Зверь лютый. Книга 10. Обязалово

Красиво? — Конечно. Только сколько фырканья было, когда я своих учил! Я же поломал один из базовых принципов здешней воинской выучки!

Средневековый воин имеет навык собираться... долго. Нужно кучу неудобных вещей на себя одеть, всё на завязках, ремешках, шнурочках. Иное и вовсе — только со сторонней помощью. Обвешаться, приладить, подзатянуть, примериться...

А мне довлеют нормы другой эпохи:

— Через 45 секунд — на плацу с оружием!

Мне, из-за моей "беломышести", брони противопоказаны. Шашечку на спину — вот он я!

После десятка "учебных тревог" "мужи мои" чётко определились: если "учебная" — выбегать хоть в исподнем, но — с саблями, если "настоящая" — сперва "брони вздеть".

Вот "антивоенный" навык и пригодился. Или правильнее: "антивоинский"?

На песке возле пристани костёрчик разложили, повечерять бы. Опять бежит один:

— Тута нельзя костры жечь! Пожар будет! Счас стражу позову! Не хошь — давай денежку.

Аким — злой, головой Якову кивнул. Тот и приложил с маху. Мне аж жалко мужика стало — тройное сальто с визгом.

Этот исчез — ещё ползут. Уже совсем... гноище. Грязные, драные, у кого — бельма, у кого язвы, кто — с клюкой. Волосы не стриженные, сальные. По шапкам да платью насекомые шевелятся...

— Подайте Христа ради!

Аким скривился, но командует своим:

— Бросьте убогим хлеба, чего нынче не съедим.

А мне поучение Ивашкино вспомнилось. Как он в походе меня остановил:

— Подашь хоть что — со всей округи сбегутся, всю ночь выть будут.

* * *

Опять же, Ганс Христиан Андерсен в "Калошах счастья" солидарен более с Ивашкой, нежели с Акимом:

"У ворот гостиницы сидело множество нищих-калек, даже самый бодрый из них казался страшным сыном голода. Словно сама нищета тянулась к путникам из этой кучи тряпья и лохмотьев.

— Господин, помогите несчастным! — хрипели они, протягивая руки за подаянием.

...

Открыли окно, чтобы впустить свежего воздуха, но тут в комнату протянулись иссохшие руки и послышалось опять:

— Господин, помогите несчастным!".

У меня нет волшебных калош. Чтобы мгновенно убраться из этой... "Святой Руси".

* * *

— Хлебушка? Да без проблем! Только сперва помыться.

— Эта... а почто? Господине! Третий день... маковой росинки... язвами аки Иов многострадальный... истязаемый оводами и шершнями... одной лишь верой христовой спасаемый... на его лишь милость уповая...

— Первое лекарство от несчастий и болестей — милость господня. Вторая — чистота телесная и духовная. Злата алкаете, а сребро расточаете втуне? Выкинуть всех реку. А уж потом я вас лечить начну.

Рассосались быстренько. Даже и безногие.

Ну вот, жанровая сценка "Прибытие мирных путешественников в святорусский город" — закончилась. Спать-то сегодня будем?

По утру появились уже настоящие сторожа: пристань-то одного купеческого дома. Николай сторожей успокоил, но пришлось заплатить. Ногату за пристань — пришвартовались, ногату за берег — лежали, ногату за костёр — палили.

Аким со свитой и подарками отправился в город старых знакомцев проведывать. О себе напомнить, за жизнь поговорить да на постой напроситься. На постоялый двор — и дорого, и неудобно.

Николай тоже родню проведать побежал. Хохряковича выпросил — подарки нести. В гости без подарков на "Святой Руси" ходят только нищие к богатым, да попы на похороны.

Дел никаких нет, жарко, скучно. Ноготок снова секиру свою достал — точить начал. Вжик-вжик. Чарджи ходил-смотрел. Чем такую музыку слушать — лучше самому сыграть. Сел рядом, своё точило достал.

Ивашко — ходит-бурчит. Мужика ещё с Елно пучит. С чего — непонятно. Но ему всё не так. Тоже рядом сел — гурду править. Сухан — за рогатину взялся. Чимахай повздыхал, на старших глядя, и начал топоры вострить. Скрип... до визга. Воинская музыка. Это их только пятеро, а что будет, когда целая дружина наберётся? Заскрипят же до смерти!

Забрался к Варваре под тулуп. Да нет же! Вовсе не то, что вы подумали! Я, конечно, мальчик наглый. И постоянно озабоченный. Но на виду всего православного города известного благочестием своих жителей и правителей... Азия-с, не поймут-с.

Русские города, при всём их сходстве, построены по-разному.

Углический или Псковский кремль поставлены на малых высотах. Практически — на ровном месте вблизи рек. Киевский наоборот — на Горе шапкой. А Смоленск — на склоне. Верхняя стена — из-за борта долины не видна. Нижняя — внизу, на речной террасе. Перепад высот — под сто метров. Почти весь город — как книжка наклонённая, с реки — бери и читай.

Вот мы с Варварой на тулупчике валяемся и болтаем: она мне показывает, да рассказывает — где чего. И монастырь её — Параскевы-Пятницы — с реки хорошо видать.

* * *

Почему на Руси гречанку великомученицу Параскеву называли Пятницей — понятно. Её имя на греческом и обозначает этот день недели. Родители, в безумии благочестия, дали девочке имя в честь Страстной Пятницы — дня мучений, издевательств, предательств, смерти... в земной жизни Иисуса. На Руси язычницы посвящали пятницу — женский день — богине Мокоше.

Так святая Параскева стала целительницей и главным средством против эпизоотии домашнего скота.

Но почему Параскеву объявили покровительницей торговли — непонятно. Однако и в Новгороде, и здесь, в Смоленске, в это десятилетие ставят церкви "Параскева-Пятница-на-торгу". В Новгороде — пока деревянную. Здесь — и церковь, и женский монастырь. Кирпичные. Общий объём — под полтора миллиона штук этой самой плинфы.

Монастырь стоит на обрыве, на языке между двух оврагов. А внизу, в ста шагах — шумит "Малый торг".

Ну, если это "малый"... На мой взгляд — место бойкое, шумное. Не для обители, не для отринувших суету мирскую. Но у предков — свои представления.

* * *

Варвара рассказывала, как они забирались на монастырские стены и сверху подглядывали за продавцами и покупателями, за карманниками и проститутками, работающими на рынке. О разных смешных и не очень историях, которые случаются в таких скоплениях людей. Потом об устройстве самого монастыря:

— Как в ворота войдёшь — слева летний храм. Лестница выс-о-окая — 12 ступенек. А зимний храм в глубине стоит, на верхнем конце. Там ступенек только 6. Зимой, как снег всё заметёт, мы на санках, от зимнего до летнего... ух как! Только матушка игуменья ругалась — визгу, говорит, много.

От безделья я расспрашивал о разных мелочах, как что устроено, где что стоит. Просто следуя легендам моего времени о старых строениях, ляпнул:

— А в подземный ход ты лазила?

Варвара аж поперхнулась:

— А... а ты... откуда знаешь? Ну... про тайный ход под землёй?

Просто "выстрел вслепую"! Потом-то где-то здесь будет и система подземных ходов по всему городу, и знаменитое "метро" между мужским и женским монастырями, что было (в РИ) головной болью для многих здешних архиереев. Но это сильно "потом". А пока выяснилось, что Варвара знает ход из монастыря.

Я уже говорил, что с женщинами спать не могу? Так вот, и спокойно рядом лежать — тоже. Под руку попался шов от мешка, в котором она ходит. Нитки гнилые, старые. Начал потихоньку раздёргивать. От подмышки до поясницы. Она рукой машет, город показывает, а я потихоньку интересуюсь... более близким открывающимся видом.

Как будет тоже самое что "вид", но на ощупь? "Щуп"? "Осяз"? Тут она и замолчала. Вздохнула и носом в тулуп. И ножки — в разброс.

Сам себе удивляюсь: она же... после последних дней... просто подстилка говорящая. Скажи — ляжет. Прикажи — исполнит. Полностью в моей воле. А я тут, как ребёнок малый, тайком... чтобы не заметила... по ниточке сбоку. Только рукой махни — она всё с себя скинет! Нет же...

Верно Антон Палыч пишет: "Чего только не делается у нас в провинции от скуки, сколько ненужного, вздорного! И это потому, что совсем не делается то, что нужно".

"Нужное" началось только после обеда. Вернулся Николай от дяди. Такой несколько... хмельной и вздрюченный:

— Дядя... Эта... Ну... поговорили. Отобедали. Чтоб их всех...

И уже искренне от души:

— Ваня! Господин мой единственный! Давай их всех... уелбантурим нахрен! Как-нибудь эдак... взпзд...нутно!

Такого склонения я ещё не слыхал. Вот до каких вершин грамматики человека родня доводит!

Но главное: он сговорился куда лодию поставить, где товары сложить.

Тема "складирование товаров" в "Русской Правде", пожалуй, самая проработанная. Статей пять-шесть. Как оформлять, как отвечать. Специальный термин есть: "складник" — владелец склада.

Правда, и накручивают они от души: вот вам сарай для лодки, вот — для товара, а особенно ценное — отдельный ларь в погребе на подворье. Защита от лихих людей, от пожара, от наводнения...

Хорошо — от инопланетян здесь не страхуют, а от гнева божьего — нельзя. Но всё равно — звяк, звяк, звяк, да, для начала, вперёд за три дня... Это ещё ни жилья, ни корма. Месяц простоим — без штанов останусь!

Всё переигралось мгновенно: пока народ с лодкой упирался, на новое место перетягивая, я чуть прогулялся до знакомого подворья.

Прошлым летом мы тут у деда с бабкой стояли. Я им тогда весть похоронную про единственного сына привёз.

Честно говоря, пошёл чисто для очистки совести: сильно старики тогда переживали, не думал, что они год проживут. Ан нет — живы. Поскрипывают, но крутятся резвонько.

Дед меня узнал — благодарить начал. Я сперва не понял, а он вытаскивает из кустов, что у забора растут, мальчонку бесштанного:

— Вот. По совету твоему. Пришлося всю крапиву по двору выкосить. А то лезет без штанов. А после — вопит. Иди играйся. Горе моё.

И, глядя в спину мальчишки:

— Взяли вот. Мать померла, отца купчики на торгу пришибли. А нам в радость. Ты ж надоумил.

Старуха суетиться начала, стол собирать. Дом... чистый, но, видно, обедневший. У конюшни угол осел. В конюшне — пусто. Ни лошадей, ни упряжи. Воротина не закрывается, в заборе дырка... Сил у стариков не хватает, а нанять не на что.

— Дед, а возьми-ка нас на постой. 18 мужей и девка. По ногате в день... считай — гривна. Заплачу за 10 дней вперёд.

— Дык...! Эта...! У нас же — ни корма какого, ни места. Тута вон — дверей нет, тама — крыша текёт. И постелей у нас... откуда? Мы б... конечно... с превеликой радостью... Но...

— С радостью? Радости надо лелеять. Мало их в жизни. Собирайтесь — на торг пойдёте, серебро моё сыпать.

Топнул-крикнул-свистнул... Николай! "Встань передо мной, как лист пред травой!". И перестань моими словами материться!

Общее возбуждённо-радостное ожидание, свойственное русскому человеку в предвкушении выпивки, продолжалось долго. И с пользой. Конюшню подняли, угол выровняли, два мужичка моих на крыше сидят — перебирают, песни поют. У ворот ещё четверо — ровняют, вывешивают.

И Ноготок там же с рефреном стоит. Рефрен простой:

— Занято. Пошёл нахрен.

При всём моём уважении к "святорусской" соседской общине — мне посторонних на дворе не надобно. А то будет как в прошлый раз: украли и не вернули.

Уже затемно явился Аким. Злой, хмельной, взъерошенный. Начал сходу ругаться да мне вычитывать:

— Чего с места перешли без спросу?! Почему на бедняцкое подворье встали?! С чего серебром сыпите?!!

Когда всё вокруг, отсюда до горизонта, плохо — проблема в "сюде".

— Акимушка, какая бешеная собака тебя покусала?

Хорошо, мы успели рушничков прикупить. Ох, и тяжко с ним. Праздник испортил, народ по углам разбежался. Надолго его не хватило, устал дед. Яков молчит. Мужичок одни, который с ними был, объяснил по простому:

— На порог не пустили. Где — хозяева переменились, где — отъехавши. Знаться не хотят.

"Почернело синее море.

Стал он кликать золотую рыбку.

Приплыла к нему рыбка, спросила:

Чего тебе надобно, старче?".

К Акиму "золотая рыбка" не приплыла. Все его славные боевые товарищи...

"Ничего не сказала рыбка,

Лишь хвостом по воде плеснула".

Возвращаться нам "к разбитому корыту"... Да я бы с радостью! Но следом мытари придут.

Короче:

"Не хочу быть черной крестьянкой,

Хочу быть столбовою дворянкой".

В моём конкретном случае: боярским сыном. Тоже "столбовым" — вписанным в реестры-"столбцы".

Аким ругался-плевался. Да и утих. Яков оплёточку на рукояти меча ковыряет. А Ивашко латает свой сапог и бурчит под нос:

— Ну и дураки. Даром ноги по жаре били. Нет чтобы сразу спросить. Вот же ж дурни. Ванька ж есть!

Да сколько ж можно! Что он меня всё время — "грудью на вилы"! Откуда мне, кое-какому кое-почём эксперту из 21 века, знать как делаются такие дела — получение боярства (!), в таком специфическом пространстве-времени, как Смоленское княжество начала 60-х годов 12 в.! Надорвусь же! Из мозгов же грыжа вылезет!

— Сынок... Беда-то общая, семейная... Может, подскажешь чего?

— Как не подсказать-то? Подскажу. По мудрости народа нашего. Утро вечера мудренее. Пошли спать, Аким.

"Таких лис, как я, не ловят в курятнике с одним выходом".

Я это уже говорил?

Тогда другая мудрость: "нет такой проблемы, которую женщина не могла создать".

О! Фольк — прав. Всегда! Это же решение!

Ну что тут непонятно?! Попаданец для местных — всегда проблема. Чем я выше залезу — тем проблема по имени "Ванька" будет больше. Осталось найти женщину... Шерше, извиняюсь за выражение, ляфам.

А зачем, собственно, шершеть? В смысле: её искать?! Я же её сам женщиной сделал! Зовут — княжна Елена, живёт — на Княжьем Городище. Правда... как бы головы не лишиться...

Глава 216

Утром ещё раз в голове покрутил, вариантов прикинул, решился:

— Николай! Бери образцы товаров, пойдём на княжий двор. Выносить "паутинку" на торг, не поклонившись прежде княгине с княжнами... не по вежеству.

— Так это... я ж ни с кем не сговаривался! Нас же и не пустят!

— Во! И я об том. Купчину с приказчиками — нет. А вот славного сотника храбрых стрелков со слугами... Если нас на княжий двор даже не пустят, то и ловить здесь нечего. А Аким? Или ты кто? Или не ты — верой и правдой? Трудами тяжкими да кровью горячей? Самого живота свого не щадя? Ну! Смотреть соколом, глядеть орлом! Хозяин! Тройки давай! С колокольцами!

— Свадьба, что ли?

— Бери выше — парадный боярский выезд! Новоявленный боярин Аким Янович Рябина выезжать изволяют-с. К самому светлому князю! По большой нужде.

Положим, "по большой нужде" надобны не тройки изукрашенные, а лопушков пачка. Но народ меня понял. Теперь главное не мешать.

Часа через два выехали. Как дураки с вымытыми шеями. Но — ярко и громко. Правда, пока тройки от Днепра наверх вытянулись — кони в мыле.

На воротах опять бородачи:

— А вы к кому? А по какому делу? А званы ли?

— К самому, к князю светлому. По княжьему делу. Званы.

Абсолютная правда: боярство раздавать — исключительно княжеское дело. Когда Аким вотчину получал, ему велено было явиться. Зван аж десять лет назад. Встречайте.

Аким глядит ясным соколом.

Как это: "глядеть соколом" — на себе показывать не буду.