А ласки, которым обучала "сестрица", привели Лира к тому, что тот не мог дождаться встречи с любимой сестрицей Ярой и окончательно понял, что на других женщин он теперь сможет смотреть лишь с трудом. Всю нежность ему хотелось излить на ту, перед которой он мог раскрыться полностью и безусловно, и которая безоговорочно была верна ему. Так что и здесь Алтиросса потерпела полную неудачу: настоящая любовь лишь усилилась. Но Лир не представлял, какое испытание им с Ярой ещё предстоит, и какая опасность грозит всей их семье.
И вот, поднявшись на очередной холм, Лир увидел родную панораму Колинстринны, и, улыбнувшись, сказал:
Вижу я снова
Гор родных синий хребет.
Вроде недолго
Побыл в столице,
Но возвращаюсь другим.
* * *
Тор, после того, как Аргирисса уехала по вызову цеха, целиком отдался новому сплаву, а в семейной жизни сначала ожиданию рождения детей, а затем радости по поводу нового сына и дочери. Тор хотел сразу же отпустить дочь Киру на волю, но мать и Эсса этому воспротивились, поставив в пример Яру, которая отнюдь не выглядела несчастной и забитой, невзирая на формально рабский статус. А затем Тор с товарищами начал подготовку к тому, чтобы представить второе своё открытие в Великий Монастырь. Он предвидел, что до возвращения Аргириссы пройдет еще год, и хотел успеть все, связанное с длительной отлучкой, сделать до этого.
И ещё одно очень приятное дело было у Тора. Мальчик-слуга Ин Акротратинг так жадно ловил всё, касающееся мастерства, что Тор разрешил ему, пожертвовав одним местом ученика, учиться мастерству. Гонял он Ина больше всех, да ещё и заставлял вдвойне тренироваться в гражданских искусствах, восполняя недостатки воспитания в раннем детстве. Хоть учиться у монаха Мастер его больше, чем других, не заставлял, поскольку до шести лет обучение слуг и незнатных граждан шло почти одинаково. А теперь Ина, выдержавшего тяжкое учение, подняли до подмастерья. И тогда Тор призвал шесть мастеров и объявил им:
— Ин Акротаринг, мой слуга, выдержавший обучение гражданина и мастера, поднят до подмастерья. Согласно законам Империи, он становится полноправным гражданином, если за ним не замечено ничего порочащего. Почтенные мастера, знает ли кто-то из вас что-либо, порочащее Акротаринга?
— Нет, — единогласно ответили все.
— Тогда мы торжественно вручаем Ину Акротарингу кинжал, кольцо и серьгу гражданина. Веди себя по чести и совести, выполняй долг гражданина и пользуйся его правами.
Стоявшая за символической оградой мать расплакалась от счастья и обняла сына. Отец просто благословил мальчика. На них награда сына не распространялась, и на других их детей тоже.
У Яры наступило великое событие. Она стала девушкой. После первых месячных мать отвела её к Эссе, и хозяйка, вручив ей кулон на золотой цепочке в качестве подарка, немного поговорила с нею о новых проблемах и обязанностях. В частности, хозяйка не рекомендовала ей еще пару лет сливаться с любимым, и, как она сказала, "на всякий случай" дала ей выпить какого-то противного питья, заверив, что это лучшее снадобье, оно принесет только пользу и что Яре теперь нужно после каждых месячных являться к Эссе за снадобьем, по крайней мере до шестнадцати лет. А военный наставник строго сказал ей:
— Во время особых дней на занятия больше не ходить, и два дня после! И не беременей до восемнадцати лет, а то не станешь полноценной охранницей!
* * *
Мать Урса Ликарина, Банжасса (вернее, теперь рабыня-наложница Банжа), услышав песни о южанах, расплакалась. Она и хотела, чтобы сын прославился, вернулся богатым, выкупил долги и преступления семьи и вернул ей статус, и не верила в это, и не знала вообще, жив ли он и свидятся ли они когда-нибудь. А бывший любовник Ириньиссы Ол был настолько занят делами нового имения и устройством свадьбы на дочери соседа, что и думать забыл о своей краткой, бурной и, казалось бы, такой глубокой влюбленности. И мы о нём забудем, в отличие от Ириньиссы.
Словом,
Цели достигнешь,
Лишь к совершенству стремясь.
Но что увидишь,
Новую взяв высоту —
Знают лишь Дьявол и Бог.
Глава 9. Канрайское посольство
"Не зря Бог нас придержал", — подумал младший визирь Хорс эн-Надир, посол императора Единобожников, вновь всходя на борт своего, теперь уже отремонтированного, корабля. — "Хороши бы мы были, если бы к брату царя агашского и к отцу будущего монарха единого великого царства явились бы, как к какому-то мелкому царьку. Но теперь лучше в Агаше не задерживаться, а то этот Йолур наверняка уже послал своих людей к новому царю. Вот только понять бы, что предпочтительнее: явиться до них или сразу после них? Если эти еретики допустят грубые ошибки, проявят свою спесь и ограниченность, они нам здорово помогут. А вот если нет..."
Невысокие горы, отделяющие Рултасл от полупустынь Канрая, озаряло утреннее солнце. Дул лёгкий северо-восточный ветер, и предсказатели пророчили хорошую погоду на ближайшие две недели. Словом, на сей раз, посольству вроде бы должно было повезти.
И действительно, за пять дней при постоянном попутном ветре корабли посольства пришли в великий город Калгашт, столицу Агаша. До недавнего времени Агаш безусловно считался единственной серьёзной силой на всем побережье от острова Агоратан до самого Поворотного Мыса, где берег материка круто заворачивал на север. Агаш с Канраем регулярно воевали, но практически борьба шла за несколько горных перевалов. Агаш не пытался закрепиться в пустыне, а Канрай — в агашских лесах и лугах. И тем, и другим чужой ландшафт не подходил и по привычкам народа, и по его характеру.
Население Канрая делилось на четыре части. Бедуины-кочевники составляли главную ударную силу войск Единобожников. Отчаянные в бою, не унывающие после поражений, недисциплинированные, прекрасные наездники и стрелки с острыми булатными саблями на боку, они могли измотать любое войско, которое осмелилось бы двинуться к Кунаталу от агашских гор. Жители оазисов представляли собой трудолюбивый, богобоязненный и миролюбивый народ, покорно плативший подати и составлявший дрянную пехоту Империи Правоверных. Горожане больших городов предпочитали откупаться от службы в армии. Но часть из них была военными специалистами высокого класса: инженерами, теми, кого мы назвали бы артиллеристами, и сапёрами. А священники и монахи участвовали в боях лишь как капелланы и братья милосердия. Соседние королевства и княжества поставляли горцев-лучников, единственную приличную пехоту Империи Правоверных. Некоторые государства Великих озер были воинственными и имели хорошую пехоту, но до них было слишком далеко, а сейчас они предались Йолуру, провозгласившему себя новым пророком.
Население Агаша делилось скорее на знать и простонародье. Знать в принципе должна была быть военным сословием, но лишь кое-кто из этого слоя сохранил навыки создавших великое царство. Зато третьи сыновья крестьян и горожан составляли крепкую пехоту, бедные горожане — флот, а младшие сыновья купцов охотно шли в конницу, тем более, что доброволец в армии сразу приводил к снижению налогов на всю семью. Так что армия состояла в основном из незнатных людей, и даже высшие офицеры часто происходили из купцов или зажиточных крестьян (дехкан). Такое положение беспокоило Ашинатогла, и он уже подумывал о государственном перевороте сверху и радикальном обновлении знати. Появление старков было ему очень на руку в этом контексте. Те, кто выучатся старкскому искусству войны и частично воспримут старкское спартанское воспитание детей, смогут стать становым хребтом обновлённой страны и обновлённой нации. Но пока он даже с Тлирангогаштом не проговаривался о таких планах.
Город Калгашт (на старинном агашском Гранитный) спускался с холмов к бухте. Формально порт был отдельным городом, поскольку в припортовых кварталах собиралось наибольшее число отбросов общества и группировались злачные месте самого низкого пошиба. Порт Джустарл отделяла от Калгашта городская стена. У самого порта стен не было. Над ним возвышались три форта, с которых в случае необходимости можно было обстреливать рейд и портовые кварталы зажигательными снарядами. Беспорядки в Джустарле происходили достаточно регулярно, и поэтому раз в десяток лет кварталы горели. Затем на скорую руку все отстраивалось вновь, взамен перебитого и взятого на рудники или в гребцы государственных галер отребья стекалось новое, и так до следующего то ли бунта, то ли просто побоища.
Около центрального форта находилась пристань, куда могли причаливать лишь корабли с вымпелами царя, высшей знати или посольств. Подняв на мачте посольский вымпел Империи Правоверных (зелёное знамя с мечом, двумя лунами и надписью: "Нет Бога, кроме Бога Единого, и Кунг пророк Его"), корабли посольства подошли к форту и посольский корабль пришвартовался. Остальные кинули якорь чуть поодаль.
На посольском штандарте опускалась часть символа веры: "Двенадцать рабы Его", чтобы зря не раздражать приверженцев другой религии.
К кораблю вышел командир форта. Убедившись, что корабль действительно посольский, он поклонился почти до земли и почтительно пригласил посла вместе с парой его спутников скоротать время в форте, пока царя не известят о посольстве и не придёт подобающий столь высокой персоне эскорт. В каземате командира уже суетились, накрывая стол. Из глубокого подвала достали лучшее вино. Но посол, конечно же, лишь выпил маленькую чашку вина и символически попробовал каждое из блюд. После этого командир, который в предвидении подобных случаев по традиции назначался из сыновей самых знатных семейств, спросил:
— Великолепный посланец могущественного императора и благочестивейшего Первосвященника. Доволен ли ты нашим приёмом? Хорошо ли прошло твоё путешествие?
— Доволен и путешествием, и угощением, и вином. Надеюсь, что дальнейшее моё пребывание будет столь же приятным, а его итоги полезными для наших двух стран и их союзников и весьма плачевны для наших общих врагов. Хотя и бывали недоразумения между моими владыками и твоим государем, но они все в прошлом, а будущие уж будут в будущем, над которым властен лишь Всевышний.
Такие витиеватые слова означали прежде всего то, что посол прибыл с миссией мира и, может быть, союза, а не с претензиями или, ещё хуже, с задачей создать предлог для войны. Естественно, большего посол не мог сказать, поэтому хозяин налил ещё по маленькой чаше прохладного белого вина, на стол поставили кувшины со сладким шербетом и с ледяной родниковой водой, а две невольницы командира стали развлекать неторопливо беседующих о погоде, достоинствах местного вина и местных кушаний гостей песнями и плясками. Естественно, что командир моргнул своему лейтенанту, и тот сразу помчался во дворец с вестью: посол прибыл с миром и дружбой.
Как и полагалось, посла мира встретил конвой с зачехлёнными луками и без копий. Воины прижали руку к сердцу и поклонились, не вынимая сабель из ножен и не салютуя оружием. Впереди посла шли танцовщицы, дорогу посыпали зерном, а посол, как и полагалось, разбрасывал мелкие монеты, демонстрируя щедрость пославших его государей. Придя во дворец, посол разулся. Обыскивать его не полагалось, но он сам снял с себя меч и кинжал и отдал начальнику стражи. На ноги посла надели мягкие оранжевые чувяки. Войдя в тронный зал, посол трижды упал ниц: в дверях, на полдороге к трону и у подножия трона. Царь, выражая свое благоволение, повелел наследнику поднять посла, а слуги поднесли ему подушку для сидения и низенький столик, на который поставили шербет и ледяную воду. Посол передал наследнику личные послания Первосвященника и императора великому царю, а царь тем временем милостиво спросил его, не через переводчика, а прямо на Древнем языке.
— В добром ли здравии мой кузен император эш-Шаркун и благочестивейший Алий? В добром ли порядке дела в вашей стране? Изрядно ли ты потрудился, доставляя мне эти дружественные послания?
— Мои повелители оба в добром здравии и велели мне поинтересоваться твоим здравием и передать благословение Первосвященника и наилучшие пожелания императора. Наша страна благополучна, нет ни мора, ни засухи, ни войны со злыми соседями или варварами, ни землетрясения, ни саранчи. Желаю процветания и благополучия вашей великой стране. Судьба и Всевышний благоприятствовали мне, послав попутный ветер, и я считаю такую добрую дорогу прекрасным предзнаменованием перед нашей встречей. Мои властители хотят жить в вечном мире и дружбе с тобой, Великий царь, и с твоими друзьями.
Посол произнёс всю эту тираду на чистом агашском языке, которым он владел с детства. Мать его была агашка, захваченная на войне, а отец сначала стал комендантом оккупированной агашской провинции, а затем, когда по условиям мира её пришлось освободить, посланником и постоянным представителем своих государей при дворе агашского царя. Посол помнил, как входил в столицу нынешний царь, какие погромы были перед этим в городе, как и всегда при смене властителей. Тогда отец его лично возглавлял оборону канрайского представительства от банд бунтовщиков, мародёров и фанатиков. Он был ранен в ногу и после того штурма охромел. Через несколько месяцев отца с почётом отозвали домой и вознаградили за верную службу и доблесть.
Так что дальнейший разговор шел уже на агашском. Впрочем, как и полагалось, когда дела не требуют особой срочности, в первый день это был обмен любезностями. А поскольку посольство было мира и союза, колкостями стороны не перебрасывались. Тлирангогашт чувствовал себя дурно: как будто всё вокруг было залито словесной патокой. Но по ритуалу, чтобы подтвердить, что и Агаш не имеет претензий к Канраю, полагалось часа три вести вежливый и лживый обмен льстивыми преувеличенными комплиментами.
Лишь после этого посол раскланялся, и, ещё три раза упав ниц, отправился в свои покои. А царь и наследник стали изучать послания. В принципе они уже представляли, что там должно быть, и почти полностью их ожидания совпали с действительностью. Предлагался тридцатилетний мир и союз. Конечно же, как и обычно, Единобожники просили разрешения построить храм хотя бы в северной провинции Агаша, где людей их веры было довольно много. Как и раньше, они пытались выговорить право вести проповедническую деятельность. Но в этот раз эти просьбы-требования были какими-то уж совсем неубедительными. Одна оговорка настолько рассмешила правителя и наследника, что они решили уступить. "А ежели Великому царю, к прискорбию великому нашему, не заблагорассудится разрешить нашим священникам и монахам хотя бы на специально отведенных для этого местах рассказывать о нашей вере, даже не проповедуя её, то мы просили бы его величество хотя бы разрешить нашим священникам в присутствии ваших попытаться отговаривать тех из наших людей, кто принял пагубное для души решение перейти в вашу веру".
— Ну да. Если кто решил перейти в веру Победителей, пусть подтвердит, что его решение твёрдое. Это нам в конце концов даже на руку, — заметил Тлирангогашт, а царь довольно ухмыльнулся.
Настораживала в письмах лишь просьба споспешествовать заключению мира и союза также с союзниками Великого царя. А то, что в договоре император и Первосвященник просили оговорить возможность службы войск каждой из сторон другой стороне за справедливую плату, было очень ожидаемо в связи с проблемой этого фанатика Йолура.
