Главы 1-16

На этот раз мы поехали в самый центр. К дорогим магазинам, роскошным ресторанам и обладателям платиновых карт. Торговый центр сиял и блестел, как новенький "Бентли", повсюду шумели фонтаны, а в зеркальном полу отражались наши восторженные лица. И вот тогда я на час или два потеряла всякие остатки умных мыслей. Никогда не замечала за собой любовь к покупкам, но Джес так эманировала на меня, что хотелось перемерить каждую красивую вещицу.

Еще. И вот эту. И вон те джинсы.

И уж тем более — вон ту футболку с вырезом.

В общем, к вечеру у меня не было сил думать вообще. В основном — от усталости. Джес растормошила меня так, что весь ужин в одном из ресторанчиков на верхнем этаже мы хихикали и оживленно обсуждали только просмотренный в местном кинотеатре фильм. За окнами уже была темнота, а часы показывали около одиннадцати вечера. Когда я достала телефон, чтобы и выснить время, обнаружилось очень душевное смс-сообщение. Номер был мне незнаком, но содержание ясно дало понять, кто отправитель.

"Не задерживайтесь там слишком долго, Аарон будет волноваться".

И откуда он знает мой номер?!

Поначалу я это сообщение проигнорировала, но потом, по пути домой, решила все-таки ответить. Минут десять молча смотрела в пустое поле для ответа, вздохнула и убрала телефон. А что я могу ему написать?

И хочу ли вообще отвечать?

Джес под ухом тихонечко подпевала магнитоле, не обращая на меня никакого внимания. От этого ее мурчания в машине было как-то тепло и уютно, и мне хотелость просто молчать и наслаждаться моментом. И подруга мне в этом не мешала. За что ей огромное человеческое спасибо.

Мы с Каллахеном первый раз за последние несколько дней провели половину дня независимо друг от друга. В свете последних событий это было непривычно. Я настолько привыкла к постоянному незримому присутствию Блондина, и сейчас ждала, что его голос раздастся с заднего сиденья. Мне это не нравилось.

Очень не нравилось.

Дома никого не было.

Такая же глухая тишина и темнота, как и вчерашним вечером, когда мы вернулись с приема. Оказалось, что все тестостеронистое поколение дружно и весело отправилось разгонять местных жителей в каком-то клубе. Об этом нам сообщила записка, обнаруженная Джессикой на кухонном столе.

Они, выходит, сами поехали развлекаться?! Как так можно?

Пока я, возмущенно пыхтя, громко топала в спальню, подруга насмешливо бросила мне в спину, поднимаясь следом:

— Ты что, так переживаешь по этому поводу? Они же все вместе, вчетвером.

— Думаешь, девушек из клуба это волнует? — рыкнула я в ответ.

— Думаешь, их волнуют девушки из клуба?

Еще как волнуют. Дорвавшийся до воли Каллахен сейчас отрывается по полной, сбежав от всех троих куда-нибудь в укромное местечко с грудастой блондинкой.

Я почти протаранила лбом стену, только подумав об этом. Джессика за моей спиной тихо хихикнула, а когда я раздраженно обернулась на нее, тут же сделала невинное задумчивое лицо.

— Завтра я хочу видеть тебя в этих шортах, — сообщила она, ткнув пальцем в один из многочисленных пакетов в моих руках. — И не отвертишься. Они шикарно на тебе сидят. А сейчас я отправляюсь спать, и тебе того же желаю. У меня уже от усталости ноги отваливаются...

— Я сама сейчас с ног валюсь, — закивала я. — Спокойной ночи.

Не стоило, конечно, так спускать тормоза при Джес. Для пары с двухлетним стажем я слишком сильно нервничаю, хотя в идеале и не должна была. Но это — в идеале. Это не для меня, у меня ничего нет идеального.

Ни идеальной личной жизни, ни идеальных друзей, ни идеальной работы.

У меня все через одно место. Особенно, если это место находится в непосредственной близости от Блондина.

Мы попрощались у двери в нашу спальню — и я осталась одна в этой огромной комнате с воздушными шторами. Она казалась мне теперь такой огромной, словно за вечер увеличилась раза в три. Прискорбно, Джейсон, прискорбно.

Впрочем, это не помешало мне заснуть в считанные минуты, с блаженством растянувшись под мягким шелковым одеялом. Иногда даже мысли о смысле жизни проигрывают в неравной битве против кровати с мягким матрасом. Меня можно было понять.

Тем более — я всегда отлично высыпаюсь в этой комнате. Быть может, влияет обстановка или свежий морской воздух, ведь балкон постоянно открыт настежь, кто знает. Здоровый крепкий сон еще никому не вредил.

Из сна про бабочек и джунгли меня грубо вырвал трезвон мобильного телефона и сонный голос Блондина почти у самого уха, ответившего на звонок. И кому не спится в такую рань? Мне так хотелось досмотреть сон, что я даже задремала под негромкий каллахеновский баритон, уткнувшись носом в теплую подушку. Почему подушка была теплой — даже сказать, горячей, — и еще и с таким густым ароматным миндальныи запахом, значения не имело. Ну, до той минуты, пока я запоздало не осознала, что подушка уж слишком большая для маленькой меня, и уж тем более у нее нет сердечного ритма.

Ох ты бли-и-и-ин!

Судорожно дергаться и отодвигаться я не стала — смысл? Конечно, Блондин и так знает, что я психованная, и его тем более не удивишь трехэтажным матом. А если сделать морду кирпичом и никак не отреагировать, все станет проще простого. Ну, подумашь, Мика — подушка. Быть может, ночью было холодно? А этот как настоящий обогреватель. У него что, температура тела как у кипящего чайника?

Двигаться и подавать признаки жизни совершенно не хотелось. Мика продолжал тихо переговариваться по телефону, а я продолжала млеть и получать свое садистское удовольствие от этой импровизированной грелки. Только задремала под его равнодушную и абсолютно безэмоциональную болтовню, как получила пальцем по носу и насмешливое:

— Извини, что разбудил.

— Дважды, между прочим, — пробормотала я сонно, даже глаз не открывая. Да и зачем? Ухмыляющуюся мордочку Каллахена и так знаю как облупленную. Ничего нового, навроде рогов, мне не светило. Жаль.

— Ну хочешь, я теперь дважды извинюсь... как мужчина.

Ранее безэмоциональный голос был таким ехидным, что захотелось глаза открыть лишь для того, чтобы убедиться, что это действительно Мика.

На привычно пошлые усмешки я отреагировала соответственно — то есть никак. Просить Блондина не быть таким озабоченным — это все равно, что просить дождь не быть мокрым. Бесполезное занятие.

Все-таки мужчины взрослеют намного позже нас. Сильно намного.

— Переживу без твоих... извинений. Как-нибудь.

Миндальный аромат щекотал в носу, как пылинка. Я даже нос сморщила, чтобы избавиться от этого ненавязчивого запаха — бесполезно. Не то, тобы это сильно раздражало, но внимание отвлекало весьма заметно.

— Это по-прежнему твоя идея-фикс? — поинтересовалась я с любопытством. — Скажи честно, а? У тебя это уже вопрос принципа или ты с кем поспорил? Если это очередные глупые и докучающие шуточки, ты можешь о них забыть? Хотя бы на время...

— Тебя это так раздражает? — последовал равнодушный вопрос на вопрос. О-па, а вот и маска, давно я ее не видела! Ради такого случая даже не поленилась глаза открыть и с ухмылкой посмотреть на блондинистую морду. Опять строит из себя оскорбленную невинность? Ох, мне никогда не понять этих мужчин. Тем более, из семейства Каллахен.

— Скорее, уже докучает, — поправила я его. — Мы в детском саду были десяток лет назад, пора уже перейти к более уместным шуткам. Сопоставимые данному возрасту. Ты выпускник, а не сопливый озабоченный школьник.

— Еще десять секунд нравоучений, и я тебя жестоко накажу... — проворчал Блондин, поджав губы. — Тебе не стыдно мне читать морали? Ты меня младше, ребенок!

— ...всего на два жалких года, и это не повод...

— Джи... — жалобно протянул он, и я победно заулыбалась, умолкнув. Было занятно услышать от него джессиковскую интерпретацию моего имени, после многочисленных "дурочка крашеная", "Мелкая" и "Вождь Красная Голова". За эти несколько дней мы очень сильно продвинулись в общении друг с другом. Мало того, что оба теперь уважаем мнение друг друга и стараемся не шибко друг другу досаждать, так еще и более-менее ужились и практически не ругаемся.

Вчерашний инцидент не в счет, я сама виновата.

Ответом на мою лучезарную улыбку была страшная рожа и высунутый язык. Про детский сад я уже упоминала, так что повторяться не стану.

— Как погуляли? — наконец, с любопытством я задала давно волновавший меня вопрос. Прозвучал он вполне нейтрально, без должного ехидства, каким я бы его наградила в обычном состоянии. Сейчас же язвить не хотелось. Впрочем, это немудрено — когда ты вальяжно возлежишь на одном из университетских красавчиков, мысли куда-то не в ту сторону при любом раскладе сворачиваются. Лично мне вообще думать ни о чем не хотелось. Просто наслаждаться комфортом и теплом в это прекрасное утро.

Скоро все равно один из нас непременно все испортит. Такова уж наша карма.

Стоило мне сказать, как сердечный ритм под ухом сбился. Сердце заколотилось как сумасшедшее, хотя Блондин даже бровью не повел. Ого, интересно, а до меня информация дойдет? Хорошо отдохнули, выходит? Новая блондинка?

— Нормально.

И это все? А где задушевная беседа о блондинках? Где слюни по поводу клубных девушек?

Ах, ну какая же я ироничная зараза, самой стыдно.

— Весьма информативно, — подтвердила я удовлетворенно, похлопав Каллахена по груди. — Даже не знаю, куда бежать с полученной информацией.

— Неужели тебе так интересно?

— А то! У тебя такой сердечный ритм, словно ты, по меньшей мере, угнал "Бентли" с тремя девушками из "Плэйбой" и развлекался до утра.

Блондин хмыкнул и криво улыбнулся.

— Нет, все было намного проще и прозаичней. Не переживай, о суровых реалиях жизни тебе еще рано знать, так что... — Мика с кряхтением вытащил из-под меня руку, на которой я все это время невозмутимо возлежала, и даже умудрился потрепать меня по волосам. — ... Лежи и не возмущайся!

Правда что. Когда еще я смогу с комфортом понежиться рядом с этим тигром, который не то, чтобы когти выпускает и клыки показывает, а мурлычет? Пользуйся, Джейсон, пока еще тишина на обоих фронтах. Пока еще все болтается на тонкой, почти незаметной грани между дружбой и соперничеством. От этого ощущения так интригующе сосет под ложечкой...

— Ты ужасен... — беззлобно пробормотала я. — Тиран. При Калигуле и то легче жилось.

— Сейчас кто-то договорится и пойдет размышлять о смысле жизни на балкон.

Пусть наша идиллия шаткая и непостоянная, но мы не жалуемся и пользуемся тем, что есть. Тем, чего все-таки смогли добиться. Мы можем язвить и хамить друг другу с такими улыбками на лицах, что никакой серьезностью и не пахнет.

Это и было нашей величайшей серьезной ошибкой.

Что дали слабину и поддались на провокацию. И что вовремя не успели дать по тормозам, хотя и надо было. Потому что легче-то в итоге и не стало, а наоборот...