Полная_ерунда_Зимы_2024

— Мощность приемлемая для такого класса. Что ж, попробуем её на дороге...

И мы поехали. Вёл представитель бренда — то бишь наш офисный гонщик. Но проблем с этим не наблюдалось — машина была хороша в управлении. Он заложил несколько виражей и выехал на тестовую площадку — грубая мостовая, препятствия, и многое другое, что заставило подвеску испытать самый настоящий стресс.

Однако, она справилась.

— Управляется очень приятно.

— Попробуйте хорошенько разогнаться и затормозить. Увидите кое-что.

— Хорошо, как скажешь.

Он дал газу, а потом резко вжал тормоза на полную. Машина клюнула носом, но встала на месте очень быстро.

— Задние пассажиры тоже могут пристёгиваться, — сказал я назад.

— Зачем это?

— Безопасности много не бывает. А теперь последний для этой машины тест, месье. Видите вон там стену? Давайте километров сорок и прямо в неё, лбом! Задним пассажирам пристегнуться!

— Что? В стену?

— В неё, родимую. Как видите — я с вами. Можно было бы разогнаться и посильнее, но пусть будет сорок километров — хотя рассчитано на скорости до ста.

— Ладно, но это на вашей совести!

Мы разогнались и он, перекрестившись, влетел в бетонную стену. Я вылез первым, потряхивая головой — перед машины знатно смялся, в лепёшку, водитель ещё некоторое время тряс головой и вылез следом. А задних пришлось доставать — отделались лёгким испугом.

— Так, что это за хрень?

— Это называется пассивная безопасность. И активная тоже, — я потряс головой, — ух, лет десять назад на любой серийной машине нас бы пришлось выковыривать из салона. Вы можете видеть тут несколько применённых мер безопасности — ремни с натяжителями, подушки, — ткнул я в обвисшие белые подушки, — двигатель — заметьте, как смялся капот. Двигатель сейчас съехал под днище, чтобы не влететь в салон и не сломать нам все кости. Поэтому автомобиль безопасен — смертельные случаи могут быть — но на порядок меньше, чем сейчас. Сейчас для того, чтобы умереть за рулём достаточно небольшого столкновения, которое и машину то серьёзно не деформирует.

— Так... как вы это добились? — спросил один из ехавших с нами пассажиров.

— Вся конструкция изначально рассчитана на деформации при столкновении и управляемое сминание. В кузове машины прочность выше, чем снаружи — багажника и капота, есть пять тяжёлых стальных маломнущихся профилей, которые при столкновении защищают от фатальных деформаций салон. Под крышей есть дуги безопасности, чтобы машина не сминалась при переворачивании, кресла в салоне рассчитаны на гашение прямой инерции при помощи особой упругой пластины — при ударе она обеспечивает движение кресел и гасит инерцию пассажира.

— Но... зачем такие сложности?

— Чтобы смертность снизить до околонулевых значений. А ещё я изначально рассчитывал эту машину с возможностью работы в такси — для чего необходимо обеспечить максимально возможный уровень комфорта. Чтобы рассчитать каждый из этих элементов — нужна огромная теоретическая база, крайне мощные ЭВМ, которых пока нет ни у кого — гораздо мощнее, чем IBM-360 или CDC. Позвольте я продолжу хвастаться своей работой — ведь безопасность машины — целиком и полностью моя разработка и главная её фишка — в ней установлен АБС — вы видели, как быстро она остановилась — система предотвращает блокирование колеса в торможении, то есть заклинивание и занос — машина тормозит прямо по курсу, клюёт носом, её не заносит от педали тормоза. АПС — полный аналог АБС, но на разгон — при нажатии педали газа одно или несколько колёс могут сорваться в буксование, и машину занесёт. Без неё очень трудно управлять машиной на влажной дороге, обледенелой, заснеженной. Обе системы электронные блоки управления, определяющие обороты колёс и распределяющие усилия органов управления.

— Звучит как нечто из гонок.

— АБС широко распространена в авиации — благодаря ей работают тормоза самолётов и их не носит по полосе при торможении. Изначально для них и была создана — но время такое — машины быстрее, мощнее. Эти две системы значительно улучшают управляемость и контролируемость машины — и многократно снижают риск не только смерти, но и аварийных ситуаций вообще, — пояснил я, — из пассива тут есть ещё высокопрочное армирование салона, способное выдержать кувыркание машины или опрокидывание на крышу. Инерционные ремни безопасности с преднатяжителями, гасящие импульс удара — упругий фундамент кресел — который заставляет при аварии кресло слегка подпрыгивать и смещаться. Это очень сильно уменьшает удар по позвоночнику.

— А... — у человека прямо таки взгляд стал задумчивым.

— В машине четыре экспериментальных подушки безопасности. Они разработаны для космической отрасли — чтобы товарищи космонавты себе головы не разбили при приземлении вместе с космическим модулем — мы приспособили это к машине. Технология запатентована, кстати. Подголовники активные — они могут смещаться назад на управляемый угол, чтобы вы не сломали шею при удар сзади или сбоку. Под капотом защита от проникновения двигателя и элементов конструкции шасси в салон, — продолжил я, обходя машину, — и отдельный каркас безопасности, который рассчитан на сминание последним, перед тем, как деформации дойдут до салона.

— Вы сделали почти невозможное, — сказал тот, что сидел прямо за мной, — но как?

— Рассчёты, разработки, и море вычислительной мощности. И около пятисот разбитых прототипов и отдельных моделей. Мы выработали целую науку о деформации металлов и науку о столкновениях механизмов. Наша работа не окончена — люди продолжают думать, как сделать машину ещё безопаснее. Сейчас я могу похвастать тем, что эта машина — самая безопасная в мире — в чём вы могли убедиться. Лет двадцать назад лобовое столкновение со стеной на такой скорости означало бы как минимум серьёзные травмы — а мы даже синяков не получили.

— Это верно. Краш-тесты ваша машина пройдёт блестяще, я уверен в этом. Теперь вижу, что вы нам сватаете хорошую невесту — за такой проект не жалко самим приплатить.

— Ну, начальство вас не погладит по головке за такие высказывания — ведь вы должны зарабатывать деньги. Вот эту прелесть — я и предложил вам производить в СССР. Из-за высокой наукоёмкости и трудоёмкости стоимость производства всего этого во Франции будет намного выше, поэтому производство в СССР — компенсирует ценовую разницу и позволит вывести машину на одном уровне с седанами среднего класса. Пойдёмте, я вам покажу ещё одну разработку, которая вам понравится.

Мы пошли к автовозу — машины, стоящие тут, уже изучали делегации — некоторые из делегаций приехали к нам на место аварии, и идти долго нам не пришлось. Рядом стояла и уже была снят чехол, с новой машины.

* * *

— Это что? — Шелепин сильно удивился, увидев список, который я ему подал.

— Это автомобили. Которые я купил специально для московской милиции.

— Зачем? — не понял он, — зачем нам это?

— Как это зачем? — выгнул я бровь, — конечно же, чтобы получить хоть какой-то опыт эксплуатации и главное — немного расширить палитру. Можете быть спокойны — я покупал слегка битые, слегка заезженные машины в европе и перевёз их сюда железнодорожным транспортом. Владимир Ефимович помог мне с таможней — все автомобили — мой добровольный вклад на нужды милиции.

— Это было лишнее, — сказал товарищ Шелепин.

— Считайте это своеобразным жестом, и необходимой идеологической диверсией. Брежнев же очень любит машины, понты любит, ему четырёхколёсный понт дороже всего на свете. Вот я и купил в европе подержанные машины, отремонтировал их до идеального состояния и перевёз — сейчас весь этот автопарк на пути в Москву. Мерседесы, причём некоторые представительские, Ягуары, несколько десятков Мерседес W-108, пять Феррари-250, французские дорожные спорткары, пятнадцать спорткаров Астон Мартин. Двести новых Ауди F-103, и сто восемьдесят восемь Роллс-Ройс Сильвер Клауд.

— Господи, откуда и зачем нам столько? — Шелепин натурально удивился.

— Вы пока ещё не знаток пропаганды, но поймёте, со временем. Но я могу объяснить — сейчас эти машины имеют большой понт в обществе. Вживую их мало кто видел — советские граждане неподготовлены к вторжению иномарок — они так привыкли к этому седанно-грузовичному дорожному миру, что не обращают на него никакого внимания. Это всё создаёт забавный прецедент — мы имеем очень мягкое брюшко, вы знаете, чем это заканчивается — очарованием всем западным. Ну и советские дизайнеры — если таковые вообще имеются — не чувствуя конкуренции — вообще не чувствуют нужды в дизайне. Мне нужно собрать сотни самых красивых машин в мире, и сделать так, чтобы жители города видели их на дорогах регулярно, постоянно, чтобы вызвать у людей раздражение отсталостью советского дизайна. Поэтому я купил три тысячи машин, исходя из их внешнего вида — чтобы они были красивыми, и заказал их перевозку в СССР. Тут и старомодный дизайн, плавниковый американский, и современный европейский, и старый европейский, и много чего ещё.

— То есть это пропагандистская задача... я понял.

— Согласно моим расчётам — это должно чуть-чуть расшевелить публику, в смысле москвичей, на тему задаваться вопросом — а чего это у нас не могут выпускать хотя бы сотню различных дизайнов автомобилей, потому что одни и те же марки, без всякого разнообразия просто вгоняют в тоску и уныние. А выход из этой тоски угадайте где?

— На западе, — буркнул Шелепин.

— Бинго. В идеале мы должны распинать министерство автомобильной промышленности или кто там автомобилями занимается — и получить большие результаты от дизайнеров и производственников. Вторичная цель — это немного сбавить градус восторга от западного дизайна и маркетинга, попутно подложить свинку Леониду Ильичу, который привык, что он на мерседесе тут один такой умный. Считайте это микро-нано-моделированием ситуации начала девяностых, когда в Россию хлынул поток импортного автохлама и население массово закинуло советский автопром на самое дно рынка, потому что он не то что отставал — а был просто отвратного качества, и советский автолюбитель должен был уметь сам обслуживать свою машину — и заниматься этим почти каждый день. Это не составит им конкуренции, конечно же — но должно просто вдавить их морально в то положение, в котором они должны находиться. А именно — из производителя лучших и самых качественных и самых хороших машин — переквалифицироваться в производителя второсортных микролитражек и седанов условно-сносного качества. Ещё полторы тысячи машин куплено специально для работы в Такси. И это машины Мерседес W-120. Уже старенькая, но ещё очень бодрая и очень приличная на вид модель.

Шелепин только вздохнул:

— Это будет трудно оформить.

— Ерунда. Заодно будем приглядывать, кто из чиновников потрясая своим завышенным самомнением захочет себе отхватить иномарочку, а того, кому она положена — оставить с носом. Ловлей крыс тоже надо заниматься — а мерседесы или спорткары — это такой жирный кусок, что можно уже точить топоры и смазывать верёвки мылом.

— Стоп! Давай объясни, сколько ты потратил и кому ты всё это сосватаешь?

— Целевой вклад на нужды милиции, — улыбнулся я, — не всего МВД, а милиции. И пересадить московское такси на новые машины — чтобы их не растащили сразу по своим гаражам чиновники — я их перекрасил до таможенного оформления. А что до количества — тут есть итоговые цифры.

— Прямые как палка советские элиты не понимают таких тонких материй и пропаганды. Но они всегда возьмутся судить и решать — поэтому будут против.

— Вы можете использовать это для дебатов против них — прежде всего занять позицию, что вы совершенно не считаете это каким-то шиком и обвинить их в элитарности — в принадлежности к людям, которые мыслят категориями, популярными на западе — элитность, положение, статусность... У вас ведь социализм — а значит вам глубоко плевать на эти маркетинговые качества — машина это просто машина. Машина удобная или быстрая — это удобная или быстрая машина — и всё. В конце концов — можно обвинить их в банальной зависти — что у них чайка или ЗИЛ, а следователь милиции ездит на Роллс-Ройсе. В стяжничестве, в том, что они поддались очарованию западной культуры и мыслят их категориями.

— Это будет трудно, но возможно.

— Вот и хорошо. Распределением этого автохлама занимаются соответствующие люди из минтранса, Алексей Николаевич им передал такое партийное поручение, растолкал их. Я мыслю так, — я сел в своё кресло, вытянув ноги в мягких вязаных носках на тёплый пол, — машины с упором на пассажира — такие как Роллс-Ройс — отправятся в автопарки, для работы в такси. Если они попробуют распоряжаться ими особо — то есть использовать только для своих, или возить только иностранцев — то Семичастный там уже наточил топор для таких водителей и директоров. Автомобили сегмента пониже — вроде Мерседеса или Ауди — их много, они комфортабельные, отправятся в милицию. Туда же утилитарные машины вроде универсалов Форда. И наконец, спортивные машины — быстрые, требовательные, красивые, но очень не любящие плохих дорог — предназначены для патрулирования шоссе, и в центре города. Не обидели и кареты скорой помощи — легендарный фольксваген-транспортёр, в количестве двухсот штук, переоборудован в карету скорой помощи и восемьсот пятнадцать Мерседес L319, тоже переделали в машины скорой помощи.

— Откуда так много?

— Их много разбитых было — и я их выкупал и ремонтировал. Отремонтировать до новизны проще, чем собрать с нуля. Я бы не назвал мерседес или тем более фольксваген особенно хорошими повозками — но свою функцию они выполняют, мерседесы ещё мозги не парят — при наличии запчастей и регулярного техобслуживания. В общем счёте — это будет где-то пять тысяч, из которых больше половина — легковые.

Шелепин только потёр виски:

— Умеешь же ты сюрпризы делать... ладно, цель ты объявил — я даже с ней согласен — хотя на фоне собственных производств это немного — но хватит, чтобы в Москве эти машины примелькались. Придётся тебе самому разгребать процессы передачи.

— Нет, от них меня отстранили товарищи из КГБ и минтранса. Фактически я лишился машин сразу же, как только они переехали через границу. Дальше этим будут заниматься компетентные люди — а мы должны только развивать ситуацию политически — бомбить противников аргументами и устраивать им порку фактами. Я вас не понимаю — подарил целую кучу машин — а вы недовольны.

— Одна-две это подарил, в таких масштабах... — покачал головой Шелепин, — это уже серьёзная идеологическая проблема.

— Пф. Будем потихоньку работать, чтобы это перестало быть проблемой — потому что если вам нечего своим гражданам и коллегам сказать, то как вы дальше жить собрались? СССР не планета, стране придётся жить с другими, хотите вы этого или нет. С их существованием нужно примириться. Ладно, я понаблюдаю за ходом эксперимента. Кстати, — я огляделся, — есть у меня тут кое-что интересное — вам понравится.

— Что? Ещё сюрпризы? — огрызнулся Шелепин.

— Ничего такого особенного. Немного промышленной автоматики для производства медиаконтента. Вы же теперь глава идеологии — в ваших руках все органы пропаганды. Поэтому встал вопрос — а собственно, как подтянуть матчасть? В СССР очень немного телевизоров, производство кинескопов работает так себе, электроника — разгоняется, но медленно. Поэтому я взялся за это дело всерьёз. Точнее, надо подтянуть его на высокий уровень. Контроль над медиаполем — равно контроль над людьми, равно — власть над государством. Прошлые пропагандисты плохо понимали суть своей работы — но вы должны понимать иное. Вы управляете умами людей и именно вы можете как раздуть из мухи слона, так и сжать слона в муху.