Зверь лютый Книга 39 Валькирия

* * *

Здешний картограф не имеет ни подобного образования, ни опыта. Да и вообще: устоявшиеся тактические традиции в моём исполнении — нонсенс. "Удивить — победить". Чем и занимаюсь.

Но парень сумел предложить интересную позицию.

— Пять вёрст от нашей горки. До Ишкиле — 15. Справа — Двина, главное русло. За ним остров Доле. Вон, ивы растут. Ширина-глубина поля примерно с версту. Северный и восточный края — густой лиственный лес. Поле чуть наклонено на юг к Двине и на запад к нам. Тут, под нами, можно сапогом ковырнуть, вал, вешними водами нанесённый. Песок и глина с камнями. Поверху — лиственный лес. Между валом и полем — канава. Весной по ней вода бежит, сейчас сухая. Наш край — три аршина высотой, восточный — два. Наш лесок до края канавы не доходит, полянка тут. Ступенька. Можно воинов поставить. Приречная дорога идёт... ну... при реке. По бережку. Аж до самого Ишкиля. Ежели язычники по ней пойдут, то тут их встретить удобно... вроде бы.

Реденькие высокие травинки с метёлками — сухой торфяник. Крупные сухие рассыпчатые комья тёмной земли. Луж крови не будет — всё быстро впитается.

"И, находясь в борении, прилежнее молился, и был пот Его, как капли крови, падающие на землю".

Напьётся эта земля. Пота и крови человеческой.

Я чуть не расцеловал парня. Умница!

Он никогда не видел большого боя. Но вот же — додумался! И до большого поля, и до "ступеньки" между лесом и канавой, и до реки рядом. При том, что кое-какие мои выверты он предвидеть точно не мог. Откуда такие берутся? — Сами ростим!

Расцеловать не успел: Горюн, турман драгун и Буривой принялись доказывать, что всё — фигня. И место плохое — широкое, и от Риги далеко, и вороги полезут не здесь, а со всех сторон. И вообще...

Картограф — молодой, того "самолюбия", которое являл Толь перед Ермоловым ещё не выросло. За Толем стоял его покровитель, Кутузов. Здесь подобное — моя забота.

— Вы представляете себе, что ливы засядут в лесах вокруг Риги. Потом завоют шаманы, завопят вожди. И ливы со всех сторон полезут на нашу горку. Так?

— Да! А у нас канавы не копаны, валы не сыпаны! Одна надежда — воинов поставить. Бог даст, отобьёмся.

Не доходит. Хорошие ребята, но глубина рассматриваемых причинно-следственных связей... недостаточна.

Может, я и согласился бы, но когда-то давно, в самом начале моего "Всеволжского сидения", был у меня резкий спор с Самородом. Просто мужичком из тамошнего пограничья. Это теперь он стал типа губернатором, а тогда — ободранный простолюдин, "без рода, без племени". Злой, полуграмотный. Но — думающий.

Он тогда заставил меня договориться до правила: врага надо встречать не в своём дому, не на своём пороге. А на его. Бить в его дому, давить в его колыбели.

Отчего нет во Всеволжске стен крепостных, растёт городок вольно. А тогда мы начали ставить вышки. Даже и на вражьих землях. Чтобы упредить, чтобы знать, что за гадость через соседский порог выперла.

Факеншит! Клаузвиц же! Цель боевых действий: не захват территорий, а уничтожение армии противника.

— Что будет до того, как ливы заберутся в наш лес? Вот под каждой ёлкой по язычнику. Откуда они там взялись?

Молчат, переминаются. Не понимают.

— Они туда придут. Как? Десятью разными дорогами?

— Н-не... нету там столько дорог. Да вокруг вообще дорог нет! Так, пара тропок. И вот эта, вдоль реки.

— Вот по ней вороги и придут. У них не набег, когда пара десятков юнцов может и промеж деревьев прошмыгнуть, а "священная война". Огромная толпа народа, которая иначе, как все вместе, по одной дороге, ходить не может.

* * *

"Большому кораблю — большое плавание", большому отряду — большая дорога.

Следующий виток спирали диалектики: воюя с Полоцкими князьями Мстислав Великий действует согласовано четырьмя корпусами в разных частях территории противника. Выводя войска из Булонского лагеря, Наполеон разбивает их на семь корпусов, каждый из которых движется своей дорогой. Их согласованный выход к Ульму даст капитуляцию австрийского генерала Мака.

Здесь ничего подобного не грозит.

* * *

— Каждый воин хочет совершить подвиг. Это — честь, это — доля в добыче. Чтобы все видели. Значит — подвиг в толпе. А не в одиночку тишком под кустом. Множество простых общинников. Которые воинской науки не знают. Ударить топором или копьём — могут. А вот "левый фланг заходит справа" — уже нет.

"Каждый солдат должен знать свой манёвр".

Какой манёвр знает крестьянин-лесовик? "Все побежали и я побежал"?

Нужен другой уровень организации общества. Нужно, как минимум, вождество. С устоявшейся иерархией командиров.

Я это проходил с Вечкензой — "принцем Мордовии". Да, мы выиграли "Битву на Земляничном ручье". И эрзя превратились в вождество. Ценой самого народа.

Перед этим его отец — Пичай — подготовил почву, умы человеческие. Сам поход строился заблаговременно, с прописыванием маршрутов, с подбором проводников. Многолетний авторитет Пичая, плюс оттенок экономический: невозврат долгов, плюс "Запад нам поможет": военная поддержка Всеволжска и др. И всё равно бардак был редкостный.

Здесь вождество — вот-вот. Одно поколение.

Не сейчас.

— Не жилое место с землянками и амбарами надо защищать, а уничтожать ворогов. Не бить врага, подготовившегося к атаке — бить неготового. В движении. На марше. До расползания по лесу. Здесь.

Дальше... "тришкин кафтан". Наиболее отличившимся в предыдущем набеге ляхам раздали полсотни наших топоров да два десятка ливских. Из захваченных трофеев — три десятка коротких копий. Штыковые лопаты ляхи не берут. Щитов — шесть, шлем — один, мечей — два. Но каша с мясом и очередная проповедь Кадлубека позволили пополнить отряд добровольцев.

Как бы я с умным видом не проповедовал, а есть риск, что какой-то отряд ливов обойдёт лесом и ударит прямо на нашу горку. Или оставшийся в лагере полон вдруг восстанет. Победа ливов — им смерть. Им об этом говорили. Но поведение человеческой толпы в критических условиях... непредсказуемо.

Нервенно. Основное состояние полководца перед битвой — паническая неуверенность с уверенным видом.

Ты делаешь предположение о враге.

Что-то можно знать примерно точно.

Мда... оборот, конечно...

Прикинуть численность, оценить вооружённость. А "боевой дух"? А "тактическая грамотность"? "Боевая слаженность"? "Вражеские планы"?

Хуже: даже и собственную армию оценить можно точнее, но тоже... примерно.

У нас есть примерно два десятка лучников из конвойных и драгун, полтора десятка самострельщиков с кораблей, десятка три мечников — драгуны и абордажники, меньше сотни ободритов, сотни три "крестоносцев", конницы нет. Это то, что можно, крестясь в надежде на благоволение господне и оплёвывая нечистого через левое плечо, выставить на "торфяной рубеж". А противников будет... до трёх тысяч.

Ежели что-то пойдёт не так, то ляхи и ободриты разбегутся. И будет нам плохо. Очень.

— Ваня, всё ли ты сделал для победы?

— Всё.

— А если подумать?

— А если подумать, то... вестовой! Капитана Дика — ко мне.

Мы провозились всю ночь. Укрепили периметр зоны, в нескольких местах наваляли деревья кронами наружу. Подняли давно ожидавшую этого наблюдательную вышку. Накрыли дёрном кое-какие склады — может, и не загорятся.

Через час после рассвета прискакал парень из разведки:

— Идут! Толпище! Аки борови!

— А конкретно? Ты мне цифирьку скажи, вопить я и сам могу.

Парень так удивился, что и выпученные глаза убрал и орать перестал.

Выяснилось, что на рассвете 1.5-2 тыс. туземцев, предводительствуемые периодически пляшущими и вопящими шаманами, выдвинулись из Ишкиля.

Что характерно: толпой по приречной дороге. Отрядов в других направлениях — не замечено.

Ура! Я прав!

Это ничего не гарантирует: разведка могла и не увидеть. Но вселяет надежду.

— Ну что, Горюн, хотел быть полководцем — будь им. Выводи бойцов на позицию. Как мы решили: на "ступеньку" — уложить ляхов. В лесок на гребне — наших стрелков и мечников. На левый фланг — ободритов. Буривой, ты своих тоже уложи, чтобы не маячили. Бой начинают лучники. На дистанции двести аршин. Наши луки уже бьют прямо, ливские ещё не добивают.

— Княже... а ты? Ты где будешь?

— Что, страшно стало? Изволь, Горюн Ждиборович, принять на себя груз ответственности и тяготы командования. А я... вон на том острове засяду.

— А... а зачем? Река широкая, вода глубокая, перекаты бурные... Оттуда никакой пользы в битве...

— Ты ещё скажи, что "Зверь Лютый" от испуга людей своих бросил, с поля битвы убежал. Скажешь — зарежу. Голова, в которой такие глупости придумываются — мне в мире здешнем не надобна.

Оглядел несколько смущённых "воевод по вызову".

— Бой будет жаркий. Тяжкий. Но мы победим. Ни шагу назад. Каждый должен сделать свою работу. Я — свою.

И пошёл к лодкам. А там уже моя команда с Суханом, Охримом и Куртом. И три пулемёта. Два с "шилохвостов" сняли да тот, которым я Минск брал и шляхту в Сероцке утихомиривал.

Работа моя нынче несколько не княжеская. И даже не попандопульская. А очень простая: командир пулемётного взвода в засаде.

Вроде как понижение в должности. То я — владетельный князь и полководец, а то — "комок". Уже не "комод", ещё не "комар".

С другой стороны, князей в мире много, а пулемётный взвод на всю планету единственный.

На двух лодках переправились на тот Доле. Только подошли к берегу, как Курт сказал:

— Р-р-р.

И махом с лодки на берег. Следом Сухан прыгает, весь в брызгах. И бегом в кустики на берегу. Неужто обоим так приспичило?

Я к проводнику из ободритов:

— Это что такое?

У мужичка глаза рублёвые.

— Н-не знаю. Ничего не было...

Какой-то он... трусоватый.

Факеншит! Мог бы и сам сообразить: ливы не дураки, заслали разведку на остров.

— Охрим! Вперёд! Взять языка. Пулемёты — к бою.

Всё забавнее оказалось.

Вылезли на берег, вытащили лодки. Кусты трещат, ломится кто-то. Хорошо, успел пулемётчиков остановить. Вылезает Охрим. Очень смущённый.

— Тута... языков не получилося. Трое убитых, один убежал.

Пошли посмотрели. Трое молодых парней. Насколько можно понять, коли у одного Курт горло вырвал и теперь кровь слизывает, а у двоих головы топорами Сухана разбрызганы.

Что-то похожее у меня уже было. Остров на реке, Курт в прыжке, беганье по хмыжнику... А, это когда я на Аише булгарский караван останавливал. И что? Теперь будет такой же набор приключений, включая дрифт на расшиве? Так у меня ни одной расшивы под рукой...

— Четвёртый на той стороне, на берегу Сухой Двины в лодочке сидел. Как мы тут... он тикать. Ушёл, зараза. Теперь ливы про нас узнают.

— Это не ливы. Это земгалы.

Во. И трусоватый проводник на что-то годен: глянул вышивку на рубахе — определил этническую принадлежность.

Итить-любить-прихорашивать. Хреновастенько.

Тот "звон", который мы тут подняли с сожжёнными посёлками и здоровенными кораблями на реке, не мог пройти мимо соседнего племени. Ещё и с ними воевать... совсем не ко времени. А кровь уже пролита, покойнички — вот они.

Ага, Ванюша, похлопай себя по щекам и ляжкам, приговаривая:

— Охти мне, лихо-лишенько...

Хватит ныть, давай дело делать.

— Охрим. Остров прочесать, на восточном и южном берегу поставь наблюдение. Пулемётчики — за мной.

Пулемёт — штука экзотическая. Парни умеют стрелять и попадать, обслуживать и транспортировать. А вот навыка выбора и обустройства позиции для стрельбы из засады... Да и зачем такой навык морякам? На корабле у пулемёта четыре точки размещения, выбирать не из чего — как командир скажет.

Опыт манипулирования ДП у меня с первой жизни. Пусть и небольшой. Выдернуть левой, удерживая машинку за сошки, на уровень плеча для ведения прицельного огня на ходу... можно. Но тяжело и неудобно. "От бедра" — лучше. Но, всё-таки, "окопная метла Сталина" — для стрельбы с сошек из положения "лёжа".

Коллеги, кто из вас имел опыт создания скрытого пулемётного гнезда на низком речном берегу? И я — нет. Ну, тогда по логике и здравому смыслу.

С речного песчаного пляжа уходим выше, в хмыжник. Ответного огня не ожидаю: нечем им. А вот торчать на виду, как "три тополя на Плющихе" — не надо. Враг не должен видеть откуда к нему смерть прилетит.

Очередной слом стереотипа. Мы ж все такие героические! Вот он я! Смерть твоя! Выходи, супостат, на почестной бой!

Мне не нужен "почестной бой", мне нужен мёртвый "супостат". А невидимая и неслышимая смерть пугает больше, чем "славный герой" в "сияющем доспехе".

И чисто практически: пока нас не видно — у противника нет повода посылать на наш остров десант. Чего, учитывая малость моих сил, очень не хочется.

Развернул линию из трёх точек, метров по 50 между ними. Не сколько окопались, сколько замаскировались.

Ширина реки — метров двести. С береговыми пляжами до прибрежной дороги — двести тридцать. Для местных — слишком далеко. У русского лука перестрел — двести пятьдесят. Но так в бою не стреляют — навесом очень неточно. Поэтому сообразить, что можно убивать через реку... не соображают.

А вот если сообразят... Увеличить дистанцию, уйти на дальний край поля в лес. Недострельну. Да и от пулемётов в лесу толку мало. Или наоборот — сократить дистанцию. Толпой лодками на остров, и мы с ними в этом хмыжнике в прятки...

Ваня, факеншит! Перестань пугать себя маловероятными событиями! Ты ещё про речных крокодилов не вспомнил!

Никогда не считайте врагов дураками. Они умные. В рамках своих стереотипов.

Я уж думал позагорать, пока вороги подойдут. Не-а, справа, из леса восточнее, рысцой бежит наша ободритская разведка. Хорошо бежит, уверенно. В подзорную трубу видать — паники нет. Исполняют предусмотренный ранее составленным планом приём: "убег от противника с сохранением виз.контакта".

Ага, а за ними мерным шагом топает передовой дозор ливов. Тоже без особых эмоций и воинственных воплей.

А как там мои на валу? А спрятались. Не видать. Почти. Вон чья-то тощая белая волосатая крестоносная ляжка сквозь траву выглядывает. Да и фиг бы с ней. Но она ж демаскирует!

Ну-ну, Ваня, не злобствуй. Вороги их через трубу не разглядывают.

Следом за передовым дозором шагах в двухстах вываливает из леса основная масса. Плотной толпой. Хорошо идут, хоть и не в ногу, но живенько. Пятнадцать вёрст прошли и ничего. Здоровые мужики. Оружие... редкими яркими пятнами. В голове колонны — густо, дальше — местами. Хорошие доспехи — принадлежность военных вождей, героев. Таких немного. Щиты у всех. По два коротких копья. Ливы ("либъ" русских летописей) воюют пеше и конно. Здесь пехота. Понятно: впереди у них бой в лесу и в селении. Там конному не развернуться.

Разведка ливов топала-топала и остановилась, посмотрела как нашим из канавы выбраться помогают. Сообразили, что это "ж-ж неспроста": там какой-то отряд сидит. Постояли, посмотрели. И пошли дальше. Смелые ребята.

На дистанции метров тридцать от канавы из леска по гребню вала вышли наши лучники и дали залп. Передовой дозор ливов прекратил своё существование.