Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Из всего письма вспомнилась ещё только фамилия будущего космонавта — Гагарин, да и то потому, что была сегодня названа среди группы военных лётчиков в штатском. Дата полёта в памяти не удержалась.
Возникло острое желание перечитать письмо-курьёз, вот только курьёз ли? Будь он по-прежнему редактором "Комсомолки" никаких проблем порыться в архиве не было бы, интересные чем-либо письма хранились довольно долго, и это письмо, поскольку он обращался к нему повторно, вполне могло сохраниться. Заступившего ему на смену редактора "Комсомольской правды" Юрия Петровича Воронова, своего бывшего заместителя, Алексей Иванович хорошо знал и вместо возвращения домой отправился в редакцию "Известий".
На звонок в "Комсомолку" ответил дежурный, Аджубея он узнал, но главного редактора на месте не было, будет только завтра. Алексей Иванович поднялся из-за стола и подошёл к одному из высоко расположенных круглых окон. Постоял неподвижно, глядя на освещённые солнцем крыши домов площади Пушкина, потом повернулся лицом к просторному кабинету. Его кабинет был сугубо функционален, никакой лишней мебели в виде шкафов с книгами, которые никто не читает, на стенах не развешаны портреты руководителей государства. Кроме его рабочего стола только ещё один большой стол для заседаний редакционной коллегии и, конечно, стулья.
Привычная обстановка подействовала успокаивающе, упорядочился хаос мыслей, стирающих границу между возможным и невозможным, появились практические вопросы и соображения каким образом можно было более двух с половиной лет назад точно предсказать фамилию будущего космонавта. Что касается имён успешно слетавших собак, то это ещё бабка надвое сказала, факт пока что не произошёл. Успокоившись, Алексей Иванович принял взвешенное решение навестить свою бывшую редакцию завтра, ну и забрать это письмо, буде таковое найдётся.
Визит в "Комсомолку" увенчался полным успехом, её главный редактор нисколько не препятствовал своему бывшему начальнику в поиске адресованного ему лично письма, которое хранилось вместе с конвертом.
Вернувшись к себе на работу, где он проводил больше времени, чем дома, Аджубей внимательно изучил и конверт и само письмо. И там и там текст, начертанный печатными буквами, был вполне читаемым. Итак, отправлено оно было 14 октября 1957 года, через десять дней после запуска первого искусственного спутника Земли, но за 19 дней до вывода на орбиту злополучной Лайки. Из того, что уже можно проверить, только создание отряда космонавтов в марте 1960-го, и фамилия будущего космического первопроходца. Фамилия подтвердилась в том смысле, что в отряде он есть, а будет ли он первым, ещё не факт. Другой факт, когда будущие космонавты были набраны, легко проверить хотя бы через тестя, и сделать это обязательно нужно, хотя внутренний голос говорит, что это тоже подтвердится.
Вопрос, показывать ли это письмо Хрущёву? И так и эдак покрутив его в голове, Алексей Иванович решил повременить, сначала задать Никите Сергеевичу несколько вопросов, которые естественно лежат в русле первомайской встречи. Остановившись на этом, главный редактор занялся текущими делами.
— Рада, как ты смотришь на то, чтобы завтра навестить родителей? — забросил пробный шар Аджубей.
— Сама хотела это предложить, последний раз видела папу на трибуне мавзолея во время первомайской демонстрации, ты-то его завтра увидишь.
— Ну, в официальной обстановке не считается, — действительно, завтра, 3 мая, я увижу Хрущёва в парке Горького, где он вместе с президентом ЧССР Новотным будет открывать Чехословацкую выставку, но поговорить на постороннюю тему там никак не удастся.
— Хорошо, позвоню маме.
Ранним вечером высланная по распоряжению первого секретаря машина отвезла супругов Аджубей в резиденцию Хрущёва на Ленинских горах, дом 40 по Воробьёвскому шоссе. В этом доме Алексей Иванович бывал не раз, приходилось даже смотреть кино в домашней бильярдной-кинотеатре. Самого Никиты Сергеевича дома ещё не было, присутствовали только его жена, Нина Петровна и её сноха Галина с маленьким ребёнком. После взаимных приветствий Алексей Иванович поинтересовался, почему нет Сергея.
— Где-то на территории, кажется, пошёл в сторону дома приёмов, — пояснила мама Сергея.
— С вашего позволения пойду его поищу, хочу поговорить на космические темы, — разговор с Сергеем, работавшим в КБ Челомея как раз по ракетной тематике, обещал быть не менее информативным.
— С чего это, Алексей, ты развёл такие церемонии, конечно, иди, раз он тебе нужен.
Сын Хрущёва на самом деле встретился на дорожке ведущей в дом приёмов.
— Здравствуй.
— Здравствуй. Сергей, ты в курсе нашего отряда космонавтов?
— Да, папа не раз о нём говорил. Раз спрашиваешь, значит, ты тоже в курсе.
— Ага, только позавчера на демонстрации с ними встретился.
— Наверное, отец хочет, чтобы ты заранее с будущей темой для газеты познакомился.
— Наверное. Не знаешь, когда этот отряд набрали?
— Знаю, в марте.
— Этого года?
— Да.
— А как давно начали набирать, и по какому принципу? Я только понял, что все они военные лётчики не выше среднего роста.
— Насчёт роста понятно, места, как ты понимаешь, в ракете не очень много, а когда начали отбор, я не знаю, наверное, было соответствующее решение ЦК, это надо у отца спрашивать.
— Угу. Как думаешь, когда первый человек полетит в космос?
— Не знаю, и думаю, что никто не знает. Королёв изо всех сил стремится опередить американцев, а они нас, у кого первого получится, неизвестно, но раз отец решил тебя с будущими космонавтами познакомить, то, наверное, скоро, вероятно в этом году.
— Интересно, собак будут ещё в космос запускать, только не так, как Лайку, а с возвратом?
— Их всё время запускают, понятно же, пока надёжное возвращение с орбиты на Землю не отработают, человека в космос отправлять нельзя.
— Как я понимаю, Лайка была не породистой собакой, а простой дворняжкой, остальные такие же?
— Скорее всего, считается, что дворняги более выносливые и живучие, насколько мне известно, их просто набирают с улицы.
— Откуда тогда имя Лайка стало известно?
— С чего ты взял, что это её родное имя? Думаю, просто присвоили ей первое попавшееся благозвучное.
После присоединения к женско-детской компании диалог прекратился сам собой. Аджубей передал всем свои впечатления от Чехословацкой выставки в парке Горького, рассказал о реакции на неё советских граждан. После беседы с Сергеем тет-а-тет Алексей Иванович решил, что особой необходимости в разговоре с тестем нет, тем более, что после первомайских событий, сбитого над Свердловском пилотируемого Пауэрсом американского высотного разведчика У-2, Никита Сергеевич был не в настроении. Этот эпизод ставил под сомнение предстоящее совещание в Париже по вопросам всеобщего разоружения, на которое Хрущёв возлагал большие надежды. А после заявления Госдепартамента США, что их самолеты как летали над советской территорией, так и будут летать, пока сами американцы не решат иначе, это совещание стало невозможным.
Вместо расспросов Никиты Сергеевича, Аджубея осенила новая мысль, и он попросил у Нины Петровны чистый конверт и клочок бумаги. На конверте написал "Сергею Никитичу Хрущёву лично в руки. Вскрыть после определённых событий по моему звонку, А.И.Аджубей". На клочке бумаги написал два слова "Белка, Стрелка", вложил бумажку в конверт, заклеил его и передал Сергею. Алексей Иванович справедливо решил, что в предстоящие события, если, конечно, пророчество исполнится, сын Хрущёва в любом случае будет вовлечён, если нет, то это письмо будет выглядеть безобидным розыгрышем.
* * *
Как и следовало ожидать, традиционное первенство по "Буревестнику" я выиграл с большим отрывом, пробежав "сотку" за 10,2 секунды. Видимо, этот результат становится моей очередной нормой.
Во время весенней сессии в "Правде" было опубликовано принятое 26 июня постановление ЦК КПСС и Совета министров "О передаче предприятий промысловой кооперации в систему совнархозов", предопределившее преобразование кооперативов и оставшихся артелей в государственные предприятия, и забившее последний гвоздь в крышку их гроба.
На последующем экзамене по политической экономии после ответов на экзаменационные вопросы я попросил экзаменатора объяснить смысл этого решения правительства. Преподаватель разъяснил мне, что согласно марксистско-ленинской теории более низкая кооперативная форма собственности обязана преобразовываться в более высокую государственно-общественную. Далее привёл уже известный мне довод о том, что экономический анализ показал более высокую производительность труда на больших государственных предприятиях, нежели в артелях.
— Но на семинаре преподаватель нам говорил, что в Советском Союзе промышленное производство представляет собой единый народно-хозяйственный комплекс, и оценивать экономическую эффективность отдельного предприятия, это всё равно, что оценивать её для отдельного цеха завода, который изготавливает что-то в отдельности убыточное, но необходимое для производства продукции в целом. Так, может быть, артели, как часть единого советского общественного организма, являются такими же необходимыми для его эффективного функционирования, как и "невыгодный" цех завода.
Увы, дальнейший разговор с экзаменатором к взаимному пониманию не привёл, а привёл лишь к четвёрке в зачётку по политэкономии.
Глава 31.
Этот спортивный год обещал быть для меня весьма насыщенным, первенство СССР в середине июля в Москве, в случае успеха, летние олимпийские игры в конце августа — начале сентября в Риме, ну и, разумеется, спортивные сборы перед теми и другими. На первенстве страны Геннадий Иванович решил, с моего согласия, конечно, испытать меня на 200 метров и эстафете 4х100. На двухстах метрах я показал свой лучший результат 20,9, что было хорошо, но ниже ожидаемого, как пояснил тренер, обычно спринтер пробегает эту дистанцию приблизительно за двойное время по сравнению со ста метрами, мне нужно поработать над скоростной выносливостью.
Первый же забег в эстафете закончился полным фиаско, при получении эстафетной палочки я едва не упал. Ещё несколько попыток были также в разной степени неудачными, я заступал на бровку, выходил из зоны передачи эстафеты, один раз эстафетную палочку даже обронил. Сделал для себя вывод, что передавший мне технику бега гипнотизёр либо никогда не бегал в эстафете, либо забыл мне это умение передать. Поскольку до начала соревнований осталось всего три дня, то тренер принял обоснованное решение в этом виде меня не выставлять.
Первенство СССР по моему виду спорта, как и прошлогодняя спартакиада народов, проходила на стадионе имени Ленина, и для меня прошла без неожиданностей. Мне уже полных девятнадцать лет, несмотря на недавнюю сессию, а может быть, благодаря ей, я нахожусь в отличной физической форме. Сравнительно жаркая для Москвы погода, все три дня с 15 по 18 июля стояла температура в районе тридцати градусов, на мои результаты не повлияла. Показав своё обычное время, я сделал золотой дубль на 100 и 200 метров.
В ходе соревнований присматривался к будущим товарищам по олимпийской команде. Сильное, в буквальном смысле слова, впечатление на меня произвели сёстры Пресс, Тамара и Ирина. Не считаю себя физически слабым человеком, и растущая с каждым годом динамометрия это подтверждает, но сомневаюсь, что я, парень, смог бы толкнуть ядро на ту же дистанцию, что и Тамара. Хотя там, конечно, есть какая-то техника и должны быть развиты определённые группы мышц.
Всего двухнедельный перерыв после награждения, я даже не успел отвезти полученные медали домой в Чу, и начались новые сборы, но не в Сочи, как предполагал Геннадий Иванович, а с проживанием в подмосковном санатории. Между прочим, по сообщениям синоптиков погода этим августом в Сочи оказалась, на мой взгляд, совсем не жаркой, днём не более тридцати градусов, что всё равно не позволило бы адекватно подготовиться к сорокаградусной жаре августовского Рима.
По настоянию моего тренера и тренеров сборной значительную часть тренировок я вынужден был посвятить той самой эстафетной палочке. Как сказал Геннадий Иванович, я совершал все возможные и невозможные ошибки, но к середине августа эстафета была мною освоена на достаточном уровне. Со всем остальным дело у меня обстояло неплохо, сто метров я пробегал уже не ровно за 10,2, а по мнению тренеров, скорее между 10,1 и 10,2, двести за 20,7-20,8.
Замеры моих данных показали, что оправдался расчёт моего тренера, с весны я добавил сантиметр роста и два килограмма веса. Если верить приборам санатория, то мой рост составил 184 сантиметра, вес 81 килограмм, видимо, я приближался к пику своей физической формы. График тренировок был довольно напряжённым, непринуждённо поговорить с товарищами по команде удавалось в основном в столовой санатория. Среди спринтеров оказался и мой земляк из Казахстана, Гусман Косанов. Сейчас, правда, он живёт в Молдавии, так и я в настоящее время живу в Москве.
А вот с тренерами я, как и другие спортсмены, общался постоянно, причём не только со своим тренером, но и с тренерами сборной. Между прочим, узнал, что Геннадий Иванович на олимпиаду не едет, наверное, моих побед на всесоюзных соревнованиях не хватает, чтобы он достаточно поднялся в тренерской табели о рангах. В разговорах с ним я поделился знаниями о том, что делают в Средней Азии, когда приходится долго работать на жаре или совершать длинные переходы — постепенно рассасывают во рту курт, комок сухого солёного овечьего сыра. В крайнем случае, при тяжёлой работе можно периодически обливаться водой, только вода не должна быть слишком холодной, иначе может пойти носом кровь, сам подобное наблюдал. Не знаю, было ли для него в моих рассказах что-нибудь новое, но он внимательно меня выслушивал.
А семнадцатого августа в моей спортивной жизни произошёл неожиданный поворот. Вечером к нам в комнату зашёл Геннадий Иванович с лицом мрачнее тучи, вызвал меня для разговора и сообщил, что не только он не едет в Рим, но и я тоже.
Посмотрев на мою реакцию на шоковое известие, продолжил уже тише: Глеб, твоё спокойствие удава меня иногда бесит, или ты не успел осознать, что это значит?
— А что это значит, кроме того, что мы с вами вместе никуда не едем? И по какой причине меня снимают с пробега?
— Если убрать все словесные кружева, то причина — неблагонадёжность, хотя и с рядом оговорок. Можешь мне рассказать, что ты там натворил?
— Ничего такого не помню, хотя... Я прошлой осенью при задержании грабителя, он сумочку с деньгами у женщины отнял, слишком сильно его ударил, может он умер или стал инвалидом, и это сейчас всплыло? Вообще-то, врач скорой помощи сказала, что у него просто сотрясение мозга, да и какое отношение это имеет к благонадёжности? Нет, не понимаю.
— Да-а, в общем, надо собираться домой, делать тебе тут больше нечего.
— Прямо сейчас?
— Можно завтра утром.
— И что, ничего нельзя сделать?
— Вообще-то, начинать следовало бы со всесоюзного комитета по физической культуре, жаль что его ликвидировали. Но если ты не причём, то я самому Хрущёву напишу.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |