Луис же вел себя очень тихо, даже в часы пробуждения лишь отъедался и только и ждал, что ворвутся люди Ксанте. Особой разговорчивости юноша не проявлял и только и ждал, чтобы отправиться в путь — ведь наверняка, отец продумал, как уничтожить Фернандо, иначе бы не интересовался его армией и доверенными людьми.

— Новости тревожные, ваша милость, — тихо сказал Алонсо, слушая, как за окном в вечерних сумерках стрекочут цикады и ветер шелестит листвой тополей. — В окрестностях собираются отряды. Не наши. Я собрал кого смог для вашей охраны, но мы не удержим этот дом более двух часов. Можно попробовать прорваться в лес или уйти по морю. Голубиной почтой пришла весть, что король едет в гавани. Мы послали предупреждение трижды. У нас больше нет голубей, и ответа мы не получали.

— Бесполезно бежать, хватит уже... Ты и так слишком много сделал. Если ты и отряды уйдут без меня, люди останутся живы, — герцог, который встретил Алонсо странным и долгим взглядом, теперь тоже смотрел в окно. — Уезжайте немедленно. Никто не скажет, что вы трус. Сделано слишком много, но сейчас я — это ловушка для Фернандо. Они выманили его из столицы. Они наверняка нападут. Прошу вас, лучше сделать, как я говорю.

Алонсо пристально посмотрел на Луиса, сделал шаг к постели и, опершись руками по обе стороны от головы герцога, заглянул в глаза.

— Я в бою спиной к врагам не поворачиваюсь, — сказал он с правой улыбкой на красивых губах. — Я понимаю, что могу погибнуть. И все люди, находящиеся в этом доме тоже понимают. Они не спали три дня, толком не ели, они выполняют свой долг, защищая вас. А еще они противостоят врагу, потому что понимают: сдадут первую позицию, полетят и все остальные. А там их дома, жены и дети. А вы сдаетесь заранее. Вы, человек, который выше нас всех сословием, который должен командовать. Вы опустили руки... Вам нечего защищать? Или люди, что стоят у стен города вам не враги? Может быть, я чего-то не понимаю? Объясните мне, герцог, Бога ради, ваши мотивы. Я не боюсь смерти, но я боюсь, когда в бою за спиной пустота. Вы, такой безразличный к собственной судьбе — эта пустота.

Луис молчал. Ему было стыдно, но еще и страшно.

— Если бы вы не вмешивались и не тащили меня за борт корабля, эти люди бы не рисковали, — сказал он через минуту. — Да, я трус. Но я знаю человека, который стоит за происходящим лучше вас. И понимаю, что он убьет всех, пока не получит то, что хочет. Сейчас вы рассуждаете, как тот, у кого есть причины оберегать меня? Ради чего вы делаете, Алонсо? Выслуживаетесь перед королем? Хотите повыше должность? Здесь ад, и он мой. Я сам к ним выйду из города.

— О, это я понять могу: ад ваш. — Эдвин выпрямился и поправил наручи на левой руке, не сводя с Луиса синих как море глаз. — Хотите, считайте, что выслуживаюсь. Когда я увидел вас на пристани, я понял, что вы в беде. Если в беде вы, то в беде и король, а если король, то и вся страна. Я дал клятву защищать свою землю, женщин и детей, и соответственно цепочка только что мною перечисленного работает в обратную сторону так же, как и в данную. Да, я корыстен, если хотите, и порву глотку любому чужаку, ступившему на эту землю без разрешения и угрожающему ее королю. Если человек, о котором вы говорите такой опасный враг, так почему бы его просто не убить? Любой враг опасен только тогда, когда мы его таким считаем. Наши победы и поражения здесь прежде всего остального, — Алонсо коснулся указательным пальцем лба Луиса. — Пусть враг наш страшен, но он человек, а любой человек раз в жизни умирает, ваша милость. А вы бы очень помогли своим солдатам, если бы прошлись по дому и ободрили их своим здоровым видом. Заполните пустоту, больше я ни о чем вас не смею просить.

Герцог вздохнул. Настырный, да еще и на Кристиана похож всеми своими рассуждениями и поступками.

— Вы упрямы, Алонсо. Хорошо, — Луис поднялся и направился к дверям, намереваясь выполнить то, что попросил его защитник и отсчитывая часы до конца города. Господь никогда не простит ему смертей этих людей. Никогда.

В доме толпились незнакомые люди. Воины, мужчины, стража, а где-то далеко слышался шум, который говорил, что враг все ближе. Несколько часов до конца. Чтобы обдумать свою жизнь и признать, что Ксанте оказался все же прав — чудовища внутри. И в Луисе — тоже.

Алонсо везде сопровождал Луиса, попутно раздавая приказы. Вокруг дома соорудили настоящие баррикады. Большинство мирных жителей укрылось в скалах и гавани, остались только мужчины и те, кто не считал угрозу серьезной.

К вечеру вся южная часть города полыхала так, что отсветы пламени было видно за много миль отсюда. Кристиан пришпорил коня, с болью и тревогой во взоре всматриваясь в горизонт.

— Гавань горит, — сказал он Фернандо, словно тот сам не видел. — И я за то, чтобы поторопиться залезть в пекло.

— Пусть горит, это нам на руку. Морем почти никто не уйдет, — спокойно откликнулся король.

Через полчаса они поднялись на высокий холм и Фернандо внимательно осматривал лежащий внизу город.

— Что Самир? Откликнулся?

— Пока нет, но он придет. Он всегда приходит неожиданно. Разведчики донесли, что город окружен. О Луисе и Ксанте ничего.

— Не понимаю, на что они рассчитывают, — вдруг пробормотал Фернандо. — Кристиан, смотри! — он указал рукой на скопление вражеских войск около ворот. — Один отряд — и все, от них ничего не останется. Вон там, — рука привлекала внимание к южной части города, — тоже не так много нападающих. С моря никто не подойдет. В монастыре тоже никого нет, уже проверено. Полчаса — и все. Тем более с моими малышками, — он кинул взгляд на соседний холм, на котором устанавливали странные катапульты небольшого размера.

— Это да, — довольно улыбнулся Легрэ. — Но там где-то Луис... И прежде чем сравнять с землей это гнездышко, я бы с радостью помахал мечом. Ксанте удалось нас сбить со следа моего сына, но если этот старый змей сдохнет, я ни о чем не пожалею.

— Кристиан, — хмыкнул король, — это все-таки мой город, разрушить его было бы неразумно. Только пощиплем и попугаем основные скопления. Огонь с небес — это ли не кара небесная? — язвительности в голосе было в избытке. — Еще немного и начнем.

Фернандо направил коня вниз, с холма, чтобы еще раз проверить готовность и расположение всех отрядов.

Кристиан злобно улыбался и глаза его горели звериным гневом. Этот гнев не утихал и Легрэ отлично знал, что любой, кто встанет между ним и Луисом будет убит, и кара его будет хуже небесной.

Через некоторое время Фернандо опять стоял на вершине холма и наблюдал за сражением. Это было избиение младенцев. Новый подарок францисканцев — катапульты, кидающие взрывчатую смесь — оправдал себя на все сто процентов. Правда король сожалел, что пришлось их раскрыть так скоро, до войны с франками, но выбора особого не было. И хорошо что несколько малышек были у гарнизона, расквартированного неподалеку от валасского порта. Огонь с неба ошеломил всех, и своих, и противников. Конечно, не удалось избежать разрушений, все-таки действовали без пристрелки, но они были минимальны. Рядом с королем стояли вестовые, командиры мобильных отрядов, прочесывающих местность, начальник гарнизона. Кристиана не было. Он таки сумел убедить монарха, что его место там, в аду, в который сейчас превратился Валасс. Эмоций у Фернандо не было, только холод во всем — в глазах, следящих за передвижениями войск, в разуме, оценивающем ход сражения, в жестах и негромких фразах, указывающих что делать, после которых кто-либо из вестовых исчезал с приказом. Впрочем, приказов было мало — и так все было очевидно. Все потом, когда будет найден Луис. И расследование того, как под стенами города оказались осаждающие, тоже потом. Сейчас — выиграть.

В городе солдаты короля добивали остатки вражеских войск, сами же горожане тушили пожары и оказывали помощь раненым. Когда Легрэ ввалился в комнату Луиса, барона едва можно было узнать за слоем сажи и крови. Волосы его были грязными, доспех в пыли и бордовых пятнах, но синеву глаз не могло изменить ничто. Алонсо, вставший между ним и герцогом узнал Легрэ и, облегченно вздохнув, отпустил меч.

— Слава богу, — сказал он, устало наваливаясь на стену. — Я думал уже все.

А герцог, секунду помедлив, бросился к мужчине и обнял. Он так испугался, когда дверь вышибли ногой, что схватил со стола нож, готовый атаковать. Но руки ослабели, едва глаза узрели высокого ангела, что явился из преисподней, до того был черен и грязен.

Легрэ крепко прижал юношу к себе и Алонсо, почувствовав, что лишний здесь, тихо юркнул за порог. Кристиан тяжело дышал, целуя лицо Луиса. От барона пахло дымом и кровью.

— Прости меня... Прости дурака такого. Господи, как же я за тебя боялся. — Кристина внимательно заглянул в лицо герцога. — Он ничего плохого с тобой не сделал? Ты цел?

— Все хорошо... — Луис целовал возлюбленного барона, а слезы катились по щекам. И пальцы цеплялись за кожаные ремни, что стягивали броню.

Легрэ столько хотел сказать Луису: и о своей любви, и о том, как ему жаль, и как они с Фернандо гнали лошадей, едва получили вести из гаваней, но слова куда-то терялись и сердце в груди билось бешено и сладко.

— Не плачь, милый, я никогда больше никуда не пущу тебя одного... — Кристиан улыбнулся. — А то никаких городов не напасешься.

Герцог молчал, потому что его переполняло слишком много чувств. И все, что он смог выдавить из себя — это жалкое:

— Ксанте жив.

— Я знаю, — после недолгой паузы ответил Легрэ и в глазах его на миг полыхнула ярость, а между бровей пролегла глубокая складка. — Надеюсь, скоро мы это исправим. Хватит ему пить нашу кровь и жечь наши земли. Я его сам прикончу, а если не я, то Фернандо.

Луис покачал головой. Он уже не верил, что можно убить красного человека. Тот существует помимо воли человеческой. Он возродиться в ином обличье, станет другим инквизитором, явится возмездием, пожаром, болезнью или войной.

И сопротивляться его словам и деяниям — это идти против самого Бога.

— Шш, — утешил Кристиан. — Теперь все будет хорошо... Ты только не верь ему. Он хитер, я знаю, как он может играть чувствами и словами... Не верь ему, как бы тебе не казалось, что он прав.

— Но он действительно прав. — Луис снизошел на шепот. — Я ничтожество, я ничего из себя не представляю. Я жалок... — он не плакал теперь, а весь трясся.

— Ты сам так считаешь? — с беспокойством спросил Кристиан.

Герцог еще ниже опустил голову и плечи.

— Все так и есть, чтобы я что-то считал.

— Я хочу слышать твое мнение, — настаивал Кристиан. — Не его. Твое, Луис Сильвурсонни.

— Не спрашивай, — попросил герцог. — Не сегодня.

Легрэ прижал Луиса к себе и поджал губы, размышляя о словах юноши. Все хуже некуда, если Ксанте промыл ему мозги. Плохо. Руки Кристиана нежно поглаживали спину мальчика.

Эдвин Алонсо стоял на лестнице и с сожалением в глазах наблюдал за двумя любовниками. Такая любовь двух мужчин... странно. Нет, Алонсо ко всякому привык живя среди солдат, но сам он никогда ничего подобного не делал. Он сочувствовал герцогу не потому, что тот был мужеложцем, а потому, что тот был еще совсем мальчишкой и в чем-то ребенком. Вздохнув, Эдвин спустился по лестнице вниз и вышел на улицу. Он сел на мешки с песком, что служили им баррикадами до тех пор, пока первый ряд не был сломлен. Юноша сражался как лев, но силы оказались не равны и после того, как большинство стражей погибло, пришлось отступать. Алонсо, Сильвурсонни и еще нескольким воинам удалось забаррикадировать двери на второй этаж и сдерживать врага более часа. Потом пришла помощь.

Фернандо ехал по городу, осматривая разрушения и прикидывая, сколько встанет казне восстановление. Цифры не радовали. Хотя про жилые дома можно и забыть, но вот порт — порт придется восстанавливать своими средствами. Голова была занята и другими мыслями — прямо перед тем, как монарх собрался в город, ему доложили о достаточно странном захваченном отряде. Небольшой по численности, но очень хорошо обученный, он доставил немало проблем гвардейцам короля. И этот отряд защищал человека, по внешнему виду которого было понятно, что он привык командовать. Приказав охранять захваченных как можно тщательнее, король уехал. Луиса должны были уже найти. Живого, обязательно живого, иначе быть не могло.

И это оказалось так — на полпути к центральной площади его перехватил один из солдат Легрэ и провел к дому, где находился герцог.

Эдвин, сидящий рядом с входом, смотрел на задымленные улицы с усталым спокойствием. Необходимо собрать и похоронить трупы и этим тоже приходится заниматься солдатам. Алонсо посмотрел налево, где лежал чужой солдат — глаза его были устремлены в небеса, а грудь пронзило копье.

Фернандо остановил Буйного около юноши и легко спрыгнул на землю. Монарх еще пребывал в своем отстраненном состоянии, в котором командовал во время боя. Он в упор смотрел на Эдвина, и было невозможно определить, о чем король думает, ни по его глазам, ни по выражению лица. Маска — бесстрастная, холодная. Почти нечеловеческая.

Алонсо не мог выдержать прямого взгляда монарха и умничать тоже не хотел — на своих ошибках он быстро учился. А потому Эдвин просто склонил голову в поклоне, моля про себя, чтобы Фернандо быстрее прошел мимо.

— Ты возвращаешься в замок и будешь оруженосцем барона Моунт, — голос короля был ровный и безэмоциональный. — Программу твоего обучения я составлю сам. Частично занятия будешь проходить с воспитанниками. И не дай бог тебе хоть раз не пройти проверку. Ты меня понял?

Алонсо робко поднял глаза и посмотрел на Фернандо.

— Да, ваше величество, — покорно сказал он. — Благодарю вас.

Монарх кивком обозначил принятие ответа и, кинув поводья коня Эдвину, начал подниматься наверх. И с каждым шагом по лестнице, с каждым стуком сердца, от ледяной корки, охватившей душу, отваливались куски. Жив. Здесь. Прозрачное холодное крошево сыпалось все быстрее и быстрее. Фернандо поднялся в холл и толкнул дверь в комнату. Она была единственной на втором этаже.

На него поднялись хрустальные светлые глаза Луиса, который от чего-то покраснел и смутился, словно совершил преступление или страшный проступок. В голове закружились слова инквизитора, его обвинения, и Сильвурссони невольно вздрогнул.

Легрэ грустно улыбнулся Фернандо, сказав этим взглядом все, что мог о состоянии мальчика.

Король медленно, осторожно подошел к Луису и коснулся пальцами его щеки. Живой. Душу отпустило окончательно и тренькнула, разрываясь в клочья, струна, державшая все эти дни в сумасшедшем напряжении, хлестнув напоследок жалящим кипятком по нервам. Фернандо с сумасшедшей улыбкой обнял мальчика, чуть ли не вырвав его из рук Кристиана, чтобы развернуть к тому спиной. Чтобы чувствовать ладонями мальчика, ощущать, как бьется сердце, прикасаться щекой к волосам и шептать, собирая сердце по частям:

— Живой... Живой...

Луис виновато улыбался. Он чувствовал себя виноватым, что опять так произошло. Как же глупо... но он не должен и дальше грешить. У Бога есть все нити, и они будут делать плохо тем, кого он любит. Грешно жить с мужчинами, показывать свое тело, наслаждаться так неприкрыто. Это наказание за все, что украдено у Господа.