Одним словом, на предрассудки господин Нариа предпочел начихать.
К тому же подозревать могущественного — на собственном опыте уж убедился — хозяина дома в элементарном намерении его отравить... Это уж, господа мои, слишком пошло, а потому неинтересно. Нет в этом никакого остроумного хода, и практической пользы тоже нету. А Наместник был игрок, он сам сказал, что предлагает ему игру на своей стороне. Именно так, с большой буквы.
Игру.
Вот этот сюжетный поворот и крутил сейчас так и сяк в мыслях многоопытный интриган, стянув для удобства на затылке волосы в "хвост" каким-то черным колечком из странного материала, который мог очень сильно растягиваться, но потом принимал свою прежнюю форму. Усевшись, а потом и улегшись на узкую кровать, он провел в размышлениях три, а то и все четыре часа, прежде чем к нему снова явился Наместник. Не с пустыми руками, а как всякий приличный гость — с объемистой бутылкой густо-красного вина...
— Да уж, не думал, что так называемый Противник нашего Бога может обладать банальной тягой к алкоголю, — покачал головой господин Нариа, наблюдая, как гость по-простецки, штопором, откупоривает бутылку и наполняет темной жидкостью два тонких фарфоровых стакана. — Закуска там, в шкафчике.
— Спасибо, я знаю. Но лично я предпочитаю обходиться без нее, вы уж делайте сами, как вам угодно... — Де Морральен удобно уселся на грубоватом стуле и выжидательно посмотрел на полицейского.
— Благодарю, я тоже обойдусь, — принимая условия игры, ответил Кеш-га. Он поднялся с постели и сел напротив Наместника, взяв в руки простой стакан с вином, но не притрагиваясь пока к нему. На несколько минут установилась пауза, пока оба... Противника, игрока, шулера? Одним словом, пока обе синхронно понявших друг друга не совсем обычных личности, не отрываясь, смотрели друг в другу глаза, а потом одновременно поднявших стаканы и, не чокаясь, отпивших по одному глотку. Ментальный контакт прервался, установился диалог.
— Вам хватило времени, чтобы обдумать мои слова? — Осведомился Наместник, покачивая в воздухе стаканом, в котором плескалось вино.
— Вполне, — кивнул господин Нариа. — Знаете, де Морральен, а я где-то в чем-то даже благодарен вам. Если бы не эта встреча, я бы долго, очень долго пытался понять, что происходит в моей стране, отчего все эти изменения в людях...
— Озлобление? — Подсказал Наместник.
— Именно. По крайней мере, теперь я вижу, чьих это рук дело. Вы порядочная сволочь, Аларик.
— А вы назвали меня по имени, то есть как равный равного, — спокойно ответил тот.
— Может быть, виновато вино? — Задумался господин Нариа, заглядывая в стакан. Они переглянулись и выпили снова, но на сей раз — по полстакана сразу. Наместник улыбнулся:
— Кажется, вы не очень удручены открывшейся вам истиной?
Полицейский пожал плечами.
— А что есть истина? Ее не пришьешь к делу, не докажешь, не осудишь...
— Вот даже как?
— А что вы хотели? Чтобы я впал в неистовство, попытался убить вас, или наоборот, стал умолять снять проклятие? Ни то, ни другое, ни третье не по мне, господин де Морральен. Я сыскарь. Всего лишь старый сыщик, главное для которого — установить первопричину преступления. Вслед за ней неплохо бы и узнать мотив...
— А мотив — это уже доказательство для суда.
— Какого суда? — Искренне удивился господин Нариа.
— Что значит какого? — Столь же искренне удивился Наместник. — Божественного!
Господин Нариа помолчал, прикрыв глаза. А потом сказал:
— Вы были правы, когда упрекнули меня в том, что я не верю никому и ничему. Я верю в Бога, потому что Он — Есть. Это неопровержимый факт. Но я не верю Ему.
— Рискованно сказано, — заметил Наместник. Он слушал очень внимательно.
— Я надеюсь, это не "вино приключений"? — Уточнил господин Нариа. — Было бы слишком банально для вас элементарно подпоить меня.
— Нет, нет, успокойтесь. Это обыкновенное вино.
— Придется поверить вам. Знаете, де Морральен, я и впрямь достаточно много видел на свете. Я происхожу из семьи не самого высокого звания, и всего на свете добивался сам. Всегда — сам. Я стал десятником городской стражи в девятнадцать лет. Через три года я получил звание младшего сирэ, а еще через год я закончил работу над пакетом документов, получивших общее наименование Уставов и Кодексов. Я работал, не покладая рук, я изучал историю, философию и религию, я изучал людей, я изучал то время, в которое мне выпало жить. Я переформировал городскую стражу в полностью новую структуру, которую назвал полицией. Долгие годы я занимался ставлением ее работы, и добился массы врагов, но и весьма неплохих результатов. Практически бесполезная и беспомощная полувоенная контора, над которой только смеялись, и работа в которой считалась самой позорной, превратилась в мощную, всеобъемлющую Структуру, которую уважают и боятся даже в соседних странах. Это дело моей жизни, господин Наместник. И прошу заметить, что все это я делал сам. Пробивался, учился, совершал ошибки, побеждал — все только сам. Мне не помогал никто. Одни не понимали смысла, другие боялись, третьи завидовали, четвертые просто так ставили палки в колеса...
Он вдруг осекся, увидев странное выражение во взгляде собеседника. Черные глаза де Морральена смотрели на него прямо, спокойно и открыто. В них не было ни сочувствия (которое взъярило бы его), ни усмешки, ни даже презрительного снисхождения, с которым иногда взирали на людей эссы, если, конечно, вообще снисходили до прямых взглядов. Перед старым полицейским, отдавшим всю жизнь своему неблагодарному делу, сидел тот, кто отлично понимал его.
И в груди отчего-то вдруг сжался странный ком. Он глубоко вдохнул, разбивая его и вспоминая старую поговорку: "Начал хоровод — танцуй его до конца".
— Но, добившись всего, я понял, что мне некуда дальше идти. В моих руках была сосредоточена огромная власть над людьми, но она не стоила даже пылинки перед властью последнего из эссов. Я имел возможность давать советы королю, к которым он прислушивался, но любая фраза, коварно вставленная к месту кем-то из моих придворных недругов, в любую минуту могла обратить все вспять. Я привык жить в напряжении, постоянно просчитывать все ходы и возможные ситуации, но... Но выше головы, господин де Морральен, не прыгнешь при всем желании. Я уже пришел к порогу, когда Дирмед подписал отречение, и на трон взошла представительница новой династии. Она мне, к сожалению, не обязана ничем, а вот ей я в мгновение ока оказался обязан своей свободой и работой. Но работа моя на настоящий момент может заключаться лишь в поддержании существующего порядка, но никак не в прежнем творчестве. А я был творцом, господин де Морральен! Был... Сейчас я могу быть лишь держателем. Мне нечего создавать. А лет мне уже слишком много, чтоб начинать все сначала.
— Ну, вы можете начать активную борьбу со мной, — усмехнувшись, сказал Наместник. — И стать самым достойным моим врагом.
— Я пришел к выводу, что это мог бы быть оптимальный вариант, — господин Нариа отсалютовал стаканом.
Аларик де Морральен ответствовал ему тем же. И они наконец-то чокнулись, и допили вино, улыбаясь друг другу.
— Обсудим некоторые технические детали. Как я понимаю, господин Наместник, мы заключаем с вами сделку, а сделка — это такая форма договора, в которой каждая из сторон получает свои преимущества.
— Вы логичны, а следовательно — правы.
— И у меня, таким образом, возникает законный вопрос — что же получу я? Ибо ваши выгоды от этой сделки очевидны.
Наместник пожал плечами.
— Как я и обещал — развитие ваших способностей. Вы обладаете незаурядными умственными качествами, и при некотором их развитии вполне сможете одним мысленным усилием подчинять себе людей — любых людей, заметьте, и не только. Пространством тоже можно управлять, и при некоторых отработанных навыках это даже проще, чем воздействовать на психику отдельного человека и тем более — людей в массе. Собственно, именно этой техникой пользуются эссы. Перед вами открывается огромный спектр возможностей.
— Да, но власть над людьми у меня есть и так. Предложите мне что-то большее.
— Наш разговор напоминает мне спор торгашей в лавке. Чего, скажите на милость, вы хотите большего? Что может быть больше, чем та власть, какую я вам предлагаю? Не деньги же, в самом-то деле... Имейте в виду, если вы запросите у меня денег, я в вас сильно разочаруюсь.
— Разумеется, не деньги, — хищно подтвердил господин Нариа. — Деньги — это всего лишь примитивный эквивалент власти как таковой, причем весьма зыбкий и сиюминутный. Нет, я хочу от вас не денег, господин Наместник. Я хочу от вас информации.
— Какой? — Брови Наместника изумленно взлетели вверх.
— Любой. Но количество и качество этой информации должны быть таковы, чтобы я мог правильно оценить ваши возможности и цели.
— Иными словами, вы хотите подстраховаться. — Понял Наместник. — Вам нужна информация для анализа, чтобы иметь пространство для маневра. Что ж, хорошо... А вы понимаете, что в таком случае я запрошу дополнительную страховку с вас? Ведь знания — это самая ценная вещь на свете, что вы прекрасно понимаете. Должен ли я предусмотреть, чтоб мои знания не были использованы против меня?
— Вы имеете на это полное право.
— Хорошо, — сверкнули глаза де Морральена. — В таком случае, чтобы обратной дороги не было, страховка эта — сейчас!
Он громко хлопнул в ладоши и развел их в стороны. В тот же миг на его ладонях появились: серебристая блестящая коробочка странной формы, и отдельно — крышечка от нее. Господин Нариа удивленно мигнул: коробочка в сборке должна была иметь вид человеческой головы с красиво развевающимися волосами. Внутри шкатулки ничего не было, только чистейшая, абсолютно белоснежная подкладка из бархатистого на вид шелка.
— Вот какую страховку я требую от вас, — голос Наместника зазвучал глухо. — Вашу душу, господин Трито Кешми Нариа. Вашу собственную бессмертную душу. В знак заключения нами договора в форме сделки.
— Как это? — Удивился господин Нариа.
— Ничего особенного, — уже привычным, дружески-ироничным тоном сообщил де Морральен. — Я хочу взять с вас всего-навсего ту нематериальную и неощутимую субстанцию, которая является основным носителем вашей личности. Уверяю вас, что при надлежащем исполнении вами нашего договора она вам при жизни совершенно не понадобится.
— А при... Ненадлежащем? — Осторожно уточнил полицейский.
— А при ненадлежащем, увы, мне придется ее у вас изъять, и отправить вашу личность, ваше истинное "я", вечно блуждать по чужим телам, временам, эпохам... — Голос Наместника стал скучен. — И вы даже не будете знать, является ли то, что есть вокруг вас, настоящей реальностью, или это всего лишь созданный мною мираж. Вы вечность будете пытаться стать собой в постоянно изменяющихся условиях, не подозревая, что они — всего лишь игра вашего собственного подсознания. А правила этой игры... Угадайте, кто их будет задавать?
— Понимаю. Тогда я, пожалуй что, откажусь от нашей сделки.
— Ваше право, — спокойно согласился Наместник. — Но тогда, увы, мне тоже придется принять некоторые меры, чтоб вы, в свою очередь, не смогли стать мне опасным, и чинить препятствия моим людям. Убивать я вас не буду, и не надейтесь. — "Какая знакомая фраза!" — Просто вскорости после вашего возвращения в Эс-Дагар станут всенародно известны некоторые не вполне официальные моменты вашей работы. Случайно откопаются вдруг ненужные свидетели, достоянием общественности станут благополучно похороненные факты, сами собой возникнут вполне логичные аргументы... И вас снимут с вашей должности, почтеннейший дьюк господин Нариа. Задвинут в какой-нибудь глухой участок самого провинциального из всех возможных городков, командовать тремя дворниками, одной собакой и двумя с половиной уличными стражниками. И это будет венец, полный и абсолютный венец вашей карьеры.
— Ну и что? Я просто начну все сначала.
— Увы, это вряд ли будет возможно. Я позабочусь о том, чтобы эти дворники беспробудно пили, собака была патологически труслива, а стражники оказались совершеннейшими тупицами, способными лишь брать взятки и убегать от хулиганов. Окружу вас абсолютной информационной блокадой. Вы годами не будете видеть иных людей, кроме вышеназванных, а все попытки даже не раздобыть достоверной информации — просто завязать хоть какое-нибудь перспективное знакомство будут обречены на провал. А самое главное, господин Нариа, что вы будете жить долго. Я немножко переконструирую ваш организм, и срок его существования увеличится на порядок. Вы будете жить, помнить, кем были раньше, но видеть одну беспросветную глушь, и ни намека на светлое будущее. Это ваш выбор, кем стать. Вы на развилке сейчас, господин Нариа. Выбирайте дорогу! — Наместник повысил голос.
Старый полицейский подумал, и задумался надолго. Выбор, предлагаемый де Морральеном, в самом деле был очень простым, но одновременно, как всегда, и невероятно сложным. Обширнейшие возможности — с одной стороны, уравновешивающиеся фактическим рабством. И абсолютная свобода — с другой, противовесом для которой служит полнейшая беспомощность. Он понимал, что Наместник в состоянии осуществить все свои угрозы. Его демонстрация силы была на редкость убедительной.
А господин Нариа всегда считал себя вполне разумным человеком.
— Какие гарантии у меня будут, если я соглашусь на сделку?
— Мое слово, — сказал Аларик. — Мое слово беречь вас, пока вы будете мне нужны.
— Ключевое слово "пока".
— Это ключевое слово применимо даже к простой жизни, — устало сказал де Морральен. — И в обычной жизни вы живете только "пока". Пока вас не убьют, пока вас не казнят, пока вы не умрете от болезни или попросту от старости. И вдобавок ко всему этому в обычной жизни вы лишены хоть какой-то определенности. Я же предлагаю вам именно жизненную определенность, весьма неплохую, лишний раз хочу заметить. И с чего вы взяли, что когда-нибудь перестанете быть мне нужны? Специалисты вашего уровня полезны всегда, ими никогда не разбрасываются. Вы ведь — лучший полицейский организатор, может быть, на всем континенте.
— Спасибо за комплимент.
— Не комплимент, а констатация факта. Решайте же быстрее, господин Нариа. Признаться, наша торговля уже несколько утомила меня. Может быть, вы хотите чего-то еще?
— Да. Хочу. Раз уж вы сами предложили, — полицейский постарался говорить быстрее, заметив, как снова вспыхнули глаза собеседника. — Во-первых, увеличения срока жизни. Насколько это возможно?
— Думаю, лет на шестьдесят... — Наместник с интересом посмотрел на сыщика. — А вы не устали жить?
— Ничуть, — сухо сказал господин Нариа.
— Еще шестьдесят лет активной, полной, настоящей жизни, никакой старческой дряхлости. Фактически это новая жизнь, господин почтеннейший дьюк! А потом, думаю, вы умрете достойной смертью, красиво и чисто, и потомки будут слагать о ней легенды. А я тем временем успею подготовить вам новое подобающее тело, в котором вы и продолжите жизнь, с новым именем, но прежней сутью. Хотите, начните жить с младенчества, хотите — со зрелого возраста...
