Спасти химеру

— Да, но ничего нового пока нет.

— А сам-то он сейчас там или... — Ингер говорил беззаботным тоном, но глаза его что-то подозрительно блестели, когда он ждал ответа карлика.

— Ну... я и не знаю, я не видел его давно, — промямлил карлик.

— Понятно, — в голосе костоправа проскользнуло непонятное мне удовлетворение.

Он подошел ближе, отпирать ворота не стал, наоборот, положил руки поверх их. Я уловила исходящий от чая аромат рома.

— С Черного острова ромчик-та?

Ингер удивленно покачал головой:

— Нет, а что, тот хорош?

— Могу продать, попробуешь.

Он махнул рукой:

— Да ну его. Вы, небось, за моей смесью ганта пришли? Зелья от гераго и не просите — все запасы распродал еще вчера.

Я поспешно кивнула, обрадовавшись, что не придется выдумывать, какой товар мы бы хотели приобрести.

— Ладно, сейчас притащу. Последняя порция осталась, местным мазурикам уже четыре раза отказал. Но, — он широко улыбнулся, — друзья Варда — мои друзья.

Поставив чашку на столбик ворот, Ингер скрылся среди стеллажей. Я мысленно выругалась — похоже, сегодня мы внутрь не попадем. Но ничего. Лучше действовать постепенно. Командор приказал мне пошпионить за Ингером, а не устраивать обыск. Значит, будем действовать, как шпионы — постепенно вотремся в доверие.

Ожидая Ингера, я перегнулась через забор, пытаясь рассмотреть и запомнить хоть то, что возможно. Извернувшись, я сумела увидеть в просвете между стеллажами комнату, которая ранее была оборудована под лабораторию для меня. Теперь ее назначение не изменилось — только добавилось причудливых агрегатов. Эх, взглянуть бы поближе!

Но сегодня, скорей всего, не удастся. Хотя, кое-что удалось узнать и не заходя в лагерь. Оттуда до самого ограждения доносился резкий запах. Он ощущался даже через забрало шлема. Такой знакомый запах. Аммиак. Похоже, костоправ использует лабораторию по полной.

Между стеллажей послышалось шарканье Ингера, и я поспешно отпустила забор.

Костоправ вручил карлику кожаный мешочек со смесью. При этом он довольно щурился, но я могла бы поспорить, что не составлением зелий занимается он тут все время.

— Пасиб, — прогудела я из-за шлема, лихорадочно стараясь придумать еще какую-нибудь причину задержаться.

— На здоровье.... а что это ты все время в шлеме, приятель?

— Радуйся, что не видишь его рожу, — ответил ему карлик.

Я неопределенно хмыкнула, уже поворачиваясь, чтобы уходить.

— Да, недорослый, ты возвращаешься в особняк сейчас?

— Должен.

— Тогда передай-ка офицерам Варда вот это.

Ингер перебросил через забор небольшой сверток.

— Что там?

— Ничего особенного, — костоправ усмехнулся. — Ты просто передай.

— Думаешь, там яд?

Мы шагали по залу, карлик настороженно вертел сверток, даже подносил его к уху, чтобы прислушаться.

— Нет, Ингер не такой идиот. Сомневаюсь, что там что-то опасное. Возможно, такой же гант, который он нам продал.

Вик ткнулся лицом в сверток и шумно втянул носом воздух.

— Нет, гантом не пахнет.

— Ну, зато если там яд, ты им уже хорошо надышался, — раздраженно сказала я.

Карлик побледнел и поспешно засунул сверток в карман моего плаща. Я хотела было возразить, но тут наше внимание привлек оборванец, громко застонавший посредине зала.

Он сидел на полу, скрестив длинные ноги в заплатанных штанах. Бедняга раскачивался так, что длинные сальные волосы то и дело касались замызганных каменных плит. Рваный жилет открывал взгляду ожог на правом боку.

— Мне сказали, мне сказали-и-и, — тянул оборванец.

Возле него уже собралась небольшая толпа. Некоторые осторожно тыкали его пальцами, но, как ни странно, никто не спешил успокоить несчастного хорошим ударом.

— Что с ним случилось? — спросила я одного из собравшихся.

Он обернулся — забавно, но его лицо тоже скрывала маска — и быстро зашептал:

— Этому болвану кто-то нашептал, что нужно поджечь дома в портовом квартале. Точнее, дом и прачечную покойного Зога, чтоб его грязная душа не знала покоя.

Карлик сжал зубы так, что на скулах заиграли желваки.

— И он поджег? — спросила я, надеясь, что до драки все же не дойдет.

— Попытался. Из его бреда понятно, что у Зога огонь скоро погас, зато перебросился на другие дома, откуда потом на этого болвана поперли огненные химеры. Мы все пытаемся вытрясти из него имя того, кто сказал ему устроить пожар, но без толку. Головой он, видно, повредился — или всегда такой был — говорит, дескать, сказали голоса во сне.

— А!

После того, как я прошла через ритуал Ночного охотника, я перестала легкомысленно относиться ко снам. Поэтому мы еще некоторое время покрутились возле безумца.

Я слушала его бессвязный поток слов, пытаясь найти хоть какую-то зацепку. Но, как сказал мой недавний собеседник — все без толку.

— Ладно, пойдем уже, — карлик потянул меня за рукав.

Я кивнула.

— Жаль, из Ингера ничего существенного не вытащили сегодня. Но ничего, придем еще.

— Ты рассчитывала на что-то существенное?

— Нет, не рассчитывала. Но надеялась. Все же перлись через все проклятое подземелье.

— Если хочешь, могу тебе наш подвал показать. Это недалеко.

— В смысле ваш?

— Нижний подвал моего отца, в котором он хранил самый ценный товар. В котором я призывал созданий локхе. В котором он — мы — убивали Посланников тысячами.

Нет, я не хочу это видеть.

Во рту стало невыносимо горько. Я мысленно обругала шлем — из-за него нельзя даже сплюнуть, — скривившись, проглотила горькую слюну и сказала:

— Да, конечно, пойдем.

Коридор, которым мы шли, выглядел заброшенным. Пол покрывал слой вязкой грязи, кирпичные стены блестели от плесени.

Карлик остановился у очередной ничем не примечательной ниши, нагнулся и просунул руку в дырку от выпавшего кирпича. Внутри стены щелкнуло, и очень медленно, с леденящим кровь скрежетом, открылся узкий проход.

— Заходи!

Карлик вприпрыжку кинулся вперед. Лампа дергалась в его руках, и от нее на серые камни ложились желтые отсветы.

— Сначала сюда! Вообще-то, раньше тут был отдельных вход сверху, а стена отделяла заведение от подземелий. Но потом — когда отец Кевера стал градоправителем — пришлось прикрыть лавочку от греха подальше и замуровать люк.

— Что это за место? — пригнув голову, я вошла в сумрачный зал.

— Ооо...

Карлик, насвистывая мелодию похабной песенки, прошелся по залу.

Невысокий потолок подпирало множество колонн и арок, создавая беспорядочный лабиринт. Некоторые проемы были загорожены старыми ширмами, на которых поверх вышивки пророс грибок, будто заляпав выцветшие сюжеты алым. Многочисленные канделябры — аляповатые и дешевые на вид — плотно оплела паутина. Правда, ни одного паука я не увидела, наверное, вымерли от голода. У дальней стены стояли стеллажи, на которых пылилось несколько винных бутылок — пустых.

Напевая, карлик обошел зал, зажигая все огарки в канделябрах. Подземелье наполнилось трепещущим, нервным светом. Тени от предметов трепетали, как флаги на сильном ветру.

— Что это за место? — я задумчиво взяла с полки бутылку, на дне которой плескалось что-то темное.

— Все для наслаждения... В этом-то и смысл жизни, а? Чтобы тебе было хорошо как можно чаще и дольше.

— Ты хочешь сказать?..

— Здесь был подпольный бордель. Из таких, которые запрещены даже в Карионе. Для тех, кому уже наскучили банальные ласки... для тех, кому хочется пощекотать нервы.

— Что ты имеешь в виду? — я не была уверена, что мне действительно хочется знать, но все же спросила.

Карлик осклабился:

— Говорят, что люди с нежитью, как вода с огнем — никогда не могут сойтись вместе. Поэтому для кого-то забавно завалить не просто потаскушку, а создание локхе. Выйти за грань, разве это не прекрасно?

Его лицо выражало бешеную и беспощадную ненависть.

— Я думала, что все разговоры о том, что переспать с нечистью доставляет особое удовольствие — всего лишь дурацкие слухи!

— Так и есть! Это отвратительно. Приятным может быть только факт, что ты делаешь нечто выходящее за рамки морали, — отрезал карлик. — Я знаю, пробовал.

— Ты сам наполовину нечисть.

Наверное, не надо было этого говорить, но я уже слишком завелась, чтобы сдерживаться.

— Да-а, — протянул карлик, — моя мамочка была обдерихой. Ее инстинкты — здоровые инстинкты хищника — заставляли ее оборачиваться вокруг жертвы, плоть к плоти. Просто чтобы сожрать. Нормальный, естественный акт. А папочка услышал от других контрабандистов, что близкий контакт определенных органов с начавшей жрать обдерихой — куда лучше, чем совать это в очередную шлюху. Плоть среди тугой плоти, по которой прокатываются мускульные волны, потому что нужно хорошенько обернуться вокруг жратвы. А сознание того, что, если контроль чуть ослабнет, ты действительно окажешься пищей своей любовницы, заводит еще больше.

Я оперлась о полку, пачкая плащ пылью, и безотчетно, не сводя взгляда с карлика, поднесла горлышко бутылки к забралу. Резко пахнуло вином и гнилью.

— Папочка, конечно, не рассчитывал, что она забеременеет. Но потом очень обрадовался. Рассчитывал продать родившегося звереныша за хорошие деньги.

Я разжала пальцы, и бутылка встретилась с полом, разбившись на множество осколков, среди которых расплескалась темная слизь с омерзительными сгустками.

— Это ужасно, — прохрипела я.

— Отец был большим зверем, чем мамочка.

— Мне очень жаль...

— Клал я на твою жалость. Как бы ни было людям жаль урода-карлика, они все равно продолжают смотреть на меня, как на прокаженного. Даже в рыночной толпе ко мне стараются не прикасаться, — кривая улыбка сделала его лицо еще более отталкивающим. — Жалеть на расстоянии так удобно!

Внезапно меня захлестнула ярость. Зачем мне знать все это? Почему я должна смотреть на эту гадость, разделить с этим почти незнакомым мне получеловеком ношу всех мерзостей, что вытворяли они с Зогом?!

— Так чего ты хочешь от меня?! Чтобы я сдохла? Чтобы весь мир сдох с солидарностью к твоим мучениям?!

— Было бы неплохо.

Он сказал это без тени иронии. Но с безграничной болью.

Я порывисто вдохнула, чтобы хоть немного успокоить злость, и сказала:

— Зог мертв. Ты можешь начать новую жизнь. Если хочешь.

Мне хотелось проклинать карлика, но почему-то я попыталась успокоить его. Словами — доброты для теплого тона голоса мне не хватило, и слова прозвучали скорее презрительно, чем успокаивающе.

— Я ненавижу его... Я думал, что уже забыл и успокоился, но нет. Странно, правда? Когда я узнал обо всем, я подумал — вот, теперь каждое утро моей первой мыслью будет эта... Я сын твари локхе, которую изнасиловал мой отец.

— Но прошло время, и ты перестал об этом думать каждое утро...

— Да. Но моя ненависть к нему всегда со мной, — он положил руку на грудь. — Когда я сплю, когда смеюсь, когда я почти счастлив — часть меня всегда продолжает ненавидеть.

— Он мертв.

— Какое мне до этого дело!

Огарки в канделябрах стали, один за другим, гаснуть.

— Время прошло, и зал уже не так светел, вино стало дерьмом, а красотки уже не красивы... — проговорил карлик нараспев.

Он, подтанцовывая, пересек зал и нырнул назад в коридор.

— Пойдем, Зандра, ты еще не видела самого интересного!

Наверное, охватившее его безумие отчасти передалось и мне. Я без слов последовала за Виком.

Коридор закончился тупиком. Тут карлик не стал мудрить, просто ударил ногой, и кирпичная стенка развалилась, как песочная.

Желтый свет лампы осветил пещеру. Нет, стены и потолок здесь явно были рукотворными, но помещение выглядело таким заброшенным, будто люди потеряли право считать его своим. По центру широкой каверны был проложен желоб, по нему струился мутный поток.

— Знаешь, что это?

— Что?

— Река Кариона. У нее было имя, но его давно забыли. Потому что проклятый ручей ушел под землю. Он течет по подземным полостям и — кое-где — по трубам и желобам. Именно его вода наполняет все карионские колодцы, или напрямую через водостоки, или просачиваясь через породу.

В голосе карлика слышалось ядовитое торжество, будто он показывал мне не подземную реку, а источник боли для всех врагов.

Я взяла у него фонарь — точнее, силком вырвала из рук. И, спотыкаясь от торопливости на кирпичном полу, поспешила к желобу.

Вода текла так спокойно и плавно. Серые тела Посланников колыхались в струях реки, как колыхались бы водоросли, если бы росли в этом проклятом потоке. Их было много.

— Никто не знает, что здесь случилось, — сказал карлик. — Никто... Мы надеялись, что вода унесет тела в море и там их сожрут рыбы. Но их головы будто присосались к стенкам. Может, Посланники не могут покидать свой город?

Их было очень много. И каждый день жители Кариона пили воду, которая касалась этих тел. И я пила...

Успокойся, Зандра. Все дело только во времени и расстоянии. Кровь становится водой, а мертвое тело — землей. Плоть распадается, становится пищей для растений, самая мерзкая жидкость испаряется, становится облаками и снова проливается — уже чистой.

Успокойся.

Я опустила голову и уставилась на собственные ладони в перчатках. Пальцы дрожали.

— Никто не знает, что здесь случилось, — прошептал карлик. — Потому что никто не хочет знать.

— Почему кто-то должен? Это ваше с Зогом дело.

— Не-е-ет. В наше время — да, мы единственные, которые этим занимались. Но все благосостояние Кариона, его мостовые, башни, площади, порт — все построено на деньги от контрабанды. А, чтоб ты знала, разные города специализируются на разных видах запрещенных товаров. Специализация Кариона — нечисть, создания локхе. Для удовлетворения любопытства, тщеславия и, — последнее слово он прошипел, — страсти.

— Хочешь сказать, это длится веками?

— Кто-то и раньше тут призывал нечисть. Мы с отцом нашли следы, собственно, так ему и пришла в голову блестящая идея — сделать из меня манок.

Он сел на корточки возле реки и коснулся пальцами воды. Серые тела Посланников извивались, как живые. Некоторые были истерзаны в клочья, другие — совсем целые.

— Мы пробовали их сжигать, но в подземельях это только дает облака вонючего дыма. Трупы даже не занимаются. Слишком влажно, — он вскочил на ноги, схватил меня за руку и потянул. — Теперь сюда!

Мы бегом пронеслись рядом с потоком, выше по течению. В конце зала, рядом с круглым отверстием, откуда вытекала река, поднимался вверх широкий коридор. Пол тщательно выложен брусчаткой, на равном расстоянии — небольшие канавки. В стенах часто укреплены держатели для факелов.

— Здесь они умирали, — хрипло произнес карлик. — По выемкам текла их прозрачная кровь, факелы освещали агонизирующих и еще живых. Отец стоял наверху и разбрызгивал на них кислоту, тех, кто пробирался слишком близко приканчивал ядовитым клинком, — его голос сбился, стал глуше, — от этой поганой смазки мечи ржавели на глазах, можешь мне поверить.

— А ты...

— Я стоял за отцом и звал нечисть, — он усмехнулся одной половиной рта. — Бывало, Посланники или какие-нибудь живоглоты, которые появлялись за ними, пытались добраться до меня. Они каким-то образом знали, что я всему виной и пытались меня прикончить. Но я никогда не боялся, никогда неверной ноты не взял. Я знал, что отец всегда прикроет меня.