"Слишком много болтовни", — подумал Драхуб, глядя, как лязгающей лавиной трогается с места шеренга всадников. Он вскинул руки, заметив, что одновременно с ним тот же жест проделал маг адалаев, но не придал этому особого значения. Решение адалая использовать против него обычных воинов говорит о его неуверенности в собственных силах. А Драхуб и так был уверен в своем превосходстве над ним.
Накопленная в походе сила вырвалась из его глаз ветвистой синей молнией и заплясала по стальным доспехам врагов, стремительно перескакивая с одного на другого. Воины кричали, превращаясь в яркие факелы, кричали дико, нечеловечески, захлебываясь и давясь собственным криком, горела не только одежда, но, казалось, сама сталь, кричали и падали с разбегающихся от ужаса во все стороны дракхов вниз, роняя свои шутовские мечи в шипящий и тающий от жара снег.. Через минуту все было кончено.
Драхуб брезгливо оглядел валяющиеся в подтаявшем снегу горячие тела панцирников, чадящие черной копотью. Неприятно бивший по чуткому обонянию дал-рокта сильный запах горелой плоти заставлял его морщиться. Затем поднял взгляд на Оценола. Заклинание цепной молнии мага не коснулось, уж элементарной защитой любой маг владеет на подсознательном уровне, и даже сейчас старик все еще пытался сотворить какое-то собственное заклинание. Он явно переоценил свои силы, этот серый адалай.
Иногда Драхубу было не чуждо и чувство юмора — он небрежно махнул рукой, как это недавно сделал Оценол, и коротко бросил своим пардам:
— Уничтожить.
Те рванулись вперед, обтекая хозяина по бокам черными хищными силуэтами на фоне белого снега, и устремились к магу серых адалаев, вскидывая клинки.
Но тут воздух между ними и стариком взревел от фонтана огня, взметнувшегося ввысь вровень с самыми высокими макушками каменитовых деревьев. Гигантский, пышущий ужасающим жаром столб желто-красного цвета за несколько мгновений оформился в громадную фигуру огненного великана. Снег под ним мгновенно вскипел паром, обнажив черную землю, вспыхнули даже ветки близстоящих деревьев. Жар тугой волной ударил ловчего мага в лицо, стряхнув снег с кустов и веток рядом с ним. Чарс под ним испуганно захрипел и попятился.
Такого Драхуб не ожидал. Он поторопился, посчитав, что старик выдохся. Иначе бы не отдал пардам столь убийственный для них приказ.
— Назад! — взревел он во всю силу своих легких, снова мгновенно взвинчивая себя в боевое состояние.
Но было поздно.
Старик с яростным криком взмахнул руками, сжав пальцы в кулаки, и опустил их вниз, словно нанося удар по невидимой цели. Огромный демон огня повторил его движения, опустив огненные руки на головы пардов и мгновенно вбив их в землю вместе с чарсами, вбив с той же легкостью, с какой ребенок хлопком ладони может расплющить сырые глиняные фигурки. Земля содрогнулась, словно от удара чудовищного молота, кровь брызнула от раздавленных тел в разные стороны на несколько шуггов, забрызгав и снег, и стволы деревьев. Когда руки демона поднялись вновь, вместо воинов осталось лишь кровавое полуобугленное месиво.
Драхуб запоздало сообразил, что, сознательно пустив своих воинов на верную смерть, старик тем самым выиграл время для сотворения столь сложного заклинания. Велика же была его жажда мести, если он не пожалел своих людей. Дал-рокт бы так не поступил. Воины должны выполнять лишь то, что им по силам, первым же в бой должен идти их терх.
Силен старик, но огненный демон его не спасет.
В момент реальной опасности разум дал-рокта стал холоден как лед.
Он снова вскинул руки, сложив когтистые пальцы в подобие лезвий. Из них тут же выдвинулись гигантские, в его рост, водяные клинки, шириной в две ладони и тонкие, как волос хаска. А затем эти клинки обрушились на шагнувшего к нему огненного демона. Лезвия опустились на кипящие нестерпимо ярким пламенем плечи, и руки великана, вспыхнув, отделились от тела и упали на влажную дымящуюся землю, упали и рассыпались снопом горячих, но уже безвредных искр.
Смертоносный выпад не пощадил и Оценола, намертво связанного жизненной нитью со своим огненным созданием. Водяные клинки обрубили ему руки так же, как и его демону, — по самые плечи. Заливаясь кровью, с искаженным от нестерпимой муки лицом, старик еще пытался бороться — усилием воли. Огненный демон снова принялся отращивать руки, но сил у мага не хватило, и огненный столб с оглушительным шумом провалился сам в себя и исчез, оставив после себя лишь дымящийся земляной круг. Старик же обессиленно повалился с седла в мокрую слякоть, образовавшуюся под ногами его дракха от близкого жара. Животное отбежало в сторону, с недоумевающим фырканьем скосив глаз на распростертого хозяина.
Драхуб медленно подъехал к умирающему магу и остановился, чтобы отдать дань уважения поверженному врагу. Тот лежал на спине и ненавидящим взглядом следил за его приближением. Капюшон с головы откинулся, обнажив белоснежные волосы. А обычно серая кожа на лице адалая была теперь под цвет его волос.
— Ты сам этого хотел, — холодно бросил Драхуб.
— Избавитель идет... — прошептал Оценол. — Он уже идет... и несет забвение для твоей расы... твоей проклятой расы Тьмы...
Глаза мага потускнели, последнее слово замерло на губах. Он был мертв.
"Опять этот бред о Пророчестве", — отстраненно подумал Драхуб. Владыка Икседуд считает, что вера хасков может свернуть горы, если предоставить им такую возможность. То, что даже этот маг каким-то образом узнал, что в мир Хабуса прибыл демон из-за Сферы, невольно заставляло задуматься. Необходимо во что бы то ни стало помешать продвижению демона по Пути. Впрочем, он в любом случае намерен этим заняться.
В сторону тел мертвых пардов он бросил лишь мимолетный взгляд, а сгоревших заживо панцирников врага не удостоил и этим. Если у него и мелькнуло сожаление по поводу гибели пардов, то только потому, что погибли те слишком рано. Что ж, они выполнили свое предназначение, отвлекли на себя силу врага, а смерть воина, погибшего в бою, почетна.
Оставалось только продолжить путь, что Драхуб и сделал, послав чарса вперед без каких бы то ни было сомнений. Его ждал демон, который должен был умереть.
А вот время совсем не ждало. Время не умеет ждать. Через пару часов с низкого пасмурного неба снова повалил сильный снег. Закат угасал. Пушистые белые хлопья неутомимо сыпались на полотно снежной пустыни, сияние которой, по мере того, как становилось темнее, стало уже менее болезненным для глаз дал-рокта. Вскоре чарс брел по брюхо в снегу, зло порыкивая от усилий. Тени деревьев ложились перед ним слева направо, как длинные жерди несуразного плетня. Иногда магу начинало мерещиться, что его чарс вот-вот переломает об них ноги, и он досадливо встряхивал крупной головой, прогоняя наваждение.
Он устал не меньше своего зверя. Дорога оказалась значительно тяжелее, чем он рассчитывал, и ловчий маг потерял уйму времени, пробиваясь сквозь снежную целину.
И все же он успевал.
Не останавливая чарса, Драхуб низко наклонился с седла, зачерпнул рукой полную горсть белой пороши и яростно растер лицо, словно пытаясь избавиться от запаха горелой земли и плоти хасков, даже с такого расстояния все еще преследовавшего его чуткое обоняние.
Потом вокруг снова закружила метель, отрезав и запах, и весь видимый вокруг мир.
14. Хозяйка "Наяды"
Тай как раз подошла к стойке бара, собираясь справиться о том, как идут дела, у ее бармена, толстощекого румяного корда по имени Доник, когда этот хальд вошел в ее заведение, и сердце Тай даже при беглом взгляде на него забилось чуть чаще, чем ему следовало. Ей даже пришлось приструнить себя, чтобы успокоиться. Вот еще не хватало, первый раз, что ли... Ей нравились хальды. Ей всегда нравились хальды и постоянно приходилось за это расплачиваться. Тут уж ничего не поделаешь — судьба. Вспомнив, что со дня на день должен приехать ее сын, отпущенный из Пресветлого Дома на каникулы, она лишь вздохнула. Квин хороший мальчик, она его очень любит и ждет, но пусть он приедет не сегодня. Завтра, например. Тай считала себя хорошей матерью, но она была женщиной, причем женщиной одинокой, а одиноким женщинам иногда надо развлекаться. В жизни должны быть какие-нибудь удовольствия, иначе она теряет смысл.
Желание несколько стушевалось, когда она рассмотрела посетителя получше, и в душу закрались первые подозрения... "Не может быть", — пытаясь справиться с охватывающим ее изумлением, подумала Тай. Столько лет прошло, когда сюда последний раз забредал засферник... Само слово ее вдруг напугало. Оно напомнило ей о давних обязательствах, которые она не могла проигнорировать даже ради сына и о которых тот не знал. Да и никто из ее знакомых не знал, если честно... наверное, она все-таки ошиблась. Будь этот тип засферником, то прибыл бы в сопровождении людей Наместника Хааскана, а этот один, сам по себе.
Народу, несмотря на вечер, в трактире было немного, свободных мест хватало, но незнакомец, явно не выбирая, прошел к ближайшему столу справа от входа и тяжело опустился на скамью, привалившись к стене спиной. Вид у него был усталый.
Тай продолжала его разглядывать с возрастающим любопытством. И тревогой. И каким-то неясным ожиданием. Ткань серого одеяния даже на вид казалась очень добротной и дорогой. Оружия с собой у него, кажется, не имелось. В этот момент гость положил руки на стол, края рукавов немного сползли, обнажая запястья... И Тай порывисто вздохнула — на его левой руке она увидела знакомый ей черный, причудливой формы браслет. Сомнения исчезли. Засферник! И без сопровождения. Как это ему удалось?! Может, людей Наместника он просто прикончил по дороге? Было бы славно. Куда легче выполнить свои намерения, когда человек один. Один в этом чужом для него мире... Тут темноволосый словно почувствовал ее интерес и взглянул в ответ. Тай вздрогнула. Ее лица как будто что-то коснулось, какая-то мягкая волна. Скучающий за стойкой толстяк Доник, заметив этот обмен взглядами, добродушно поинтересовался:
— Что, твой старый знакомец пожаловал?
— Нет...
— Но он смотрит на тебя.
— Это делают многие мужчины.
— Но ты смотришь на него в ответ!
— Тише, Доник, тише. Это делают многие женщины.
— Я пошлю служанку...
— Не надо, Доник. Я сама обслужу его. Пришли в мою комнату ужин на двоих, и побыстрее.
— Так я и думал. — Бармен ухмыльнулся.
Тай в ответ возмущенно фыркнула:
— Доник, ты хороший парень, но я плачу тебе не за фантазии, особенно о моих личных делах.
— Ладно, понял я, понял, — бармен замахал руками, словно отбиваясь от собственных слов. — И сказать уже ничего нельзя. Я же по-дружески, хозяйка, мы ведь давно знаем друг друга...
— Вот и хорошо. Как я выгляжу?
Доник хмыкнул:
— Как всегда — отлично. Ты же у нас красавица. А твое синее платье тебе очень к лицу...
Тай уже не слушала.
Она спросила скорее по привычке, чем по необходимости. И так ясно, что отлично выглядит. Облегающее темно-синее платье выгодно подчеркивало соблазнительные формы ее стройного тела, а свисавшая с плеч накидка из дорогого парскуньего меха символизировала ее состоятельность. Придирчиво окинув себя взглядом, все ли в ажуре, она безотчетно поправила свои мягкие желтоватые волосы, роскошным водопадом спускающиеся ниже плеч, до лопаток, и, плавно покачивая бедрами, неторопливо поплыла к столику с заинтересовавшим ее гостем.
— Да пребудет с тобой Свет, незнакомец. Позволь представиться, я — хозяйка этого заведения, зовут меня Тай Наяда. У тебя утомленный вид, наверняка пришлось вынести дальнюю дорогу. Могу я предложить одну из своих прекрасных комнат для ночлега? Или ты желаешь только поужинать?
— Да пребудет с тобой Свет, Тай, — с легкой улыбкой ответил темноволосый. У него оказался приятный голос, и сквозившая в нем неподдельная усталость лишь добавляла ему определенного шарма. — Меня зовут Элиот Никсард, я должен признать, что мне давно не приходилось видеть столь восхитительно-красивых и волнующих женщин. И я с удовольствием остановился бы на ночь в твоем трактире, но...
В ответ на комплимент Тай попыталась добродетельно покраснеть, но у нее ничего не вышло. Жизнь хозяйки трактира давно уже приучила ее как к пошлостям, на которые горазды деревенские мужланы, так и к любым комплиментам. Но слова гостя ей пришлись по душе. Поэтому в ответ она ободряюще, и одновременно обольстительно, улыбнулась, — чего-чего, а этого у нее было не отнять. Не нашлось еще мужского сердца, неспособного растаять от такой улыбки, — чем она со знанием дела пользовалась при каждом удобном случае.
— Но что же тебе мешает? Крайняя спешка? Так на дворе уже ночь, а в такое время никто никуда не спешит, если ему дорога жизнь. Погоди. Не торопись с ответом. Сначала прими приглашение поужинать со мной в моей комнате.
Конечно же, он не смог отказаться и послушно пошел за ней. Женское обаяние — великая сила, если женщина умеет им пользоваться с умом. Трактир Тай был небольшим и насчитывал всего восемь гостевых комнат. Она отвела темноволосого в лучшую комнату, с хорошей мебелью и убранством, являвшуюся ее личной. И нередко служившую для любовного уединения, но говорить, естественно, пока об этом не стала. Незачем дракхов гнать раньше времени. Не мешаеь сперва познакомиться поближе. Да и желание что-то поутихло. Появление этого гостя сулило ей дальнюю дорогу, тревоги и опасности пути, и заботы о личном удовлетворении в ее рациональном уме отошли на второй план.
На обитых голубым бархатом стенах висело несколько картин с пейзажами из разных макоров, под одной из них стояла широкая кровать, в пышной перине которой вполне можно было утонуть. Противоположную стену занимал одежный шкаф с дверцами, покрытыми искусной резьбой. Слева от него со стены смотрело большое, в рост, овальное зеркало, нижняя полочка которого была уставлена разными забавными безделушками. В центре комнаты, на застланном ковром полу стоял небольшой приземистый столик, накрытый белой скатертью, с парой удобных стульев по бокам. По привычке Тай расположилась на левом, так, чтобы кровать, оказавшаяся за ее спиной, все время была перед глазами собеседника и настраивала его мысли на определенный лад. Столик был уже сервирован и благоухал — когда надо, Доник становился невероятно расторопен, за что она его и ценила. В центре среди блюд стояла красивая ваза из синего стекла с букетом викий, тоже синих — этот цвет был ее любимым. Викии имели мохнатые коричневые стебли и большие, с ладонь, пышные бутоны, источавшие тонкий, изысканный аромат, заполнявший воздух комнаты. Тай очень любила эти цветы, считавшиеся в народе символом любви, и не забывала менять их по мере увядания. Даже зимой.
— Что ж, давай поболтаем, — приступила к разговору хозяйка "Наяды", когда гость тоже уселся. — Твое имя я уже знаю, но кто ты, откуда, что за нужда заставила тебя пуститься в дальний путь — этого ты еще не говорил. Можешь, конечно, и не рассказывать, если не желаешь, у всех нас есть секреты. Но ведь ты мне хотел что-то сказать наедине?
