Одиннадцатый император

Неужели получится? Саян мысленно вознёс молитву Великому Создателю. Самоуверенные фатрийцы считают тассунарцев необразованными дикарями. По этим причинам они переносят на местных жителей собственные представления о чести и порядочности.

— Саян, неужели так оно и есть? — тихо произнёс Рум Лингау.

— Да, ваше величество, — Саян вежливо склонил голову. — Среди фатрийцев нет обычая достойно уходить из жизни. Какой бы позорный поступок не совершил бы фатрийский самурай, так называемый дворянин, он всё равно не совершит сэппуку. Вместо этого он покорно подставит собственную шею под топор палача.

Глава 22. Уйти достойно

Родовой замок даймё Гирчана Итагуна построен на скалистом холме. Свободного пространства за крепостными стенами не так уж и много. Но перед самой высокой жилой башней всё же есть относительно просторный дворик. На южной стороне, которую лучше всего освещает прекрасная Гепола, разбит небольшой парк. Тени от крепостных стен почти не накрывают его. Среди зелёных кустов и небольших кедров выкопан маленький пруд. Его очертания напоминают фасоль.

Достаточно бросить на садик и пруд всего один взгляд, чтобы сразу же понять: и парк, и пруд являются уменьшенной копией Белого пруда и уголка Верхнего парка в Императорском дворце в Нандине. По этим же причинам возле пруда, как раз напротив небольшого изгиба, слуги даймё Гирчана Итагуна заранее приготовили место для церемонии. Квадратная площадка два на два метра посыпана белым песком и тщательно выровнена.

Саян стрельнул глазами по сторонам. Нужно признать: время для церемонии выбрано очень удачно. Как раз сейчас великолепная Гепола забралась высоко на небосклон. Парк и пруд великолепно освещены, тени от кедров будто спрятались под ярко-зелёными низенькими кронами. Что, что, а чувство прекрасного у тассунарцев ни отнять, ни купить.

Расчёт Саяна оказался верным. Буквально на следующий день мятежный даймё Гирчан Итагун принял самое спорное условие. Как и следовало ожидать, витус Кулях, представитель Фатрии, тут же высказал желание присутствовать на казне. Самое главное, иноземный дипломат не стал возражать против формулировки "приговорить к сэппуку", когда Гафал, придворный переводчик, объяснил фатрийцу, что виновных обезглавят с помощь мечей. На чём крайне утомительные переговоры тут же завершились.

Тем же вечером со стороны Гирчана Итагуна последовала весьма странная благодарность. Саян даже растерялся, когда слуга мятежного даймё вошёл в походный шатёр принца и передал приглашение на церемонию. Как главный воспитатель, Саян прошёл следом за Румом Лингау в резиденцию даймё домена Яхван.

Сэппуку можно смело сравнить с религиозным таинством, как бракосочетание, например. Однако где-то в глубине души неприкаянным призраком бродит убеждение, будто он оказался в зрительном зале и вот-вот перед его глазами развернётся театральное представление. Хотя, Саян про себя усмехнулся, так оно и есть.

Зрители на месте. По левую сторону от посыпанной белым песком площадки расселись приглашённые. Саян, как обычно, оказался за спиной Рума Лингау. Рядом с видом каменных изваяний застыли Нитван Лихтад, великий советник, и Итарр Пшенот, сёгун императора. Отрадно, что здесь же находится и сам Гирчан Итагун. По такому столь торжественному и печальному поводу он надел тёмно-зелёную накидку. Через широкие прорези по бокам выглядывают просторные рукава тёмно-синего нательного кимоно.

На правой стороне, через проход, оказались фатрийцы. Витус Кулях и ещё трое незнакомых иноземцев. Специально для них столяры Гирчана Итагуна изготовили стулья. Пусть простые, даже примитивные, но вполне себе гладкие и относительно удобные.

Обычай лишать себя жизни возник больше четырёхсот лет тому назад во время печально известной Войны доменов. Плен — это позор, но не всегда благородному самураю удавалось достойно пасть на поле боя. И вот тогда победители стали предоставлять побеждённым возможность всё же покончить с собой, причём прямо на поле боя. Иногда, для разнообразия, в ближайшем лесу или на берегу пруда. Вспоротый живот не гарантирует быструю смерть. Чтобы воин духа не мучился зря, его милостиво добивали мечом.

Война доменов закончилась, когда Утон Лингау, основатель ныне правящей династии, объединил Тассунару под своей властью. А вот обычай достойно уходить из жизни остался. Со временем он оброс ритуальными подробностями и теперь и в самом деле очень похож на театральное представление. Впрочем, зрелищность ни разу не приуменьшает его значение. Скорее, наоборот.

Во всеобщей тишине лёгкий шелест шагов прозвучал особенно громко. Саян повернул голову. Началось. В проходе между зрителями показалась маленькая процессии. Первым идёт кто-то из приближённых даймё Гирчана Итагуна, причём довольно высокого ранга. Пусть на приближённом одеяние простого самурая, чёрные штаны, накидка и светло-серое нательное кимоно, зато оно сшито очень даже искусно и точно по фигуре. Следом идут ещё двое, должно быть, это приговорённые.

По одному только спокойному и гордому виду перед лицом смерти можно догадаться, что эти двое — самураи. На обоих не просто белые, а белоснежные кимоно. Вопреки обычаю, за поясами ни одного меча. Единственное, что во внешнем облике выдает в них воинов, так это самурайская причёска: высокий выбритый лоб, на макушке характерная загнутая косичка.

Завершают процессию два самурая в скромной одежде. Но на этот раз у каждого за пояс заткнуты катана и вакадзаси. Это должно быть кайсяку. Хотя, Саян покосился на витуса Куляха, фатрийцы будут уверены, будто эти двое — специально назначенные палачи.

Первым лицом к зрителям на белый песок возле пруда присел невысокого роста самурай лет сорока или чуть меньше. Квадратный подбородок выдаёт в нём начальника, хотя вряд ли высокого ранга. По левую сторону от него один из кайсяку опустился на колено. Рука помощника выразительно замерла на рукоятке катаны. Слуга в простом хлопковом кимоно опустил перед приговорённым овальный поднос. Саян напряг глаза. А, ну да, — вакадзаси. Оружие для ритуального самоубийства может быть самым разным, но обычно самураи предпочитают использовать собственный вакадзаси, короткий меч из мирной пары, либо танто, тоже короткий меч, но уже из боевой.

— Роир Черсан, — хорошо поставленный голос приближённо даймё разлетелся по дворику, — ты признан виновным в нападении на фрегат "Мальдина" и бриг "Олдерен" военно-морского флота Королевства Фатрии. По твоему прямому приказу береговые батареи открыли огонь на поражение. Так же, ты приказал убить всех офицеров и матросов указанных кораблей, которые сумели добраться на шлюпках до берега. За твои преступления ты приговариваешься к сэппуку.

Саян качнул головой, справедливость тихо плачет в сторонке. Свалить вину на рядового исполнителя это, вообще-то, не по-человечески. Роир Черсан, начальник артиллерии даймё Гирчана Итагуна, не мог не открыть огонь по фатрийцам. В конце концов он сначала дождался первого боевого залпа со стороны иноземцев, и лишь затем приказал открыть ответный огонь. Причём его подчинённые с радостью и бешенным энтузиазмом исполнили его приказ. Но это ладно, сейчас произойдёт самое интересное. Такое возможно только в Тассунаре и нигде больше.

Смертельный приговор не произвёл на Роира Черсана никакого впечатления. По крайней мере, внешне вассал Гирчана Итагуна остался совершенно спокоен. Будто вместо самоубийства на глазах десятка свидетелей его приговорили к штрафу в десяток медных дзэни.

— Я и только я один виноват в том, что приказал стрелять в военно-морские корабли Королевства Фатрии при входе в Нюпрунский залив, — голос Роира Черсана подобен его лицу, такой же спокойный и сосредоточенный.

Саян на мгновенье прикрыл глаза. Ну точно, будто Роира Черсана приговорили к штрафу в десять медных дзэни.

— Когда моряки и офицеры пытались бежать, — как ни в чём не бывало продолжил Роир Черсан, — я приказал стрелять вновь. За это преступление я покончу с собой. Я прошу всех собравшихся здесь оказать мне честь стать тому свидетелями.

Саян покосился на витуса Куляха. На лице представителя Фатрии большими красными буквами читается сомнение. Ему заранее объяснили, как пройдёт церемония. Однако фатрийцу упорно не верится, будто приговорённый сам себе вспорет живот. Это же так больно и мучительно.

Между тем Роир Черсан низко поклонился и вновь распрямил спину. Спокойно, без суеты и спешки, приговорённый стянул с плеч кимоно и остался обнажённым по пояс. Неторопливо и аккуратно самурай свернул кимоно и убрал его себе под ноги. Обычай требует, чтобы тело упало вперёд, для чего и нужна дополнительная опора, которая сместила центр тяжести в нужную сторону.

Всё просчитано и продуманно заранее. Правой рукой Роир Черсан подхватил с подноса вакадзаси. Из чёрных ножен неторопливо вынырнул отполированный до блеска клинок.

Самураев не зря называют воинами духа. Каким бы кровопролитным и безнадёжным не намечалось бы сражение, но в глубине души каждого солдата всё равно теплится надежда, что именно ему повезёт уцелеть, выжить, сбежать, в конце концов. Но здесь и сейчас у Роира Черсана нет никаких шансов подняться вновь с белого песка. Однако он всё равно спокоен и сосредоточен. Пальцы плотно обхватили рукоятку вакадзаси обратным хватом. Скошенный кончик не дрожит и не вибрирует.

Последнее действие: тихий выдох и тычок. Острое лезвие легко вонзилось в левый бок. Из-под гарды брызнули красные ручейки. Будто и этого мало, Роир Черсан медленно вспорол собственный живот. В зеве огромной раны показались кишки.

Боль чудовищная. Такая рана не оставляет ни малейших надежд на выздоровление. Однако Роир Черсан не пикнул и не поморщился. Но вот клинок остановился у правого бока. Саян перевёл дух. Будет ли второй надрез, на этот раз снизу вверх?

Роир Черсан выдернул из собственного живота вакадзаси. По коленям, по белоснежным штанам, протянулась кровавая полоска. Самурай чуть наклонился вперёд, его голова едва не упала на грудь. Сигнал. Это должно быть сигнал.

Пока приближённый даймё зачитывал приговор, пока Роир Черсан произносил последнее слово и вспарывал себе живот, всё это время кайсяку стоял рядом на одном колене. Но, едва голова Роира Черсана наклонилась, как помощник резко вскочил на ноги. Катана со свистом вылетела из ножен. На миг длинное слегка изогнутое лезвие зависло в воздухе. Глухой тяжёлый удар, голова Роира Черсана бухнулась на белый песок. Спустя миг рядом упало его тело. Как и полагается самураю, Роир Черсан умер, упав вперёд.

Ну вот и всё, Саян расслабил руки. И сам не заметил, как от напряжения стиснул пальцы. Представление реальней некуда, только грома аплодисментов, букетов цветов и криков "браво" не будет. Вместо этого перед площадкой с белым песком двое слуг опустили деревянные носилки. Роира Черсана аккуратно переложили на белую плотную ткань, рядом положили его голову. Кайсяку, помощник при свершении сэппуку, бережно подобрал вакадзаси. Теперь этот короткий меч имеет ещё большую ценность. Наверняка, его получит сын Роира Черсана, либо другой наследник, и будет с гордостью носить его всю жизнь.

Саян вновь покосился на витуса Куляха. Сказать, что представитель Фатрии доволен, значит, не сказать ничего. Иноземный дипломат улыбается от уха до уха, едва не хохочет от радости во всё горло. Только что на его глазах абориген и в самом деле вспорол себе живот, а потом ему отрубили голову. Рассказать кому — не поверят. Ну а главное, преступник наказан. Фатриец получил долгожданную кровь и досыта напился ею. Ну, Саян мысленно поправил сам себя, почти досыта. Следующим будет Саран Винар, самурай из свиты Гирчана Итагуна, который лично зарубил фатрийского купца Лепада Ринта.

Это, конечно, нехорошо так думать, только второй акт драмы пусть и был не менее кровавым, но был воспринят не так остро. Саран Винар точно так же присел на белый песок. Рядом с ним точно так же опустился на одно колено другой кайсяку.

Роир Черсан был начальником артиллерии мятежного даймё, самураем пусть не самого высокого ранга, но средним точно. А вот Сарана Винара можно смело назвать рядовым. Вряд ли он был хотя бы десятником. Старший в передовом дозоре во время следования даймё Гирчана Итагуна из Нандина в Нюпрун или обратно — вот его карьерный потолок. Однако звание "рядового" ни чуть не помешало Сарану Винару умереть не менее достойно, чем Роиру Черсану.

Саран Винар точно так же спокойно и сосредоточенно выслушал приговор, свернул кимоно, вспорол себе живот и упал вперёд с отрубленной головой. Второй кайсяку нанёс не менее мастерский удар. Те же слуги унесли тело Сарана Винара, а помощник подобрал вакадзаси. На этом кровавое представление закончилось.

Витус Кулях самым первым соскочил со стула. Следом поднялись трое его сопровождающих. Лицо представителя Фатрии аж светится от самодовольства и удовлетворения. Иноземный дипломат похож на купца, который не просто сорвал большой куш на крупной сделке, а ещё и облапошил покупателя. Как говорят в народе, урвал совирт. Представитель считает себя победителем. Как ни как, а на его глазах и в самом деле обезглавили двух "виновных" аборигенов. Какой отличный урок для ещё живых. С гордо задранным носиком витус Кулях проследовал на выход через дворик мимо маленького парка к деревянным воротам.

Саян проводил фатрийца глазами. Как и следовало ожидать, истинный смысл сэппуку ускользнул от витуса Куляха. Роир Черсан и Саран Винар официально признали вину. Хотя, если разобраться, никто из здесь сидящих не считает их преступниками, в том числе и сам витус Кулях. Другое дело, что оба самурая остались верны своему даймё до самого конца. Вряд ли фатрийцу рассказали, что ни Роира Черсана, ни Сарана Винара не потребовалось сажать под замок.

Как гласит "Путь воина", если перед самураем два пути, то он должен выбрать тот, что ведёт к смерти. Вассалы преданы своему господину, причём до такой степени, что нередко следуют за ним на тот свет, когда господин умирает от старости. Причём подобная практика распространена настолько, что императорам Тассунары то и дело приходилось издавать специальные указы и прямо запрещать самураям совершать сэппуку по такому поводу. Но! Когда до Нандина неделя-другая пути, указы, даже самые строгие, не всегда исполняются в точности.

Следом за фатрийцами дворик перед высокой жилой башней покинули прочие зрители, они же свидетели сэппуку. Саян легко поднялся на ноги следом за Румом Лингау. Для принца церемония стала очень хорошим наглядным уроком, какой бывает верность, как её нужно ценить и правильно использовать. Не меньше порадовало и другое: Рум Лингау спокойно перенёс смерть двух людей. Прямо на его глазах пролилась кровь, а принц даже не шелохнулся. Нужно признать, был риск, что принц упадёт в обморок. А такое бывает даже среди самураев. В этом случае они тут же лишаются своего привилегированного положения и переходят в сословие крестьян, откуда больше четырёхсот лет назад они и вышли.

В свою очередь Саян вздохнул с облегчением, когда они вернулись в походный шатёр в лагерь перед замком. А то мало ли что. Одним из условий присутствия на церемонии было требование явиться без охраны. Обещание мятежного дайме вполне гарантировало безопасность. Другое дело, что случай покончить с Румом Лингау подвернулся более чем удобный. Увы, сыну императора персональная охрана не полагается. Достаточно было бы одного выстрела со стороны лагеря и всё — ищи-свищи виновного. Но, слава богу, обошлось.