Мужчина медленно опустил руку. Из груди его вырвалось приглушённое рычание.
— Убирайся! — приказал Галастроне. — Убирайся — или получишь стрелу в брюхо.
Целую минуту в душе Донати происходила борьба, от которой черты лица его страшно исказились. В какой-то миг показалось, что ненависть возьмёт верх над благоразумием — мужчина вновь начал поднимать дротик, — но тотчас острия дюжины стрел угрожающе блеснули.
— Уходим, — прохрипел мессер Корсо.
Слуги произвели отступательный манёвр на редкость чётко и слаженно, словно Донати целый год безжалостно муштровал их, обучая воинскому делу.
Вскоре под стенами дома никого не осталось, и лишь тогда Симоне Галастроне утёр капли пота, заструившиеся по его лицу, и без сил опустился на стул.
Глава 2
Дротик
Корсо Донати возвращался домой, будучи скорее смущённым, нежели разъярённым неудачей. На всём протяжении обратного пути он пытался избегать людских взглядов — таких желанных всего несколько минут назад. Мужчине казалось, будто горожане только и говорят, что о его поражении, весело смеются и отпускают язвительные шуточки.
— Ничего... — шептал он. — Посмотрим, кто станет веселиться в следующий раз.
Должно быть, предположения мессера Корсо оказались верны, и слух о его неудаче распространился по Флоренции с необычайной быстротой, поскольку едва мужчина сбросил с себя воинское облачение и швырнул в угол ставшую теперь ненужной рыцарскую шпагу, один из лакеев доложил о появлении Джери Спини.
Вскоре и сам банкир показался в дверях. Вид у него был удручённым.
— Пришли посмеяться надо мной? — не ответив на приветствие гостя, резко спросил Донати.
— Разве я когда-нибудь радовался вашим неудачам, мессер Корсо? — укоризненно посмотрел на него Спини.
— Не знаю.
— Прекрасно! — выдохнул банкир. — Так-то вы встречаете человека, поспешившего к вам в трудную минуту, чтобы протянуть руку помощи!
— Мне не нужна ничья помощь!
Спини молитвенно сложил ладони и промолвил проникновенным голосом:
— Успокойтесь, мессер Корсо. Возьмите себя в руки — лишь тогда вы сумеете взять верх над своими врагами.
— Я спокоен.
— Будь это так, вы не отвергли бы помощь, которую я вам предлагаю.
— Простите, мессер Джери, но чем вы способны помочь мне? Советами? Так я в них не нуждаюсь — настоящий рыцарь с малых лет знает, как должно наказывать человека, его оскорбившего. Деньгами? Никакое золото не смоет грязи, заляпавшей герб гранда — это сможет сделать только кровь. Так чего же мне ждать от вашего визита, кроме бестолковых разговоров?
Мессер Джери поспешно убрал руки за спину, чтобы собеседник не увидел, как ладони его сжались в кулаки.
— Что ж... Я могу уйти, — произнёс он. — Но сначала скажите: как вы намерены добраться до мессера Симоне, чтобы сразиться с ним?
— Чёрт возьми! — взревел Донати. — Откуда мне знать? Это чёртово отродье будет теперь прятаться за стенами своего дома до скончания времён! Может, устроить небольшой пожар?
— Даже не думайте об этом, если дорожите жизнью!
— Почему?
— Вас сожгут на костре. Или, что столь же вероятно, закопают в землю головой вниз. Вам этого хочется?
Мессер Корсо, невольно содрогнувшись, отрицательно покачал головой.
— Тогда послушайте, что я скажу, — торопливо заговорил Спини. — Поскольку нападение ваше не может быть оставлено подестой без внимания, он вынужден будет взяться за расследование.
— Постойте! — закричал Донати. — Вы ведь клялись...
— Да, — грубо прервал его мессер Джери, — я говорил, что с новым подестой вам нечего бояться. Но это вовсе не означает, что он должен сделать вид, будто ничего не случилось. Разумеется, мессеру Джану ди Лучино придётся устроить небольшой спектакль, чтобы никто не заподозрил его в злом умысле.
— Стало быть, мне всё же придётся явиться пред светлые очи нашего доброго подесты?
— Нет. Это сделает Симоне Галастроне: послезавтра, после утренней мессы. А может, и не встретится — кто знает?
Донати почесал подбородок и подавил улыбку, появившуюся было на его губах.
— Так-так... Значит, через два дня Галастроне покинет свою вонючую нору?
— Да.
— А если этого всё же не случится? Вдруг мой дражайший родич окажется ещё большим трусом, чем я думал?
— Тогда мессер Джан ди Лучино накажет его по всей строгости флорентийских законов.
— Славно придумано! — восхитился Донати. — Пожалуй, я должен извиниться перед вами за свою недавнюю горячность.
— Не нужно этого делать, мессер Корсо, — медленно сказал Спини. — Просто помните, что сейчас мы участвуем в войне — и потому сохраняйте выдержку и спокойствие, которые изумляли всех флорентийцев в часы опасности и не раз помогали нашей армии одерживать победы в кровавых поражениях.
Банкир направился к двери, однако вдруг остановился у порога, словно вспомнил что-то важное, и, обернувшись, сказал:
— И не забудьте, мессер Корсо, что у вас есть не только лакеи, но и друзья, и меч каждого из них окажется намного надёжнее сотни кинжалов простолюдинов.
С этими словами он покинул комнату, предоставив Донати возможность спокойно поразмышлять над услышанным и составить план действий. А в том, что в ближайшие два дня Корсо не сможет думать ни о чём больше, кроме предстоящей схватки с ненавистным родичем, мужчина не сомневался.
И действительно, оставшись в одиночестве, мессер Корсо уселся на скамью, подпер ладонью щёку, устремил взгляд в отворённое, несмотря на морозный воздух, окно и превратился в подобие каменного изваяния — так он был неподвижен. Лишь иногда губы мужчины начинали едва заметно шевелиться; вид его при этом становился таким угрожающим, что всякие сомнения исчезали: Донати рисует в воображении способ, которым окажется убит Симоне Галастроне.
Наконец, мессер Корсо поднялся со скамьи и пробормотал:
— Пожалуй, Спини прав: лучше обратиться к испытанным воинам, чем к жалкому отребью, чьи поджилки начинают трястись, стоит им пригрозить луком и стрелами. Что уж говорить, если завяжется настоящее сражение? Все они в ту же секунду упадут замертво!
Мужчина кликнул несколько слуг и принялся отдавать им приказания.
Вскоре во все концы города устремились гонцы в потрёпанных кафтанах с вышитым на них громадным серебристо-алым щитом — гербом семейства Донати; сам же мессер Корсо велел принести в свою комнату подносы с кушаньями и ближайшие полтора часа потратил на то, чтобы утолить пробудившийся внезапно голод.
— Когда вернутся эти чёртовы растяпы? — спрашивал он иногда самого себя, а затем запихивал в рот очередной кусок мяса или хлеба с толстым слоем паштета из щуки.
Однако прошло немало времени, прежде чем в комнату вошёл первый из вернувшихся слуг.
— Говори! — приказал Донати.
— Мессер Маттео ответил согласием на ваше предложение, господин.
Мессер Корсо удовлетворённо кивнул и отпустил слугу едва заметным движением ладони.
После этого гонцы стали возвращаться один за другим , и каждый из них спешил сообщить — одновременно испытывая и радость, и испуг:
— Мессер Синибальдо согласен.
— Мессер Форезе счастлив помочь вам.
Донати всякий раз принимался нервно потирать руки, услышав имена людей, ответивших на его призыв:
— Мессеры Джакинотто и Паццино деи Пацци...
— Мессер Герардо Бордони...
— Мессер Боккаччо Кавиччули...
Когда последнее из этих славных имён прозвучало в комнате и гулким эхом отразилось от стен, мессер Корсо вздохнул наконец с облегчением и торжествующе улыбнулся.
— Прекрасно... — прошептал он. — С такой армией можно брать приступом Барджелло — пожалуй, этого даже многовато на одного несчастного ублюдка Галастроне. Надеюсь, он издохнет от страха, едва увидит моих приятелей, и тогда не придётся марать руки его чёртовой кровью.
После этих слов, не суливших ничего хорошего Симоне Галастроне, Донати покинул свою комнату и поднялся в спальню своего старшего сына Симоне — юноши лет пятнадцати, успевшего уже благодаря вспыльчивому характеру приобрести среди горожан некоторую славу: гранды возлагали на него огромные надежды и утверждали, что со временем деяниями своими он превзойдёт отца, пополаны же, напротив, видели в неблагоразумии молодого человека источник постоянных опасностей и бед для Флоренции. Впрочем, пока с уверенностью можно было сказать лишь одно: Симоне был необычайно красив, и уже сейчас немало девушек вздыхало тайком от родителей, мысленно рисуя его чудный облик — а это говорило, что, стоило только молодому человеку принять участие в каком-либо сражении и получить там ранение, и тотчас он был бы объявлен героем, подобным Ахиллесу или Энею.
Войдя в комнату сына, мессер Корсо застал того сжимающим в руках толстую палку, которая, должно быть, заменяла юноше меч. Увлекшись своим занятием, Симоне не сразу заметил появление отца и, совершив внушительный скачок, очутился возле двери, а затем, развернувшись, взмахнул своим оружием.
Кончик палки просвистел возле самого носа мужчины — тот едва успел увернуться.
Увидев отца, юноша приглушённо охнул и залился краской.
— Ну, ну, отчего ты покраснел? — рассмеялся Донати. — Разве это преступление — упражняться в фехтовании? Нет, напротив: лишь такое занятие достойно мужчины и будущего гранда, а не чтение бестолковых книжек или перебирание бумажек. Пусть дети купцов учатся, как набивать мешки золотом; если понадобится, ты просто выпустишь кому-нибудь из этих безмозглых идиотов, не способных держать в руках меч, его поганые кишки — и дело с концом.
— Но я чуть не ударил тебя, отец, — пробормотал Симоне, не в силах поверить, что отец одобряет его поведение.
— Поучись ещё немного — и тогда действительно сможешь нанести мне рану, — ответил мессер Корсо.
— Значит, по-твоему, я недостаточно хорош во владении мечом? — вмиг позабыв о недавнем страхе перед отцом, сверкнул глазами юноша.
— Через два дня мы сможем проверить это.
— Каким образом? — В голосе Симоне прозвучало нетерпение.
— Я намерен отомстить человеку, оскорбившему меня. И ты отправишься вместе со мной на схватку с ним.
— В самом деле?.. — задохнулся от радости юноша.
— Да. Поэтому готовься, Симоне. Послезавтра ты увидишь, как отец твой расправляется с врагами, и сам сможешь заслужить уважение горожан.
Произнеся несколько напутственных слов и посоветовав, как лучше протыкать противника мечом, а также бросать дротик и метать пращу, Донати оставил сына продолжать свои занятия, сам же спустился во двор и расхаживал там до самого наступления темноты, раздавая всевозможные приказания и обрушивая бесконечные проклятия на головы "лентяев, трусов и остолопов", которым ещё утром сулил несметные богатства.
Когда занятие это наскучило мессеру Корсо, он вернулся в свою комнату, и усевшись возле окна, принялся бездумно всматриваться в охваченную сотнями огней вечернюю Флоренцию. К собственному удивлению, мужчина вдруг почувствовал, как сердце затрепетало в груди при виде этого величественного зрелища.
"Вечно цветущий город", — вспомнились мужчине слова некоторых горожан, обладавших поэтическим даром.
Вскоре земле Флоренции вновь предстояло напитаться кровью, и виной тому должны были послужить несколько золотых монет. Стоит ли ради них убивать человека, родича, с которым ты бок о бок бился при Кампальдино? Пусть сейчас Галастроне и стал смертельным врагом, но ведь так было не всегда. Когда-то он хаживал к Форезе Донати, затем являлся в дом мессера Корсо, и все вместе трое молодых мужчин отправлялись в прогулку по улицам и площадям, с шумом вваливались в какой-нибудь славный кабачок. Рекой лилось вино, звучали весёлые истории и сыпались бесконечные шутки, вызывавшие безудержный хохот... Отличные были деньки, ничего не скажешь...
Светильники и факелы во дворах давно погасли, и лишь несколько крошечных огоньков виднелось вдалеке — возле Барджелло, — а Донати всё продолжал сидеть в погружённой во тьму комнате, с головой окунувшись в воспоминания. Казалось, ещё немного — и он изменит свои намерения, откажется от убийства.
Однако этого не случилось.
— Пусть Галастроне пожалеет о своей алчности, навеки сделавшей нас врагами, — прошептал мессер Корсо. — Не я виноват в том, что дружба наша сменилась чувством ненависти.
И остаток ночи, за всё время которой мужчина так и не сомкнул глаз, он провёл не в душевных терзаниях, а в раздумьях, как лучше осуществить задуманное.
Впрочем, хотя Донати и обладал богатым воображением, ему так и не удалось придумать ничего удачнее обыкновенной засады.
Тем временем мессер Симоне также провёл бессонную ночь, однако причиной тому послужили не зловещие замыслы, которые он лелеял в своей душе, а приказ, принесённый вечером одним из людей подесты. Как и предсказывал Джери Спини, Джан ди Лучино пожелал допросить Галастроне. В сущности, ничего необычного в таком намерении градоправителя не было. Мужчину изумило другое: гонец вёл себя настолько высокомерно, так презрительно выпячивал нижнюю губу и цедил слова сквозь зубы, точно являлся по меньшей мере герцогом или даже принцем. А поскольку слуги во все времена умели предугадывать намерения своих господ, будущая встреча не сулила мессеру Симоне ничего хорошего — так он решил.
И в то самое мгновение, когда Корсо Донати предавался воспоминаниям, Галастроне, усевшись возле окна, прижимал ладонь к горячем лбу и бессвязно бормотал:
— Зачем только ты вспомнил об этом проклятом долге? Зачем решил вернуть его?.. Хотя, разве возможно было предположить, что Корсо окажется таким негодяем? Что он не поймёт, сколь сильно тебе нужны были деньги — не ради собственного удовольствия, а ради счастья дочери?.. Ох, протянуть бы одну лишь неделю! Тогда Эмилия станет супругой сына мессера Брунеллески, и ты сможешь обратиться за помощью к своим новым родичам, не боясь насмешек и обвинений в трусости. Только бы дождаться часа свадьбы...
Однако, как и в случае с Корсо Донати, этот приступ слабости быстро миновал, и вскоре Галастроне уже раздумывал о том, что же всё-таки кроется за приглашением подесты: сулит ему опасность будущий визит, или же всё это — пустые страхи. Так или иначе, мессер Симоне решил в конце концов взять с собой как можно больше слуг — достаточно для защиты от врагов, и не столь много, чтобы подеста счёл себя оскорблённым.
И поскольку мужчина, в отличие от родича, всецело доверял своим слугам, рассвет он встретил, будучи уверенным, что сумеет избежать любой опасности, какая бы ни угрожала ему во время путешествия ко дворцу Барджелло.
Галастроне с головой погрузился в повседневные заботы — а таковыми для него давно стали любые дела, связанные с подготовкой к свадьбе, — и, казалось, напрочь позабыл о предстоящей встрече. Лишь за ужином он вскользь упомянул, что назавтра отправится к подесте и пожалуется ему на мессера Корсо, чтобы тот, наконец, усмирил свой вспыльчивый характер.
И жена мессера Симоне, и его дочери, услышав это известие, испуганно вскрикнули, однако мужчина в ответ лишь пожал плечами и пробормотал пару успокаивающих фраз.
