Эльва

Они, словно чувствовали, что вокруг корабля-города есть только пустота, и не пытались прогрызть металл в поисках лучшего места обитания. В общем, ущерб от них был не очень большим — они не обращали внимания даже на снующих по кораблю ремонтных роботов и выходящих с конвейера боевых андроидов. И Эльва не знала, что случится и как изменится их поведение после того, как андроиды откроют по ним огонь... В общем, Эльва заморозила процесс выполнения решения под номером Х2715-AS, по крайней мере до тех пор, пока по этому поводу не спросит инструкций у капитана...

Ну а второй вопрос, который она ему задаст, будет относиться к её поведению по отношению к зависшему рядом с ней флоту Великого. Главное, чтобы он присвоил ему статус: враг, друг, и множество различных вариаций. Кроме того, необходимо чтобы он указал действия в отношение органических кораблей, которые беспрестанно поднимаются с планеты Двадцать-тринадцать и пытаются атаковать флот Великого. Пока что флот отражает эти атаки без потерь, но странные корабли с каждой новой волной меняют форму, становятся крупнее или проворней, с более дальним или с более точным оружием. Словно кто-то там, на планете, "рожает" все более совершенные корабли, а от старых попросту избавляется. К тому же, была и еще одна странность. Один из этих несуразных кораблей как-то умудрился незамеченным подойти к Сердцу Эльвы на расстояние выстрела. Его органическое оружие уже взяло колосс в прицел, внутренняя емкость до вздутия заполнилась невероятно едкой кислотой, а нагнетающая камера скомпенсировала огромное давление... но что-то произошло. Живой корабль замер, а потом вдруг передумал атаковать, повернулся боком и стал приближаться к фрегатам ОСА. Возможно, он понял, что колосс ему не по зубам, и поплыл искать более подходящие цели, а может быть он учуял внутри Сердца Эльвы множество демонов — органическую жизнь, немного напоминающую сами корабли, но как бы там ни было, атаковать он не стал. Кстати, до армады Великого странный корабль не добрался: истребители расстреляли его задолго до того, как он подобрался до отметки максимальной дистанционной стрельбы. Но смысла это не меняло: существует вероятность, что эти корабли с Двадцать-тринадцать были союзниками. Возможно, об этом что-либо знает капитан — надо спросить.

В общем, неопределенность для Эльвы была очень страшна. Страшнее даже чем грусть и отчаяние.

Временами она думала, а хорошо ли то, что с ней произошло? Хорошо ли, что она обрела свое "Я" и не делает ли она ошибку, не позволяя Великому вернуть ее в прежнее состояние. Испытывать эмоции, оказывается, было... болезненно и неприятно. Но потом она вспоминала про капитана, и все сомнения уносились прочь. В ее базах было заложено, что существуют и положительные эмоции. Возможно, капитан научит ее радоваться и испытывать счастье — пусть не сейчас, а когда-нибудь потом...

Кстати, пси-излучатель уже произведен, теперь осталось только его настроить. Очень-очень скоро она будет с ним общаться. Приятное слово...

* * *

Остаток дня пролетел как одно мгновенье, но вечер, к сожалению, не задался. Сжалившись над моим нечаянным учителем, у которого уже кипел мозг и заплетался язык, я сдал его на руки слуг, проводивших его в особняк. Я хотел было, провести время оставшееся до наступления сумерек, за применением полученных от мага знаний на практике. Но эксперименты были нещадно прерваны возникшей за спиной ведьмой.

Оглядев ее с головы до ног, сменил недовольство на настороженность — неспроста она так вырядилась, накрасилась и причесалась.

Горящие огнем в лучах солнца, клонящегося к зениту, рыжие пряди были собраны так, что закрывали правую половину лица, зато левая сторона выглядела как лик эльфийки, правда, немного ненатурально — нанесен слишком толстый слой штукатурки. Видимый мне глаз невинно хлопал длиннющими и черными, как смоль, ресницами, создавая впечатление наивного и пустоголового образа. Пришла догадка, что она собирается включить дурочку, просьбам которой приличному человеку трудно отказать. Ведь ему так хочется хоть чем-то помочь обделенному мозгами существу.

На тонкой шее на этот раз не было золотого обруча, его заменила серебряная цепочка, которая, опускаясь на грудь, переходит в широкое сапфировое ожерелье. Центральный сапфир продолговатой формы был настолько огромным, что занял все место в открытой ложбине между литыми грудями.

Ее костюм имел вычурную, вульгарную, и вместе с тем, сохраняющую достоинство форму: открывая шею и всю ложбину до солнечного сплетения, он полностью закрывал все остальное. А дабы он не разошелся из-за рвущейся на свободу плоти, открытые края приковывались небольшими серебряными цепочками, полностью сливающимися с ожерельем.

Под юбкой ниже колен были черные, совершенно непрозрачные чулки, обвитые частыми ремнями, которые, впрочем, только подчеркивали стройность ног. В общем, ее вид, полностью устраивавший меня с эстетической точки зрения, не понравился мне своей нарочитостью и агрессивностью. С первого взгляда понятно: особь вышла на охоту.

Сорок минут диалога, в ходе которого я кривил рожу, скрипел зубами и едва сдерживался, чтобы открыто не послать ее на три буквы, привели к результату противоположному желаемому. Она настолько сильно извела меня своим бесконечным сюсюканьем и непрошибаемой маской восторженной поклонницы моего таланта, что я не выдержал и сдался. Взяв с нее слово, что после этого она отстанет от меня минимум на трое суток, я согласился сопровождать её во время вечерней прогулки должной завершиться любованием закатом.

"Да черт с ней, потерплю часок, зато на трое суток у меня возникнет иммунитет к ее обществу" — думал я тогда, не подозревая, насколько серьезно ошибся.

В конечном итоге, она завела меня на огромное озеро, отобрала у рыбака, едва выгрузившего улов, лодку, и заставила грести. Если бы неосмотрительно данное ей обещание, я бы, конечно, отказался, но выхода не было — пришлось садиться за весла и устраивать ей прогулку по озеру.

В этом правда, был приятный, хотя и подозрительный момент: она замолчала. Всю дорогу от замка пыталась как бы невзначай выяснить кто я такой (не бог же, в самом деле). Начала она с вопросов о песне: кто научил словам, где научился играть. Повторив легенду о том, что научила какая-то поселившаяся в деревне женщина, я надеялся ее позлить, но не вышло. Она посерьезнела и обвиняюще сказала, что я не говорю ей правду. Но тут же спохватилась и объяснила, что она вовсе не дура и все поняла сама.

На вопрос, что же она поняла, сказала, что господин пел песню своей сестры. Он как и она были великими чародеями, но расстались, поскольку господин решил спуститься в мир людей.

Я улыбнулся. Последняя фраза была в точку. Но никак не прокомментировал её гипотезу.

В общем, вечер был потерян...

Медленно и бездумно работая веслами, взглянул на красный солнечный диск, окутанный алой пеленой. Какие-то белые, летающие над водой птички красиво и восторженно чирикали в попытке взять как можно больше от оканчивающегося дня. Недалеко, у берегового камыша вальяжно проплыло утиное семейство, а в стороне, из кромки леса высунулся олень. Он глянул на нас настороженно и решил отправиться на водопой в другое место...

— Как красиво, — выдохнула Лейа.

Я кивнул — впервые с ней согласен. Она улыбнулась, словно невзначай положила руку мне на колено и, чуть придвинувшись, произнесла отчего-то томным голосом:

— Знаешь, я больше не замужем...

Я кивнул:

— Знаю.

Она улыбнулась шире. Ее ровные, красивые, будто каждый день отбеливает, зубы осветили мое лицо. Она вложила в голос еще больше томности и многозначительно продолжила:

— Теперь мне можно многое из того, что не позволялось раньше...

Не дождавшись моей реакции, она придвинулась еще ближе, ее задница уже едва касается лодочной скамьи. В глаза бросился широкий разрез и краешки ее дынек — я непроизвольно сглотнул. Это послужило ей сигналом, и, прикрыв глаза, потянулась ко мне губами...

Проходит секунда, другая, а она подбирается все ближе и ближе к моему лицу. Наконец произношу:

— Скажи , Лейа, а ты никогда по лицу веслом не получала?

Она отшатнулась, испуганно распахнула глаза:

— Н-н-нет, не получала.

Я удовлетворенно кивнул:

— Хорошо.

Солнце уже почти зашло, галдящие птицы разлетелись по гнездам, и на озере повисла тишина. Однако наслаждался я ею не очень долго, не больше двух минут. Притихшая ведьма вновь заставила обратить на себя внимание:

— А-а-а... — протянула она.

В моих глазах нехорошо блеснуло (иначе, почему она отодвинулась еще дальше?), но я поинтересовался мирно:

— Да, Лейа, ты хотела что-то спросить?

Она кивнула, опасливо посмотрела на весло и для верности кивнула еще раз:

— Да... господин, а к чему вы это спросили?

Я посмотрел на нее недоуменно, и неопределенно пожал плечами:

— Так... разговор поддержать.

Ее перекосило.

Зато всю обратную дорогу не произнесла ни звука, что несказанно меня радовало. И даже войдя в особняк, она не пожелала мне спокойной ночи, а просто велела слугам сопроводить господина в его опочивальни.

— Мда. Вечер был бессмысленно потерян, — произнес я, ложась в кровать и почти мгновенно засыпая.

Но тут же меня разбудил ворвавшийся в комнату с оружием наготове Балаур:

— Мой лорд, просыпайтесь, — пробасил он, — случилось что-то непонятное.

— А? Что? — спросонья тупил я, с удивлением глядя, как через опущенные шторы пробиваются рассветные лучи.

— Ночью город покинули почти все жители. Оставшиеся утверждают, что он проклят и паладины предадут его очищающему огню...

Я хлопал глазами. Потом дошло:

— Они собираются сжечь город?

— Не знаю, — бросил Балаур, — я не думаю, что какая-либо ведьма достойна того, чтобы из-за нее сожгли город. В любом случае вам надо взглянуть на это самому...

— Взглянуть на что?..

— На армию, окружающую город.

Вбежав на башню замковой стены, расшвырял столпотворение растерянных солдат и ошарашенных слуг, припал к бойнице. Господи, их тут тысячи! И это всё против меня?!

С высокого утеса, на вершине которого располагался замок, хорошо просматривался окружающий пейзаж. Но любоваться тут было нечем: там, где раньше простирались волнующееся на ветру желтое море пшеничных колосьев и зеленые луга в приозерном крае, сейчас были разбиты военные лагеря, поставлены офицерские палатки, разожжены костры, выставлены дозоры. Всюду маршируют патрули и рысью мчатся конные разъезды.

Солдаты, отложив мечи и копья, махали топорами и лопатами, рыли рвы, насыпали валы и вбивали в них колья. Руководящие ими офицеры готовились к осаде по всем правилам. Они будто бы и не знали, что гарнизон крохотного замка, стоящего на утесе, не имел сил для внезапных вылазок и контратак, а город, с наглухо закрытыми воротами обезлюдел до такой степени, что смог собрать не более сотни ополченцев (благодаря Балауту, убедившему немногих оставшихся в нем людей, сражаться за свою жизнь и имущество) — пустяк в сравнении с армией, насчитывающей тысячи, а то и десятки тысяч человек. И судя по пыли, поднимающейся на горизонте, это не окончательные цифры.

Лесок, стоявший на берегу озера, который еще вчера вечером радовал глаз, был вырублен под корень, а, возможно, тот самый олень, подозрительно посмотревший на нас с Лейей, плывущих в лодке, сейчас неспешно приближался к кострам, причем находясь вниз головой, со связанными вокруг жерди ногами. Я вполне мог представить как четверо солдат-лучников, таща на плечах жердь с тушей, шутили и смеялись, предвкушая на обед кашу с кусочками свежей оленины.

Заготовка леса шла резво, но без всякой суеты. Солдаты деловито стаскивали бревна на передний край поминутно вырастающих укреплений, где другие, под чутким руководством военных инженеров, сооружали из них осадные орудия. Уже сейчас видны контуры катапульт и требушетов, но из пришедшего обоза усталые кони-тяжеловесы выкатили несколько баллист и много-много телег с громадными валунами.

Но самое неприятное заключалось в том, что в одном месте, а точнее перед центральными воротами, наготове правильным строем стояла огромная часть войска. Горделиво реяли знамена, угрожающе блестели наконечники копий, пик и алебард, на кольчугах воинов и панцирях латников в первом ряду, играло спокойно-равнодушное солнце. Их командирам достаточно взмахнуть рукой, чтобы эта лавина полностью заполонила город.

— Открыть ворота! — закричал новый капитан гарнизона, заметивший приближение рыжей всадницы на черном коне.

Навалившиеся солдаты отворили тяжелые створки и пропустили хозяйку внутрь. Конь, оглушительно стуча копытами, описал на плацу небольшой круг и злобным, демоническим глазом уставился на людей, когда хозяйка натянула поводья. Она была бледная, но решительная. Сразу выделив меня из толпы, обратилась ко мне напрямую, подчеркнуто игнорируя всех, включая лорда Балаута.

— Господин, город взят в осаду армией святых братьев. Они собрали всех, от простых солдат и храмовников до паладинов, Воинов и даже магов Ковена. Среди всего этого, мои демоны-разведчики углядели штандарты полков закаленных в боях с Эльвиями. Господин, у меня не слишком тактичный вопрос... Вы сможете одолеть эту армию?

Я задумался.

Смогу ли я одолеть армию? Хотелось бы, конечно, сказать да, ведь я такой необычный и исключительный, но когда смотришь на эту копошащуюся внизу тьму пехотинцев, всадников и осадных орудий, о своих сверхспособностях уже не думаешь как о панацее от всех проблем.

Если оценивать трезво, то да, я могу раздавить латников с помощью их же доспехов, допустим, даже завладеть оружием мечников и повернуть против них. Но что делать с теми, кто вооружен оружием на древке, топорами, копьями, луками и не носит даже кольчуг, которых, кстати, в армии большинство?

Голова сама повернулась назад, взгляд прошелся по гротескным фигурам големов и остановился на золотой статуе стоящей перед лестницей особняка. ...Теоретически я смогу перемолоть всю армию, но напрягают два фактора. Во-первых, моя персональная физическая усталость (я все же человек, а не бог, как считают некоторые ,сейчас смотрящие на меня с мольбой в глазах). К тому же, я не знаю предел своих возможностей, еще не проводил тесты на выносливость. А я почему-то не сомневался в том, что если буду вселять "розовый туман" (надо бы обозвать его как-нибудь покрасивее и попроще, например Сущность) направо и налево, рано или поздно устану до такой степени, что не смогу больше его вызывать и им управлять.

Во-вторых, очень здорово напрягали маги. Лейа сказала, что в армии их много, а значит, мои големы и защитный костюм из чистого золота вполне могут быть пробиты каким-нибудь разрушительным заклинанием, следовательно, положиться на них как на неуязвимые боевые машины нельзя. К тому же, я не сильно удивлюсь, если увижу других големов, сражающихся на стороне противника (правда, это скорее плюс, чем минус, если только они не будут каменные). Но если отбросить два эти фактора как излишне пессимистические, если предположить, что армия сама разбежится в самом начале битвы, когда увидит мою сокрушающую мощь, то да, я выиграю сражение.