень за лесом...

В поле уже начали ходить люди, приступая к своим работам после зимнего перерыва. Вдали виднелись очертания мельниц — две старые и одна новая, еще не достроенная. Слышался гомон голосов людей, снующих по двору прямо под балконом. В птичниках кудахтали курицы и подавали зычный голос петухи, со двора слышался собачий лай, а из кузниц и еще нескольких мест доносился стук молотков и резкое шуршание пил и топоров по дереву — шло строительство сразу нескольких зданий. В отдалении же, на границе между полем и лесом, можно было разглядеть будто наполовину спрятавшийся в подлесок маленький домик, в котором обитали те, кого в Кантелё называли ведьмами. А над головами раскинулось необъятное, покрытое прозрачным тонким кружевом облаков бледно-голубое небо.

Гийом, завороженный видом, вдруг поморщился от кольнувшей его мысли, однако почти сразу расплылся в решительной победной улыбке.

«Если этот мир создал Сатана, то, будь я проклят, он не так плох, как о нем говорят! У него хороший вкус и он поразительно щедр для абсолютного зла. Если это — ад, то мне не нужен никакой рай, я буду и дальше любить свою родную преисподнюю! Если же этот мир создан Богом, то я готов молиться ему по три раза в день, благодаря за то, что я жив, и не где-то — а здесь. И после смерти я вновь хочу сюда. Слышишь, Боже? Сюда! Прибереги рай для тех, кто не так страдает от скуки, как я. Прошу!»

Этим кратким внутренним монологом, напоминающим безумную, бессовестно-еретическую молитву, молодой человек словно собрал воедино все вопросы и ответы, которые крутились у него в голове так долго. Он поразился тому, как легко все сложилось для него в завершенную и непротиворечивую идею.

Только один вопрос оставался нерешенным.

«Ансель. Отчего же ты так истово считаешь этот мир злом?»

Ансель де Кутт не появлялся уже две недели. Сообщив, что у него есть кое-какие дела, он довольно спешно уехал. К собственному удивлению, за время его отсутствия Гийом успел искренне соскучиться по нему и теперь с нетерпением ожидал его возвращения. Ему нужно было задать учителю один очень важный вопрос.

Вдруг на дороге замаячил одинокий всадник, одетый во все черное. Его лошадь уверенной рысью направлялась к особняку.

Гийом победно улыбнулся и поспешил покинуть свой наблюдательный пункт. Если правильно распорядиться временем, к моменту появления Анселя в доме можно было завершить еще пару дел.

* * *

Ансель де Кутт оставил лошадь на конюшне. Он собирался расседлать и накормить ее сам, однако конюх, узнав его, охотно бросился помогать и попросил его не утруждать себя. Поблагодарив конюшего, Ансель неспешно направился в главную залу особняка, отчего-то не сомневаясь, что встретит Гийома именно там. Он не ошибся: молодой граф, закончив разговаривать со слугой, которому до этого давал указания, поднялся из-за стола и подался навстречу учителю.

— Да, спасибо, ты свободен, — напоследок немного небрежно бросил он слуге. Лицо его тут же озарилось улыбкой. — Ансель! Рад тебя видеть. Как твоя…

— Доброго дня, ваше сиятельство, — перебив его, Ансель отчего-то отвесил заметный поклон и задержался со склоненной головой чуть дольше, чем того требовали правила приличия. Голос его казался спокойным, однако в нем все же чувствовалась некоторая напряженность. Взгляд, который он поднял на молодого графа, слишком красноречиво вещал: «надо поговорить». — Надеюсь, у вас найдется несколько минут? Я хотел кое-что обсудить с вами.

— Прямо с дороги? — Гийом недоверчиво приподнял бровь, при этом жестом предложив учителю покинуть главную залу и перейти в более тихое место.

— Если ваше сиятельство не возражает, — кивнул Ансель.

— Слушай, брось ты это «сиятельство», — прыснул со смеху он, не переставая лучезарно улыбаться.

Ансель молчал, и Гийом понял, что он, похоже, не собирается начинать с ним разговор, пока они не окажутся в более безопасном месте.

«Решил обсудить что-то тайное», — отчего-то ухмыльнулся про себя Гийом. Воистину, ему недоставало загадочности Анселя.

Они направились в сад за особняком. Если бы здесь кто-то решил их подслушать, его было бы несложно обнаружить за деревьями и кустарниками.

Став у высокого дерева, Гийом нетерпеливо воззрился на учителя.

— Ну и что же столь секретное ты хотел обговорить? — с интересом спросил он, тут же предупреждающе ткнув пальцем в лицо собеседнику. — Только без «сиятельства»! Ты меня этим пугаешь больше, чем боями на остро заточенных мечах, честное слово!

Ансель снисходительно улыбнулся.

— Ты граф, так что тебе придется привыкать к этому обращению.

— Ну не от тебя же, в самом-то деле!

Ансель хмыкнул, но тут же снова посерьезнел.

— Что ж, как пожелаешь, — кивнул он. — Вернемся к делам, Гийом. Есть один вопрос, требующий нашей немедленной реакции. И, к сожалению, я пока что не могу сказать, какой именно.

Молодой человек закатил глаза.

— Хорошо, ты заинтриговал меня. Я весь внимание. Что за вопрос?

Ансель помрачнел.

— Инквизиция.

Гийом нахмурился.

— А, — протянул он. — Ты про своих… других учеников?

— Не совсем. — Ансель поджал губы и воззрился на Гийома почти осуждающе. — Все сложнее.

— Сложнее, — с оттенком легкого недовольства передразнил Гийом. — Ну, хорошо, сложнее так сложнее. Выкладывай. — Он сложил руки на груди и хмуро уставился на учителя.

«А я предупреждал тебя, будь благоразумнее! Эти твои игры с инквизицией изначально были опасны», — подумал он, но с выводами решил не спешить.

— Я предполагаю, что в руанское отделение инквизиции пришел донос на твою семью. Возможно, не один, но доподлинно я этого не знаю — сам понимаешь, никто не стал бы посвящать меня во внутренние дела Святого Официума. В любом случае, полагаю, что доносы были не самыми весомыми, иначе я бы вряд ли разговаривал с тобой сейчас.

Гийом округлил глаза и уставился на него.

— Погоди, а как ты вообще узнал про…

— Епископ Лоран с непривычной увлеченностью интересовался моей жизнью все то время, которое я недавно провел в Руане.

Гийом снисходительно хмыкнул.

— Ансель, ты мнителен до безобразия. Он интересовался твоей жизнью, но ведь это еще не говорит о том, что на мою семью пришел хотя бы один донос. Возможно, он просто решил получше узнать человека, который тренирует… как их там зовут — ты даже ни разу не говорил.

Ансель тяжело вздохнул.

— Имею смелость предположить, что, если бы епископ Лоран хотел «получше узнать меня», он справился бы о моих делах многим раньше. В любом случае, если уж Лоран заинтересовался, от этого его интереса вряд ли стоит ждать чего-то хорошего.

Гийом нахмурился.

— Ладно, допустим, — вздохнул он. — И что же он хотел про тебя…

— А еще он спрашивал о тебе. — Ансель прищурился, невольно сложив руки на груди. В его глазах за совершенно неуместной и ненужной строгостью мелькнуло неподдельное беспокойство, граничившее почти с животным ужасом. Похоже, ему стоило неимоверных усилий сохранить голос спокойным. — И это тоже… настораживает.

Почувствовав тревогу наставника, Гийом невольно преисполнился желания успокоить его. Сам он такого беспокойства не испытывал, но интуитивно понял, что сейчас должен проникнуться настроением Анселя и выразить свой живой интерес к мучившей его проблеме.

— Ясно. И что спрашивал?

— Ничего особенного, задавал общие вопросы. Видишь ли, до него дошли слухи о твоей активности в управлении Кантелё. Он интересовался тем, что ты вообще собой представляешь, как обучаешься и что со мной обсуждаешь.

Гийом снисходительно улыбнулся.

— Ансель, прости, но это похоже на простое любопытство.

Ансель осуждающе нахмурился, вновь вспомнив слова Вивьена.

— Он инквизитор. Его любопытство существенно отличается от любопытства любого другого человека.

— Чем же?

— Оно опасно!

Гийом поджал губы.

— Что ж, ладно, — протянул он. В его сузившихся глазах, задумчиво скосившихся в сторону, Анселю почудилось какое-то странное, доселе незнакомое, холодное, хищное выражение.

— Гийом, — Ансель положил руку ученику на плечо, пытаясь полностью завладеть его вниманием, — в свете всего этого я прошу тебя быть как можно осторожнее. Надеюсь, что вскоре подозрения Лорана попросту рассеются. Во всяком случае, я сделал для этого все, что мог. Но если нет…

— Не подставляться, — терпеливо закончил за него Гийом. — И не подставлять никого своей самонадеянностью. Проявлять благоразумие. Это ты хотел сказать? — Он криво усмехнулся. Его не хватило на то, чтобы разделять мнительное беспокойство Анселя слишком долго. — Буду иметь в виду и постараюсь вести себя соответственно. И матушку предупрежу, и всех домашних, кто знает о наших мыслях и поддерживает их. Спасибо за предупреждение.

— Быстро схватываешь, — прикрыл глаза Ансель, внутренне слегка подивившись такой непривычной сговорчивости ученика. Почему-то она даже настораживала, будто скрывая какой-то подвох...

«Хватит!» — строго приказал себе Ансель. — «Вивьен был прав: так нельзя. Нельзя везде искать подвох. Излишняя мнительность иной раз может быть опаснее беспечности».

— Спасибо, стараюсь. — Гийом невинно улыбнулся в ответ на похвалу и тут же продолжил: — Ну, раз этот вопрос мы уладили, я бы хотел спросить у тебя кое-что.

Ансель кивнул, давая понять, что готов слушать его.

— Раз уж зашла речь об инквизиции... о вере, — лицо Гийома сохраняло столь же невинное вежливое выражение, и Ансель молча силился понять, что же его так настораживает в поведении ученика, — мне просто было интересно: ты всегда был тем, кого добрые христиане называют совершенными?

Ансель замер в напряженной задумчивости. Вопросы о прошлом всегда были для него тяжелыми, воспоминания слишком живо уносили его обратно, в Каркассон — туда, где все началось и разрушилось. Они уносили его обратно к Люси Байль и ее… как это теперь называть? Предательством? Невежеством? Любовью? Он не был уверен.

Тем временем Гийом ждал ответа. Ансель вздохнул и подумал, что стоит быть с ним честным:

— Я с детства придерживался той же веры, что и мои близкие. Но именно совершенным — нет, я стал не сразу.

— Не сразу… — рассеянно повторил Гийом и вдруг резко погрузился в странную, несвойственную ему отстраненную задумчивость. Словно слова Анселя были одновременно тем, что он ожидал услышать, и чем-то еще — трудно было разобрать, чем именно. Он перевел на учителя взгляд, сочетавший в себе две противоположности: внимательность и отрешенность. И буквально мгновение спустя глаза его стали глядеть очень живо и очень остро. — Хочешь сказать, ты стал совершенным, когда потерял их, верно?

— Что?

Ансель невольно округлил глаза, услышав такой вопрос. Единственный, кто знал об этом — Вивьен Колер. Но разве мог он сообщить об этом Гийому? Нет, нет, нет…

Да и как, он ведь даже никогда не бывал в Кантелё.

Или бывал?

— Гийом, что ты… — начал было Ансель, но молодой граф его перебил.

— До момента их гибели, — он вперился в учителя буравящим взглядом, — у тебя были сомнения. Лишь когда все те, кто научил тебя основам веры, погибли, ты уверовал по-настоящему и больше никогда не сомневался. Потому что в тот момент земная жизнь стала для тебя адом, а мысль об освобождении из него — самым желанным спасением. Твоя вера помогала тебе спасаться от этой боли. С тех пор ты живешь, неся людям свое учение, и в этом видишь свое единственное избавление. Я прав?

Ансель замер. Он, не отрываясь, смотрел на Гийома и надеялся, что его лицо не выдает того вихря чувств, которые всколыхнулись в нем.

— Я никогда не говорил ничего подобного. И сейчас не слишком хочу говорить об этом, — со всей возможной холодностью произнес он, хотя голос его дрожал.