Монотонность и однообразность движений объекта наблюдения меня почти усыпили: шаг вперед, палка взъерошивает листья, наклон, внимательное изучение проверяемого участка, снова палка, внимательное разглядывание обнажившейся земли, шажок вперед... Но вот третья куча листьев, похоже, скрывала искомое: вздыбив лесной мусор при помощи своего нехитрого инструмента, мужчина внимательно пригляделся, и вдруг упал на колени, разгребая листья ладонями. Что он там нашел — с нашего берега разглядеть не представлялось возможным, но это точно были не грибы. Мне показалось, что он достал воткнутый в землю по самую рукоятку нож, затем еще один, после чего тщательно забросал это место листвой, как было, огляделся по сторонам и быстро нырнул в чащу. Странно — кому в этом мире, где хорошее ковкое железо для клинков деревенскими жителями ценится очень высоко, пришло бы в голову прятать ножи в земле, да еще под мокрыми листьями? Может, это что-то другое — оструганные палочки?
Полагая, что на этом происшествие себя исчерпало, я привстала, но Орлетта вновь пшикнула и указала вниз: на том берегу появилось новое действующее лицо... вернее, морда. Крупный серый волк (возможно, тот самый, заговоривший со мной вчера на дороге) беспечно бежал вдоль кромки воды. Остановившись, он жадно принялся лакать холодную воду, а напившись, неожиданно ударил передними лапами свое искаженное отражение в волнующейся глади, будто играющий щенок — разве что хвостом не вилял, — и принялся совсем по-собачьи отряхиваться, отчего оказался в самом центре облака блестящих брызг. Все правильно: позавтракал — умылся...
Добежав до того места, где безвестный кладоискатель сделал свою странную находку, волчок подпрыгнул высоко в воздух, в полете ловко перекувыркнулся через голову (ему бы в цирке выступать!), и по другую сторону кучи листьев приземлился... Даже не знаю, как назвать — больше всего это существо напоминало Диснеевское чудовище, разве только без камзола: гуманоидное, прямо стоящее на двух ногах, выгнутых коленками назад, с непропорционально длинными (руками? передними лапами?), свисающими почти до земли, в плечах не то, что косая сажень — верста! А морда... вообще ни на что не похожа. Лучше на такое перед сном не смотреть.
Охнув, я вскочила на ноги: рядом поднялась Орлетта, и одним рывком достала меч из ножен:
— Вот он, подвиг! — с горящими глазами прошептала она, делая шаг вперед.
— Погоди! — я повисла на рыцарском плече, надеясь если не удержать силой, то хотя бы обратить на себя внимание и воззвать к разуму: — Нельзя вот так вот рубить с плеча! Если бы в округе хозяйничал злобный волк-оборотень, неужели жители той деревни упустили бы шанс пожаловаться ведьме? Да и мне самой вчера он показался довольно мирным...
— Может, пришлый? — пожала плечами Орлетта, но оружие, поколебавшись, опустила.
— Тем более, надо сперва разобраться! Узнать, откуда он взялся, много ли там таких... Может, у нас уже целые провинции пропадают, вырезанные волкодлаками, а король и не в курсе!
— Хорошо — тогда сперва ты колданешь и допросишь его хорошенько, а уж потом я... разберусь.
Пока мы препирались, несчастный оборотень выл и катался по противоположному берегу, то когтями пытаясь содрать пушистый волчий мех, то вновь и вновь прыгая через кучу листьев — но обратного чуда не происходило: очевидно, похищение ножей нарушило какой-то тонкий колдовской механизм.
— Пошли! — следующий шаг девушка-рыцарь сделала, уже крепко держа меня за руку. Неужели он собирается форсировать реку вброд?!
— Нет! — я уперлась каблуками. — Я боюсь высоты! И начерпаю полные туфли воды!
Ни слова не говоря, Орлетта наклонилась, неожиданно подхватила меня под коленки и резко рванула вверх: я и взвизгнуть не успела, как оказалась висящей вниз головой на широком рыцарском плече, придерживаемая одной рукой — второй она так же ловко подхватила Найденку. Не слишком приятное чувство полета, в прошлой жизни хорошо знакомое мне по катанию на эскалаторе (вот только никогда прежде не доводилось ездить в качестве багажа), сменилось еще менее приятным — полет закончился, и при приземлении-приводнении всех нас хорошенько тряхнуло. Острое кольчужное плечо буквально воткнулось мне в живот.
Сумев удержать равновесие после экстремального прыжка с четырехметровой высоты в реку с неизвестным рельефом дна, Орлетта сумела удержать равновесие и, не задерживаясь, побежала вперед, на другой берег. Глубина в этом месте не превышала полуметра, но этого было достаточно, чтобы сильно замедлить ее скорость — к тому же с грузом.
Очевидно, сидящий в кустах коварный похититель ножей принял нас за команду вызванных спасателей и, неожиданно почувствовав за спиной поддержку, с визгом выскочил из своего укрытия, чтобы напасть на оборотня. В руках мужика блеснула сталь — похоже, один из тех самых ножей.
Сама не знаю, как умудрилась заметить такие подробности, выглядывая из-под мышки бегущей девушки, но расклад мне очень не понравился. Напасть со спины, с ножом на безоружное, ничего не подозревающее чудовище?! Трюк, хорошо проявивший себя в лесу за разбойничьим лагерем, сработал и на этот раз:
— А ну, стой! Ой!.. — лязгнув зубами, я больно прикусила язык — не стоит так кричать на ходу.
Приказ подействовал — "охотник" так и замер с занесенной рукой. Удивленно обернувшийся на шум оборотень вытаращил глаза на невесть откуда появившуюся за спиной живую статую, обошел вокруг, внимательно разглядывая и принюхиваясь, а увидев нож, зажатый в руке стоящего (как его парализовало от ужаса!) взревел нечеловеческим голосом, и попытался вырвать из сведенных судорогой пальцев холодное оружие.
— Стой, чудище безродное! — вступила в диалог с "подозреваемым" моя спутница. Аккуратно поставив меня на ноги уже на берегу и торопливо сунув в руки ребенка, она все-таки достала свой обоюдоострый инструмент: — Не тронь человека!
— Почему это безродное? — уже знакомым нам голосом вчерашнего волка обиженно протянул оборотень, но руку с ножом отпустил. — Макар я, Филипенков сын... А что вы здесь делаете?
— Так, просто мимо проходили! — глупо хихикнула я. После прыжков и скачков меня все еще плохо держали ноги — хотя сама я и не сигала с обрыва, но адреналина получила предостаточно.
Только Орлетту невозможно было сбить с толку:
— Зачем ты напал на этого человека? — сурово сведя брови на переносице, вопросила она.
— Я на него не нападал! — открестился чудовищный Макар. — Это он сам украл мои ножи! Я всего лишь хочу вернуть их обратно!
— А зачем ему твои ножи?
— Да откуда ж мне знать! — всплеснул руками-лапами недопревращенный оборотень: — Только вот мне без них теперь совсем никуда, ни взад, ни вперед... Это что я за чудовище теперь получаюсь?!
— Гм!.. — я покачала начавшего проявлять признаки неудовольствия младенца: — Как он доставал ножи, все мы видели. Но где доказательства, что они — твои?
— О, Господи! — чудовище возвело морду к небу: — Я же их сам у кузнеца заказал, ровно дюжину, сам в землю втыкал, сам листьями присыпал...
— Надо полагать, очная ставка с кузнецом ничего не даст...
— Не даст, — вряд ли оборотень прежде слышал такое выражение, но интуитивно догадался, что я имела в виду. — В таком виде кузнец меня точно не узнает. Надо ножи на место вернуть, тогда...
— Сперва надо выслушать противную сторону. Может, у него свои доказательства... Или уважительная причина: набрел на целую полянку грибов, а срезать нечем... — я обернулась к стоящему в агрессивной позе мужичку, и приказала: — Говори! Что ты здесь вообще делал, зачем взял чужие ножики?
Очевидно, звук моего голоса стряхнул овладевшее незнакомцем нервное оцепенение — он дернул головой, затем плечами, притопнул на месте, опустил руку с занесенным ножом, спрятал за спину и гнусаво затянул:
— Благодарствуем, отважные спасительницы! Не токмо за меня, убогого, но от всей деревни, коя стогном стонет, не знает, не ведает, как избавиться от этого горя-злочастия, зверя лютого в образе... зверином! Спасибо вам, сильномогучие богатырки! Вот только, по совести, шкура все-таки мне полагается, как поимщику. А голову, так и быть, себе забирайте.
— Какую голову? Чью шкуру? — в один голос воскликнули мы с Орлеттой.
— Оборотня злыдейского! — патетически воскликнул мужичок, с отмашкой указывая на застывшего столбом от изумления и возмущения Макара: — Сколько жизней невинных, гад, загубил, сколько кровушки выпил! Спасибо девицам-красавицам...
— Так красавицы или богатырки? — с трудом сдерживая смех,уточнила я.
— Э-э-э... одна красавица, другая богатырка! — выкрутился скользкий, как угорь — то ли подозреваемый, то ли свидетель, то ли истец.
— Так я что же, выходит, уродина? — обиженно протянула Орлетта, и медленно подняла меч.
— Обе! Обе красавицы! — перебегая глазами от одной к другой, просипел подхалим: — Одна умная, другая сильная!
— Так, выходит, я дура?!
— А я — хилая?!
— Уходит!
Мы резко обернулись — но оборотень стоял на прежнем месте. А вот хитрый мужичок попытался скрыться — но где там! Великолепным броском девушка-рыцарь достала негодяя — сбитый с ног прицельно попавшей сосновой шишкой, тот упал на сыру землю, и притих.
— Куда ж это мы бежим? — подойдя поближе, я достала из разжавшихся пальцев нож — обычный, хлебный, с круглой деревянной ручкой, на которой с одной стороны было коряво нацарапано "МАКАР", а с другой — "ВОЛКЪ".
— Что ж ты сразу не сказал, что твои ножи подписаны? — повернулась я.
— А вы разве умеете читать? — в свою очередь изумился оборотень.
— Ведьмы! — простонал пришедший в себя охотник за шкурой неубитого оборотня.
— Поправочка, ведьма — только я. А моя подруга — рыцарь. Так что отдавай второй нож по-хорошему, все равно тебе от нас не уйти!
Сердито зыркая, мужик достал из-за пояса и протянул мне нож — точный близнец первого.
— Что же ты только два взял? Или надеялся, что если понемножку, то никто и не заметит?
— Потом бы остальные забрал, — неприятный субъект смачно сплюнул на землю: — Давно я уже эту тварь выслеживал, ночи в засаде просиживал... Сухой коркой пропитался...
"Следопыт" скосил взгляд, но не заметив на наших лицах сочувствия, продолжал уже другим тоном:
— За шкуру-то волчью в Старгороде завсегда свое получить можно. А он, хоть и не нападает...
— Так до Старгорода уже недалеко? — обрадовалась я.
— Рукой подать! Могу проводить, недорого! — оживился корыстолюбец.
— Но-но! — Орлетта похлопала плашмя мечом по бедру. — Значит, говоришь, не нападает?
— Чисто блаженный, — кивнул мужик, следя за кончиком меча, точно загипнотизированный кролик за змеиным языком: — То девок или баб, в лесу заплутавших, к жилью выведет, то корову, от стада отбившуюся, найдет да домой пригонит. Ну, как собака! А то — с детишками играет... тьфу!
— Это правда? — строго поинтересовалась я у оборотня.
Тот сокрушенно развел руками-лапами:
— Что я, зверь какой?
— Чем он вам помешал-то? — этот вопрос адресовался снова "добытчику".
— Шкура ведь! — удивился тот моей непонятливости.
— Но если оборотня убить в волчьем обличье, он после смерти все равно оборачивается человеком, какая уж тут шкура!
— Я этого не знал, — охотник на нечисть сердито нахмурился. То ли обиделся на судьбу-злодейку, то ли небезосновательно подозревал меня в обмане.
— Радоваться надо, что не убил односельчанина зря! — назидательно заметила я. — В смысле, даром.
Он продолжал выжидательно смотреть на нас будто надеясь на чудо или, в крайнем случае, фокус.
— Свободен, можешь возвращаться обратно в деревню, — для самых понятливых перевела Орлетта.
— А как же оборотень? — не сдавался упрямый мужик.
— С оборотнем я разберусь отдельно.
— Так может, мне... Того-этого... За поимку живьем... Награду?
— А за попытку убийства — на каторгу! — вставила свое веское слово рыцарша. — Или клади руку на пень за браконьерство. Есть у тебя графское разрешение на добычу волка? Ты, мужик сиволапый, думаешь, что в лесу и закона не существует?!
Повелительные графские нотки в голосе — а пуще того лязг полувытащенного и вновь вложенного в ножны меча, — подействовали на крестьянина в разы сильнее любых разумных аргументов. Втянув голову в плечи и бормоча под нос неразборчивые ругательства, он развернулся и скрылся в лесу.
— Ну, зверь невиданный, чудище лесное, — я обратилась к оборотню. — Помнишь, куда ножи втыкать?
Толстыми, как сосиски, пальцами тот указал на отпечатки в земле, где прежде торчали похищенные клинки.
— Не знаю, подействует ли...
С замиранием сердца я вложила лезвия в "ножны".Зияющие пробелы в ровном ряду подписанных рукояток ассоциаций с выбитыми зубами в здоровой челюсти... Не вызывали. У кого вы видели такие редкие, желтые деревянные зубы?
Восстановив нарушенную симметрию, я отошла в сторону. Оборотень разбежался, прыгнул, в полете перекувыркнулся через голову, и приземлился уже в человеческом облике Неожиданно узрев прямо перед собой абсолютно голого мужчину, отважный рыцарь вздохнула... и упала в обморок.
Не скажу, что в своем родном мире я видала такое каждый день, но на пляже бывать приходилось. А что там за разница — одной ладошкой прикроешь! Оборотень заслонился сразу двумя и, развернувшись, ногой принялся неловко ворошить соседнюю груду лесного мусора. Вместо того, чтобы деликатно отвернуться, пока стеснительный оборотень спокойно отыщет и облачится в предусмотрительно припрятанную одежку, я продолжала пялиться самым бесстыдным образом, с восторгом ученого, обнаружившего, что между молекулами тоже бывает любовь.
Придя в себя, затуманенным взглядом Орлетта узрела тыльную, не более одетую, часть перекинувшегося оборотня, и снова попыталась упасть в обморок.
— Что же ты за рыцарь такой, что тебя голой... хм.. тылом напугать проще, чем волком! — посетовала я.
— Это просто... От неожиданности. Я еще никогда...
— Надо тренировать нервную систему! Если собираешься совершать подвиги, будь готова к любым неожиданностям.
— Я готова.
— Одежда пропала! — обернувшись, развел руками Макар.
Стук, с которым твердая рыцарская голова ударилась о сыру землю, показала, что готовность — понятие относительное.
— Наверное, тоже этот ваш односельчанин прихватил, — раскинула дедукцией я.
Спохватившись, оборотень быстро прикрылся ладошками, и виновато покосился в сторону лежащей Орлетты:
— Сейчас переставлю ножи, перекинусь и сбегаю в деревню, разживусь каким-нибудь половичком, прикрыться...
— Ваши соседи настолько привыкли к визитам волков?
— Может, не заметят? — наклонившись, он принялся один за другим вытаскивать ножи. Извлеченные столовые приборы он неловко зажимал локтем или подмышкой, и неизбежно ронял.
— Зачем их переставлять? — заинтересовалась я.
— Потому что если дважды перекинуться зверем на одном и том же месте — превращение станет необратимым, — терпеливо пояснил Макар.
Неловко дернув рукой, он порезался об острое лезвие и, изогнувшись с несвойственной человеку ловкостью, принялся зализывать длинную, наливающуюся кровью царапину на ребрах.
