Лаэр-Данвед

Глаза волка ещё больше налились кровью, хотя это казалось уже невозможным.

"Она остаётся. Или остаётесь оба. Нет разницы."

Келегорм по-прежнему не отрывал взгляда от волка, пытаясь переломить его волю, навязать ему свою. По сторонам он не смотрел и потому упустил момент, когда летучая мышь исчезла, а вместо неё на каменистую землю ступила женщина в чёрном платье, закутанная в чёрный плащ.

Волк Ангбанда недоверчиво обернулся к ней. Он видел Тхурингвэтиль и едва ли мог на глаз распознать подмену, но, видимо, кое-как улавливал дыхание её настоящей силы — силы майэ.

Не дрогнув, она шагнула прямо к его морде, протягивая безоружные руки. Всего на мгновение чудовище опешило — но этого мгновения Лютиэн хватило, чтобы набросить край плаща на его безобразную голову. Волк попятился, нетвёрдо перебирая лапами, и Келегорм услышал, как щёлкнули клыки на его сомкнувшихся челюстях. Зверь сделал ещё один шаг — и повалился на краю расселины, сражённый сном на месте.

У Келегорма имелся кинжал, но пускать его в ход сейчас было нельзя — если мёртвого стража обнаружат, весь Ангбанд переполошится. Он с сожалением отступил.

— Идём, — шепнула Лютиэн. Её пальцы снова взъерошили ему шерсть, и Келегорм заметил, как дрожат её руки. Потом заклятие подействовало, и он поднялся с земли — громила в серой накидке из волчьей шкуры.

Во вьюке почти ничего не осталось — они брали еду из такого расчёта, чтобы назад возвращаться налегке. Келегорм достал Ангрист, спрятал его в сапог, а сам вьюк спихнул в расселину. Тихо пройдя мимо спящего волка, они направились к воротам.

Створки из стали и чёрной бронзы высотой в четыре роста были приоткрыты на ширину вытянутых рук. За ними было темно — словно свет угасающего дня спотыкался на пороге, не смея заглянуть в недра Железной Темницы. Келегорму захотелось обнять Лютиэн, подбодрить её перед лицом этой жадной темноты — но за ними уже могли следить изнутри.

"Мы посланцы Владыки Севера. Мы возвращаемся к нему с важными известиями".

Плечом к плечу они шагнули в ворота, и мрак упал на них, как глухой чёрный мешок.

За мраком был свет. Жёлтый, коптящий огонь факелов и светильников, запах гари, смолы и топлёного жира. Келегорм и Лютиэн — нет, Драуглуин и Тхурингвэтиль стояли в большом, тускло освещённом зале, где без труда мог развернуться конный отряд с копьями наперевес. Или пара балрогов. Стены здесь были покрыты толстым слоем сажи, как изнанка огромной печи. На полу под ногами хрустела корка спёкшейся золы и окалины.

Отсюда вели несколько дверей. Одна, окованная металлом, была заперта на засов, другая закрыта кованой решёткой с изображением трезубой короны. Третья и четвёртая выглядели обыкновенно, и Келегорм наугад толкнул одну из них. За дверью было ещё одно помещение, что служило, по-видимому, привратницкой. Уже по царящей здесь грязи и беспорядку можно было понять, кто здесь обитает, — и точно: за грубо сколоченным столом сидели трое орков. Келегорм не стал присматриваться к тому, что они ели и пили, но отметил про себя, что стража тут никуда не годится. Видимо, с тех пор, как к воротам приставили чёрного волка, орки вконец обленились и забросили свои обязанности.

Увидев, кто стоит на пороге, они повскакивали с мест, и в жёлтых выкаченных глазах отразился нешуточный испуг. Келегорм смерил их грозным взглядом и ткнул пальцем в того, кто выглядел самым мелким и бестолковым.

— Ты, — процедил он на той грубой смеси искажённого синдарина и языка людей, которую орки неплохо понимали наряду с Чёрным Наречием. В Аглоне и Химринге таким ломаным языком приходилось пользоваться при допросе пленных. — Проводить к Владыке. Проводить быстро.

У людей или эльфов подобный приказ мог бы вызвать подозрения: с чего бы это служитель Ангбанда забыл дорогу к чертогам своего повелителя? Но орки, по счастью, оказались достаточно глупы — или слишком напуганы, чтобы задаваться лишними мыслями. Тот, на кого указал Келегорм, затрясся, но взял факел и связку ключей со стола, открыл решётку и пошёл вперёд, подсвечивая дорогу.

Другой конец прохода перегораживала такая же решётка с короной. Проводник открыл её — и они вошли в сердце Ангбанда.

15. Свет в ладони

Ангбанд — Наурглан, месяц нарбелет 457 г. Первой Эпохи

Если бы Келегорма спросили, на что похож Ангбанд изнутри, он затруднился бы ответить. Не потому что цитадель Врага была так уж страшна и омерзительна, нет — Ангбанд состоял не только из смрадных подземелий, где плодились орки и угасали в неволе скованные узники, да огненных пещер, населённых драконами и балрогами. И хотя Келегорм не сомневался, что эти подземелья и пещеры существуют, но увидеть их ему не довелось — орк повёл "посланников Ужасного" в ту часть замка, которую Моргот выстроил для себя и на свой вкус.

Келегорм родился и вырос в Валиноре, он знал Валар и видел их труды. Но, хоть Моргот и был существом той же природы, возведённую им крепость нельзя было и близко сравнить с творениями Сил Запада; и дело было не только в том, что те строили на радость и во благо обитателям Арды, а Моргот — на зависть и страх.

То, что создавали Валар, не вступало в противоречие с остальным миром. Кони Оромэ были быстроноги, но всё же оставались конями, кэлвар. Два Древа Йаванны сосредоточили в себе весь свет Амана, но они росли, цвели, плодоносили и погибли, как все деревья, предпетые в Видении Эру. Даже рудные жилы, проведённые Аулэ, не пронизывали землю, как попало, а залегали сообразно с устроением её каменной плоти. Валар были вольны в своём творчестве, но всё, что они творили и строили, пребывало в согласии с законами Арды и её естества.

В Ангбанде же каждая мелочь выказывала пренебрежение этими законами, выворачивая наизнанку все представления о гармонии и порядке. Арка, взлетающая вверх изящным и стремительным изгибом, оползала с другой стороны смятыми, исковерканными складками, лестницы обрывались в пустоту, ровные стены и полы перекашивались едва заметными, но режущими глаз изломами, в которых не было ни строгого равновесия узоров, любимых гномами и синдар, ни прихотливого полёта мысли, присущего нолдорскому творчеству. Изысканно прекрасные очертания сменялись нарочитой неправильностью цветов и пропорций, совершенные линии соседствовали с ошеломляющим уродством.

А ещё здесь не было ничего, что несло бы на себе печать ручной работы, — ни каменной кладки, ни оструганного дерева, ни кованого металла. Проходы выглядели так, словно их прорезали в толще скалы, но на стенах не было следов кирки или зубила, и никакому мастеру не удалось бы так чисто заполировать шероховатости и стыки. Иные покои напоминали пузыри, застывшие внутри камня, — настолько гладки были их вогнутые стены. Иные лестницы походили на каскады вязкого хрусталя, стекающего с высоты бесформенными наплывами, как воск с догорающей свечи. Железные гнёзда для факелов вырастали прямо из стен — камень переходил в металл, сливаясь с ним, как сливаются слои в полосатом агате. Потолки индевели морозными узорами из мельчайшей серебряной испарины. Мрамор вёл себя, как податливая глина, глина растекалась водой, а вода застывала хрупким кристаллом, и во всём этом безумии виделся промысел могучей, изобретательной силы, которой доставляло удовольствие играть с формой и веществом, как волна играет с обломком дерева.

Но сколь могуча была эта сила, столь же и своевольна, и нетерпелива. Разнообразие красок и форм не складывалось в некий единый рисунок, за хаосом отдельных деталей, порой красивых и притягивающих взгляд, не было видно общего замысла. Падший Вала творил легко, без видимого труда — но и без усердия, которому учит труд. И оттого каждая вещь здесь выглядела как плод мимолётного вдохновения, заброшенный сразу же после создания, очередная безделушка в череде таких же скороспелых, незавершённых произведений. И была в этом какая-то ненасытность, словно Моргот раз за разом пытался утолить жажду творчества, изощряясь в самых смелых и невероятных выдумках, но терял к ним вкус, едва они обретали вещественную форму. А за ненасытностью чувствовалась безысходность и пустота.

Только увидев Ангбанд, Келегорм начал отдалённо понимать, откуда в Морготе эта страсть к уничтожению. Разучившись творить, изверившись в радости созидания, Враг стал искать радость в разрушении. И преуспел в этом — достаточно было вспомнить погубленные Деревья, обрушенные башни Форменоса и убитую красоту степей Ард-Гален.

Достаточно было вспомнить украденный свет Сильмариллов...

...Они шли кругами — по узким проходам, загибающимся всё время противосолонь, по спиральным лестницам и покатым спускам, по цепочкам сообщающихся между собой комнат и пещер. Словно они двигались внутри громадного осиного гнезда, пробираясь всё глубже и глубже, к срединной ячейке — туда, где обитал повелитель чёрного роя, терзающего Белерианд.

Когда в конце прохода забрезжило слабое сияние, орк-привратник задрожал с головы до ног и опрометью бросился назад, забрав факел с собой. Келегорм и Лютиэн остались в темноте, но это было уже не важно — они видели, куда идти. Ещё одна несколько десятков шагов, ещё одна арка, словно выплавленная в каменной стене, — и они вышли из тёмного лабиринта на свет.

Тронный зал Ангбанда потрясал своими размерами. Чертоги Нарготронда и Менегрота показались бы тесными по сравнению с необъятной величиной этой пещеры, своды которой уходили на едва доступную взгляду высь. Чёрные базальтовые стены растворялись в тенях, а потолок был далёким, как небо — пустое небо первых дней творения, ещё не оживлённое огнями Варды.

Здесь не было факелов — их свет просто потерялся бы в пустоте, не долетев от стены до стены. Вместо них другой свет озарял пространство — ровный, как сияние звёзд в холодную погоду, и яркий, как сполох молнии, но не слепящий, а словно ласкающий глаза. Он струился из дальнего конца зала, будто пропитывая сам воздух, и даже тени от него на чёрном полу казались серебристыми, как лунная рябь на озере ночью.

Чем ближе они подходили, тем светлее становилось вокруг — а тот, кто ждал их в конце зала, купался в этом холодном огне с головы до ног. Он восседал на троне из чёрного камня — и сам был подобен камню, громадной скале, обросшей вместо мха колючей металлической чешуёй. Исполинская фигура, от шеи до пят закованная в доспехи, словно изваянная из мрака и воронёной стали. Он был под стать этому залу... нет, внезапно понял Келегорм, — он и сделал этот зал под себя, нарочно расширил его до невероятных размеров, чтобы каждый, входящий сюда, как бы уменьшался в сравнении с ним. Чтобы чувствовал себя букашкой под ногами Могучего...

Лицо Моргота под чёрным венцом было бледным, землистого оттенка — и сияние трёх Камней высвечивало кое-где тёмный рисунок жил. Глаза мерцали белым огнём, но в потоке льющегося сверху света казались тусклыми, как старый перламутр. Кожу рассекали глубокие рваные борозды — они тянулись от глаз сверху вниз, по три на каждой щеке, и чёрная кровь из них сворачивалась медленными каплями на тяжёлом, как глыба, подбородке.

— Я ждал тебя, Туркафинвэ Феанарион. — Несмотря на устрашающий облик, голос Моргота мало изменился с тех пор, как он звался Мелькором и гостил в доме Феанора. — Добро пожаловать.

~ ~ ~

Келегорм ничего не успел сделать. Не успел даже прикоснуться к оружию, хотя и это ничего бы не изменило — что такое один кинжал против силы самого Врага?

Рука Моргота в чёрной латной перчатке поднялась над их головами... и не ударила. Едва заметное движение пальцев в воздухе, как бы стряхнувших невидимую пыль, — и грудь под заколотой фибулой словно огнём обожгло. Келегорм выдохнул сквозь зубы и услышал сдавленный стон Лютиэн, а потом — негромкий звон: это упали на пол оба амулета. Наведённые Финродом чары рассеялись: вместо майар-оборотней перед троном Врага стояли два эльфа в одежде служителей Ангбанда.

Кожа в том месте, где была застёжка, болела, словно зачарованный металл обжёг её сквозь ткань одежды. Лютиэн непроизвольно прижала ладонь к груди. В чёрном одеянии Тхурингвэтиль она казалась совсем бледной, и Келегорм, встав рядом, взял её за руку. Теперь уже незачем было таиться — оставалось лишь утешаться мыслью, что они умрут вместе.

— И снова говорю — я ждал тебя. — В голосе Моргота не было слышно гнева. — Я был бы рад, если бы ты пришел ко мне с открытым лицом, как гость и друг. Но ты прибег к недостойным уловкам и попытался проникнуть в мой дом путём обмана. За это я и преподал тебе и твоей подруге маленький урок вежливости. Надеюсь, вы усвоили его?

Отвечать "нет" было опасно, отвечать "да" — унизительно. Закусив губы, Келегорм пытался понять, что кроется за этим показным дружелюбием. Желание помучить их, поиграть с беспомощной добычей? Что за глупости, у Моргота в запасе не одна сотня куда более действенных и изощрённых способов мучительства... От этой мысли внутренности снова свело жгучим холодом безысходности. Лютиэн... О чём он только думал, когда согласился разделить с ней этот путь, с первого шага обречённый на неудачу?

— Итак, зачем вы пришли сюда? Отвечайте честно, я не терплю, когда мне пытаются солгать.

Келегорм вскинул голову. Значит, Отец Лжи желает слышать правду? Ну, что ж...

— Я, Туркафинвэ Тьелкормо, сын Куруфинвэ Феанаро, пришёл за наследием моего отца, — громко проговорил он. — За Сильмариллами, которые ты похитил у него и которыми владеешь без всякого права.

Моргот склонил голову набок, разглядывая дерзкого с высоты трона и своего исполинского роста. Его взгляд давил почти осязаемой тяжестью; Келегорм напрягся всем телом, но глаз не опустил. Он смотрел в огненные зрачки Врага, чуть прищурившись, но не моргая и не отворачиваясь — как лучник смотрит на цель.

— Ты сильнее своих братьев, — медленно произнёс Моргот. — Маэдрос тоже был отважен, но отвага обречённого немного стоит. Тебе, в отличие от него, есть что терять.

Келегорм сжал тонкие пальцы Лютиэн. Так странно было ощущать хрупкость её и своей плоти перед лицом живой стихии, одной из первозданных Сил Арды. Он слышал мысли любимой, полные смятения и страха, но под покровом страха таилась спокойная твёрдость. С удивлением он понял, что источник этой твёрдости — он сам и вера Лютиэн в него.

Да, им двоим было, что терять. Но, кроме того, что мог отнять Моргот, было и то, что они не потеряют уже никогда — в жизни, в смерти или в посмертии.

— Что ж, — Моргот чуть отвёл глаза, прикрыл тяжёлые веки. — Я всегда рад встрече с сыновьями Феанора. Твой отец был поистине велик — и как мастер, и как мудрец. Из всех эльдар он один мог понять меня. Ты, наверное, не поверишь, если я скажу, что его смерть была для меня большой потерей?

— Ты!.. — От гнева голос Келегорма пресёкся, лицо обдало морозом. — Ты убил его!

— Да. А тебе никогда не случалось убивать тех, чьей смерти ты не желал? — Моргот улыбнулся, зная, что стрела попала в цель: история резни в Альквалондэ не была для него тайной.

Келегорм задохнулся, словно налетел грудью на древко копья.

— Мы были друзьями, — продолжал Моргот. — Ты ведь и сам это помнишь. Были времена, когда Феанор видел во мне не врага, а союзника и мудрого советчика. Жаль, что он послушал Валар, которые лили ему в уши ложь и внушали недоверие ко мне.