| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Как только снаружи шаги удалились, молодой инквизитор стал дышать ровнее. Он уже предчувствовал вопросы Пьетро и потому начал говорить сам.
— Он нашел бы тебя в любом случае. Я ночью во сне выболтал все, прости, — Августино было стыдно за свое малодушие и совестно за то, что разбудил в Пьетро чувства. — Дядя обещал, что не тронет тебя, если я поеду в Рим и исполню возложенную на меня отцом миссию, — не следовало рассказывать о других планах, но они тоже жгли разум.
Юноша тихим шагом приблизился к кровати и опустился на нее. Грудь барона раздирали настолько противоречивые чувства, что казалось будто он умрет, если не сделает что-нибудь прямо сейчас и немедленно. Когда просто сидеть и смотреть стало невыносимо, Пьетро склонился к самому уху Августа и прошептал:
— Я люблю тебя, и буду любить вечно. Знаешь, если судить по моему отцу и дяде, я сдержу это обещание.
Моунт не выдержал и, дрожащий, приник к волосам Августа. Тот пах болезнью — жаром, потом, лечебными травами, но Пьетро казалось, что ничего лучше у него в жизни не будет. Бредовое состояние заставляло целовать любимого в щеку — несколько судорожно и сдерживая себя изо всех сил.
— Ты слышишь? Я не оставлю тебя. Я все понимаю, я все вижу, но я тебя не оставлю. Я люблю, люблю, слышишь?
— Пьетро, я не хочу, чтобы ты шел на костер. Пожалей меня, — сил Августо хватило, чтобы обнять юношу за шею. — С Римом не шутят. Но тут еще и политика. Прошу, здесь большая политика. И королю Вестготии тоже нужна уверенность. Я не могу всего рассказать... Я тоже люблю только тебя. И всегда буду любить, пока не умру. Но твоей гибели не переживу.
— Август, не беспокойся, — Пьетро обнимал инквизитора, прижимая к себе его — кажущегося таким невесомым, как птица. Сожмешь руки — и нет в живых... Но этого нельзя допустить. Юноша вытер рукавом глаза и бережно уложил смысл своей жизни на подушки. — Не беспокойся, пожалуйста. — Моунт вновь погладил дрожащей рукой инквизитора по волосам. — Спи.
Пьетро слегка поцеловал бледного Августа в губы, и на свои собственные губы юноши легла горечь лекарств, которыми опаивали его инквизитора. "Это не последний раз, нет, не последний", — твердя про себя эту фразу, барон тяжело поднялся с кровати и пьяно пошел к двери. Лучше там подождать, чем дать кардиналу еще поводы... Дурацкая комната качалась перед глазами и дверь сначала никак не хотела приближаться, а потом вдруг скачком оказалась прямо перед глазами. Юноша медленно повернулся к дубовой поверхности спиной и прислонился к косяку. Взгляд все упирался в Августа, вцепившегося в одеяло...
— Ты его не убедишь, — Августино хотелось не уговаривать, а объяснить, почему так произошло, повиниться в содеянном. — Я не оттолкнул тебя той ночью, поддался чувству. Я тогда не понимал, что ты мне нравишься. Больше всех на свете, Пьетро. Но моя семья рвется к власти. И мой отец все продумал давно вместе с Оноре. Большие деньги, связи, родство с короной одного из государств... Не лезь в это, ради меня.
Пьетро слушал, цепляясь за кинжал, подаренный его величеством Фернандо, а перед глазами все продолжало плыть завесой дождя или тумана. Понимал ли барон то, что ему говорят? Да, понимал. Принимал? Нет — ни за что и никогда. Семейное упрямство ли, твердолобость ли — неизвестно, но, но, но...
— Я понял, — голос юноши почти не дрожал и звучал вполне осознанно и твердо. Господи, когда этот кардинал придет? Невыносимо видеть Августа таким и не иметь возможности помочь!
— Ты ничего не понял, он сказал, что не тронет тебя и меня... Прошу, Пьетро, оставь попытки перепрыгнуть самого себя. Ни тебе, ни мне этого не дадут. Что ты мне предлагаешь? Бросить все и бежать? — Августа начало трясти от возбуждения, гранями которого был страх и отчаяние. — Что мы можем сделать?
Пьетро, выбитый из состояния больного горя последними словами инквизитора, несколько очумело глянул на него. Бежать? Такая мысль даже не приходила в голову барона — верность государству и государю была вбита в него с детства, на уровне даже не сознания, а чего-то более глубокого.
— А ты хочешь? — вопрос Пьетро, воспрянувшего и обретшего хоть и зыбкую, но опору под ногами, вырвался с прямо-таки детской непосредственностью.
Глаза яркие, зеленые, почти не верящие уставились на барона.
— Куда бежать? — Августино поперхнулся и закашлялся. — Ты не можешь оставить двор, у нас обоих нет денег. Пьетро, что мы будем делать, если сбежим? Станем изгоями?
Юноша замолчал, прикидывая возможности. Деньги можно взять и в баронстве, уйти на север или на юг — это ведь неважно. Единственное, что держало — он не мог просто так покинуть милорда.
— Можно не сразу, — Моунт с надеждой воззрился на любимого. — Я понимаю, что прямо сейчас нельзя — за тобой следят. А чуть позже?
— Если я пойду за тобой, то останусь без наследства, без имени, без возможности вернуться. Пьетро, сюзерен не простит тебя за такие выходки. А меня проклянут. — Августино оробел быстроте решений молодого барона. Его порывистости и необдуманности. — Мой старший брат будет всю жизнь носить пятно родства со мной и не сможет жениться на франской принцессе. Помилосердствуй.
Пьетро моргнул и почесал ухо. На франской принцессе? Тогда на север нельзя, даже к Ярлу, куда в принципе можно было бы. К врагам-франкам Моунт уходить не собирался.
— Ну а если ты умрешь? — осторожно поинтересовался юноша. — Никаких пятен, никаких обязательств. Ну не по-настоящему умрешь, — решил пояснить свою мысль.
Августино покраснел, уши вспыхнули.
— Если умру, то что? Пьетро, ты пугаешь меня, — инквизитор от лихорадки плохо соображал, но от возможности смерти ему стало не по себе. — Только не говори, что ты собираешься меня опоить отваром каким.
Юноша несколько недоуменно выслушал тираду Августа.
— Ну да. Ты выздоровеешь, а потом — будто умрешь. Я пока все подготовлю. — Ответ звучал бы по-детски наивно, если бы Пьетро не был готов сделать все то, о чем говорил. Барон всегда быстро загорался идеями и с трудом от них отступал, особенно когда видел перед собой четкую цель. А она сейчас была четкой и ясной — не дать заставить Августа делать то, что он не хочет.
— Пьетро, какой ты... ты... — Августино невольно заулыбался, потому что воспринимать серьезно слова барона не мог. — Я тебе не позволю сделать глупости. Ты останешься в Вестготии. И приедешь потом, через год.
Барон Моунт сжал губы и нахмурился. Год — это слишком долго. Неизвестно, что с Августом произойдет за это время, да и с ним самим — тоже. До сих пор небеса хранили юношу, но теперь могли и перестать это делать, потому что отчаянная бесшабашность, что оберегала его всегда, уйдет под гнетом осторожности и страха — не за себя, за любимого; но такой страх давит еще хуже, заставляя сомневаться и медлить, приводя зачастую именно к тому, что хочешь избежать — к гибели.
— Август, ты поспи. Тебе нужно выздоравливать, — расслабившиеся, было, пальцы вновь обхватили жесткой хваткой простую и удобную рукоять кинжала.
Внешне податливый, Пьетро проявил стойкость, и Августино, как никогда ощутил себя между молотом и наковальней. Он закрыл глаза, чувствуя, как горит тело и как слабость охватывает мышцы. Если бы инквизитор был здоров, он сумел бы убедить барона не делать глупостей.
— Я люблю тебя, верь мне...
Юноша не мог спокойно смотреть на такого вот Августа — слабого, беспомощного и как никогда любимого. Пьетро вновь присел на кровать своего инквизитора, который судил его строже, чем кто бы то ни был, даже Господь бог. Богу-то все равно, что творится на земле и с самим молодым бароном Моунтом, а его пряному Августу — нет. Любовь самый страшный судия на свете, потому что все простит.
Пьетро нежно сжал в ладонях пальцы инквизитора — хоть так выразить все, что обуревало сейчас.
— Я верю, верю тебе, — юноша на мгновение раскрыл ладони, будто боясь, что рука Августа выпорхнет оттуда птицей, которую не поймать, и поцеловал пальцы. — Всегда буду верить. Ты сейчас действительно отдохни.
В коридоре послышались шаги, дверь открыли, но вместо кардинала Оноре в комнату вошла королевская стража во главе с Алонсо. Он с сожалением посмотрел на Пьетро и неловко улыбнулся инквизитору.
— Барон Моунт, сдайте оружие и следуйте за мной. Именем короля вы арестованы.
Августино только и успел, что сжать ладонь Пьетро в последний раз, недоуменно и испуганно глядя на Эдвина — того, кого вытаскивал несколько недель, который теперь забирал у него любимого. Зеленые глаза подернулись невыносимой болью. За что?
Поднявшийся с кровати Пьетро сперва непонимающе посмотрел на Алонсо, потом юношу начал накрывать гнев — медленной, душной, неотвратимой волной. Вместе с горячей алой кровью в висках билось: "Вот значит как? Значит все слова о помощи, о доверии и всем прочем — только ложь... Стоило появится римской шавке..." И вместе с гневом приходила ненависть — ко всему миру, что посмел отобрать его зеленоглазое счастье.
Пьетро оценивающе посмотрел на солдат — не справиться, окна забраны решетками, к потайному ходу тоже не пройти; и принялся медленно расстегивать пояс, постаравшись как можно спокойнее произнести:
— Август, не беспокойся, все будет хорошо, — но голос прозвучал сдавленно и сипло. Протянув вперед пояс, Моунт поинтересовался как можно более спокойнее: — Маркиз де Пасторано, куда теперь? Или мне спиной повернуться? — за которым угадывалось продолжение: "Чтобы меня вырубили для вящего спокойствия всех окружающих".
— Король желает говорить с вами, барон, немедленно. — Глаза Эдвина умоляли не делать глупостей, просили прощения. Алонсо взглянул на Августо. — Не волнуйтесь, инквизитор, ничего страшного, просто король говорил с кардиналом Оноре и решил, что для Пьетро будет полезнее побыть под домашним арестом. Барон Моунт, поклянитесь, что не попытаетесь бежать... Я не хочу вести вас по коридорам со связанными руками.
— Я хочу слышать, что решит король, — Августино начал сползать с кровати, рискуя упасть на пол, и потянулся к креслу, где лежала его мантия, алевшая, как яркое пятно, на подлокотнике массивного кресла.
— Август! — Пьетро метнулся к любимому, чтобы силой уложить его в постель — тот ведь даже сопротивляться не мог. — Август, — юноша с болью посмотрел на тут же выступившую на лбу мужчины испарину и сглотнул неизвестно откуда взявшийся комок в горле. — Август, — кусая губы и с трудом перебарывая желание хоть чуть-чуть прикоснуться поцелуем. — Лежи, все будет хорошо, я обещаю, слышишь? Не смей волноваться! — вглядевшись с тревогой в глаза любимого, Пьетро повернулся к Алонсо и холодно и даже несколько величественно ответил: — Я обещаю, что Пьетро, барон Моунт, не попытается сбежать.
Для Августино дальнейшее уплыло в тумане, который темнел и обращался последней минутой, которая повторялась и повторялась — Пьетро увели под стражей. Увели как преступника. Почему они так поступили?
* * *
По коридорам дворца Эдвин вел Пьетро молча, сурово поглядывая на стражников и слуг, а когда они дошли до королевских покоев, Алонсо совершенно бесцеремонно ухватил Пьетро под локоть и, приказав страже ждать за дверью, втолкнул внутрь.
— Что б это все, — выругался он сквозь зубы и задвинул тяжелый засов.
В кабинете короля находился кардинал Оноре и Луис, который стоял у окна, заложив руки за спину, ожидая появления своего ретивого племянника. На самом деле сюзерен ожидал чего-то подобного — нельзя утаить шило в кармане и любовную связь, которая слишком очевидна.
— Барон Моунт, проходите. Маркиз, подождите за дверью, — голубые глаза смотрели недовольно.
— Да, ваше величество. — Эдвин поклонился и, хотя ему совершенно не хотелось уходить, вышел. Он здорово волновался за Пьетро и с трудом скрывал это.
Оноре стоял у окна и спокойно смотрел на морозный узор на стекле.
— Пьетро, — Сильвурсонни, одетый по-домашнему в мягкое красное блио и накинутый поверх меховую накидку, рукой предложил юноше присесть на отодвинутый словно специально от стола стул, затем перевел взгляд на кардинала, — я вынужден посадить тебя под домашний арест до отъезда посланников Рима, чтобы вы не натворили ничего, что навредило бы короне.
Ярящийся юноша проигнорировал жест милорда, оставшись стоять, а по окончанию речи поклонился, как положено человеку его положения перед всесильным главой государства, после чего поинтересовался сдавленно:
— Мне дозволено уйти, ваша светлость?
Ненависть застила глаза Пьетро и перехватывала дыхание.
— Прости, но если ты доверяешь мне, то поймешь со временем. — Луис был спокоен и отлично понимал, что чувствует сейчас молодой Моунт — в нем кипела сила настоящего Легрэ, которого лишают единственной драгоценности, в нем ярился демон Фернандо, готовый уничтожать преграды и тех, кто их строит.
Оноре наконец взглянул на юношу.
— Вы считаете себя в праве сердиться, барон? Напрасно. Если вам не безразличен Августо, успокойтесь и примите с благодарностью все, что вам дает судьба. Его величество поступает мудро. Это я просил его... присмотреть за вами. Знаете почему?
Пьетро сцепил руки за спиной и с вызовом посмотрел на кардинала. Юноша сейчас готов был на костер пойти за свою любовь или убить лоснящуюся жиром хитрости крысу, что стояла перед ним, но понимал, что ни тот, ни другой поступок до добра не доведут — Августу будет только хуже. О! Барон Моунт сейчас много мог сказать, но пока еще мог сдержать себя. Образ больного Августа пока довлел над всеми эмоциями.
— Не стоит волноваться, ты всегда мне был, как сын, Пьетро, — Луис налил из кувшина подогретого вина и все же направился к юноше. — Поговори с нами, возможно, происходящее перестанет быть для тебя таким ужасным. Садись.
— С вашего позволения я постою, — проговорил сквозь зубы барон. Ему была противна сама мысль сесть в присутствии кардинала.
— Ваше преосвященство, объясните барону, чем грозит для него поспешность решений, — Луис тяжело вздохнул и сам отпил из кубка немного вина.
— Ему-то ничем, — ответил Оноре со вздохом. — А вот Августино да. И Вестготии тоже. Если Августо не поедет в Рим и не станет Папой, Франция начнет войну в Вестготией. Они слишком много вложили, чтобы все потерять из-за вас, барон. Но любой скандал, будь то отказ Августо от папского престола или связь с вами, Пьетро, повлечет очень плохие последствия, прежде всего, для самого Августино. Вы должны решить, барон, что для вас важнее: благополучие Августо, или его изгнание, а возможно даже гибель. Я тоже его люблю, он мне племянник, он рос у меня на глазах, и уверяю вас, только это сейчас спасло вас от костра. Я не намерен вредить вам и преследовать вас, Пьетро. Времена, когда за содомию можно было лишиться головы, проходят. Я всего лишь хочу, чтобы вы были благоразумны, и моя просьба посадить вас под арест — всего лишь еще одна мера предосторожности. Вы слишком молоды для смирения. Подумайте об Августо, о вашем короле, о вашей стране. Не делайте глупостей. Среди моих слуг есть и шпионы Папы — я не хочу, чтобы они прознали о том, что здесь происходит.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
