На неведомых тропинках 2. Шаг в пустоту

Я опустила руки. Тамария оперлась о стол. Передо мной стоял не Прекрасный демон, передо мной снова была девушка с немытыми и нечесаными волосами в заляпанном кровью и грязью костюме. Брюки Кирилла были разорваны на бедре и там, где ткань вспорол костяной наконечник, исчезнувший стоило ему вернуть человеческий облик. На лице разводы, от водолазки за версту несло алкоголем. Лишь когти, которые придется обстригать, напоминали, что еще минуту назад в этой комнате был один человек. Я.

— Умница, — Седой притянул к себе девушку и поцеловал в лоб.

Он победил, он мог позволить себе великодушие. Синевато-серебристый след его губ морозным отпечатком остался на посветлевшей коже и тут же растаял. Или впитался. Одна из сальных прядок засеребрилась, будто покрытая инеем. И погасла. Теперь Тамария тоже "седая", хочет она того или нет. Теперь часть Кирилла сидит и в ней.

Не думаю, что это убьет Прекрасную, если она взбрыкнет. Ничего не изменилось, как сказал Кирилл, и демоны — по-прежнему самые трудноубиваемые существа в нашей тили-мили-тряндии. Тем не менее это клеймо, пусть и невидимое.

Я впервые видела, как он делится частью души. Наверняка способов много. Если представить Кирилла, целующего младенцев, с трудом, но можно, то с теми же заложниками: Веником, Александром — фокус выглядит смешным. С другой стороны, он хозяин, прикажет ему и ноги вылижут.

Тамария никак не отреагировала на ласку и молча вышла из зала, не удостоив взглядом ни мать, ни сестру, ни Кирилла.

Насыщенный выдался обед.

Открытая дверь послужила сигналом, зал стал наполняться слугами. Танцующей походкой прошлась между телами карка. За спиной Седого выросла пара брежатых, дородная тетка визгливо потребовала оттащить "дохлое мясо" в кладовую. Они не удивлялись, не задавали вопросов, продолжая так же старательно отводить глаза от сидящей на полу женщины в окружении мертвецов.

Повинуясь хозяйскому взмаху руки, в зал вкатили странную конструкцию, походившую на аквариум, поставленный на больничную каталку.

— Эту внутрь, — скомандовал Кирилл, указав на неподвижную Таисию.

Девочка проспала все веселье и по воле демона проспит и остальную жизнь.

— Что с ней будет? — хрипло спросила я, не делая попытки встать.

— Ничего, — Седой смотрел, как двое мужчин укладывают маленькое тело в стеклянную коробку. — Она встанет, если я не удержу власть над ее сестрой. А я удержу. Она не проснется.

На ящик водрузили массивную стеклянную крышку.

— "Перед ним, во мгле печальной, /Гроб качается хрустальный, /И в хрустальном гробе том /Спит царевна вечным сном", — процитировала я и горько рассмеялась.

— Иваны-дураки никогда не переведутся, будем ждать очередного нашествия спасителей, — серьезно сказал Седой, и я подавилась смехом.

Каталка, скрипя колесами, покинула зал. Кирилл перевернул носком ботинка тело Прекрасной, наглядный пример того, во что превращаются его враги.

— Хозяин, — надрывно раздалось от дверей, и в столовую вбежал слуга, которому по сложению больше подошел бы молот, нежели поднос, который он держал в руках, — Хозяин, там... там ваш вестник. Умирает.

Бальный зал был намного больше ста квадратов. Возможно, сразу после освобождения из стекла non sit tempus было цельным, сильным, сводящим с ума, настоящим. Без источника оно распалось на клочки, осело на пол, расползлось по углам мутными обрывками. Но живот все равно болезненно скрутило.

Никто из слуг так и не решился пройти сквозь распахнутые двери. Тело проклятого отсутствовало, потому что не существовало. На гладком полу лежал вестник. На боку в паре десятков шагов от одной из колонн, поддерживающих балкон.

Под ботинком у Кирилла что-то хрустнуло. Он остановился, не дойдя до тела Александра пару метров, и поднял ногу. На полу белел миниатюрный цилиндр, пластиковая капелька, в похожих глазолин продают, только с насаженной, но теперь уже сломанной иглой. Я с десяток таких видела в аптечке вестника.

Седой принюхался, хмыкнул, подошел к телу. Я оглянулась, но брежатые и пяток слуг остались у дверей, не решаясь без прямого приказа ступить туда, где все еще стелились по полу лоскуты безвременья. Присев, я подняла пластиковую капсулу, запах был резковатый, медицинский.

Кирилл склонился над вестником, остановившиеся глаза которого смотрели туда, куда живые смотреть не могут. Слуга был чересчур оптимистичен. Александр не умирал. Он умер. С ножом меж ребер не живут. Правая рука все еще сжимала рукоять со светло-перламутровым навершием.

— Интересное решение, — протянул Седой.

— Что интересного в покойнике? — вышло резковато, но он уже давно не обращал внимания на мои грубости, наверное, потому что чувствовал за ними страх.

Я смотрела на широкоплечую фигуру, съежившуюся после смерти и испытывало острое чувство потери. Этот мужчина не вызывал иных чувств, кроме уважения, уважения настолько редкого в нашем гадюшнике, что оно воспринималось, как чудо.

— Орихор искал себе тело, — Седой снял руку Александра с рукояти, — но я не думал, что он осмелится взять моего вестника.

— То есть он сделал это сам? — я посмотрела на нож, пытаясь представить, каково это — вогнать лезвие в свое тело.

— Да. Руна разума плюс инъекция нейролептика, не зря же он исследования проводил, дали ему время. Не пару минут и, конечно, не пять, как я обещал, Орихор не безвременье, он порабощает мозг мгновенно. Всего несколько секунд. Ему хватило, чтобы выпустить non sit tempus и убить себя. Вместе с проклятым.

Кирилл нарастил на ладони чешую и вытащил нож. Тело Александра качнулось. Демон коснулся пальцами раны, разводя бордовые края в стороны и окуная их в остывшую кровь.

Мой личный лимит трупов на один день был уже исчерпан, я отвернулась.Седой как ни в чем не бывало слизал темную влагу с пальцев.

— Ты выполнил приказ. Орихор мертв.

— Это того стоило? — спросила я, выпрямляясь. — Этот обмен? Жизнь твари на человека? — Кирилл поднял бровь, и я поправилась, — Не человека. Этот вестник стоил десятка проклятых.

Я злилась на демона, на всех демонов с их амбициями, клятвами верности, военными кампаниями, тщательно спланированными предательствами и убийствами чужими руками.

— Предавший предаст снова, — голос Седого был холоден, у меня не было права ни судить его, ни осуждать. — Мы не читаем детям легенды о смерти предков. Приходит время, и находится такой вот "Орихор", который вложит в нужные руки старую рукопись, легенду, дневник, сколько последние ни уничтожай. Орихор шагнул дальше, он нашел книгу и отнес Прекрасной, хотел занять трон матери, та не понаслышке знает о порядке наследования.

— Тогда все это лишено смысла.

— Отнюдь. Она слегка расширила круг посвященных, зацепив тебя и охотника. Не говорить же ей со слугами напрямую, — Кирилл толкнул тело, перекатывая вестника на спину. — Я проследил, чтобы Тамария не осталась в стороне от этих знаний. В следующий раз он положил бы эту книгу под подушку Алисе. Так что да, оно того стоило.

Седой поднял серебряный нож и чиркнул по незащищенной чешуей ладони. Кровь вскипела на лезвии. С его губ слетела гортанная фраза, видимая в прозрачном воздухе размытым облачком пара, как дыхание на морозе. В этих стенах многие слова имели вес в буквальном смысле. Я начинала понимать, что инопись — это не мертвый язык, это язык, который слышит и понимает этот мир. Слова, выскользнувшие меж его губ серой подвижной дымкой, легли в ладонь, смешались с темной кровью.

— Без души тело не может умереть. Твоя душа принадлежит мне. Приказа умирать не было, — Кирилл испустил звериное рычание и прижал руку к ране вестника. — Повинуйся!

Тело на полу вздрогнуло. Я отступила на несколько шагов. Что-то загорелось там, где соприкасались кожа вестника и демона. По телу пробежала судорога. Одна. Вторая. Третья.

Змея говорила, что заложенная душа не позволит Венику умереть от ран. Александр тоже заложник, но уровнем выше. Вестники стоят обособленно от меняющих души на желания. Их род имеет свой знак, их способности передаются по наследству, и самое важное — им никогда не вернуть душу, потому что люди не меняли ее, они ее отдали бесплатно и навсегда.

Я видела пару фильмов про зомби-апокалипсис, они вызвали здоровый скептицизм и иронию. В реальности было не до смеха.

Ноги мужчины ударились об пол, пальцы сжались, грудь приподнялась и опустилась. Слух резанул сухой кашель, похожий на хруст старой ломкой бумаги. Александр открыл налитые кровью глаза, заморгал. Чуть приподнялся, переворачиваясь на живот, и уткнулся лбом в темный пол. Несколько минут его сотрясал кашель, прежде чем он смог приподнять голову и прохрипеть:

— Хозяин...

Я развернулась и пошла к выходу. Я была рада, что Александр жив. Честно. Но к этому чувству примешивалось что-то другое, подленькое, нашептывающее на ухо, о том, каким хорошим вестником он в конце-концов станет, сколько душ соберет для хозяина.

— Лицемерка, — бросил в спину Седой.

* * *

Подтаявший за день снег схватился легкой коркой от холодного вечернего ветра и с хрустом ломался под серыми валенками. Они были на пару размеров больше, чем нужно, но толстые носки, украденные вместе с ними с кухни, где они вопреки всякой логике сушились у большой печи, не давали обуви спадать.

Порыв ветра взметнул волосы, и я натянула на голову капюшон старой поношенной и воняющей псиной куртки. Ее я тоже украла, на этот раз из комнаты для прислуги.

Я устала от графитовых стен, прекрасных и не очень лиц, от глаз, которые не смотрят на тебя. Телефоны не отвечали. Ни Семеныча, ни бабки, ни Веника. Я взяла уже знакомую серебристую девятку и уехала. Так что к воровству можно плюсовать угон. Расту в собственных глазах.

И вот я здесь. Я дома.

Машина стояла чуть в стороне, бензина осталось километров на десять — двенадцать. Но пугало не это, пугало то, что ехать было некуда.

Колею, оставленную теми, кто приехал в Юково с рассветом, засыпало снегом. Там, где еще недавно начиналась Центральная улица, она же стежка, тянувшаяся через все село, возвышались метровые сугробы. Не было ни улиц, названных по месяцам года, ни домов с плоскими или двускатными крышами. Ничего. Никого. Лишь лес с метровыми в обхвате стволами чернел на фоне отступающей белизны зимы.

Самым страшным во всем этом были ощущения. Я смотрела на снег, на исчезающие под ним следы шин, на темнеющее небо и не чувствовала ничего. Ничто не дрогнуло внутри. Здесь не было перехода. Дорога не ныряла из мира в мир. Кто-то из ушедших выдернул нашу стежку из одеяла мира, как ненужную нитку.

Нашего, моего Юково больше не существовало.

Январь 2012 по времени Внешнего круга

Серая цитадель

Конец второй части.

От автора:

Спасибо за внимание к моей работе.

Если книга вам понравилась, зайдите в Лабиринт оставьте отзыв, хоть пару строк — http://www.labirint.ru/books/559632/

С добром, Аня Сокол

Глоссарий

Атам — жертвенный нож, передающий жизненную силу убитого убийце.

Amans — (в пер. с инописи) замена, дублер, буквально применяется в значении любовник, замена мужа.

Баюн (Сказочник) — человекообразная нечисть, род психарей, способности передаются по наследству, способен уболтать любого, и заставить его поверить, что белое это черное. Воздействие не имеет обратной силы. Способности передаются по наследству.

Безвременье — Non sit tempus (нон сит темпус) — нет времени, вне времени. Пространство, в котором теряются те, кто сходит со стёжки во время перехода из мира в мир.

Бестелесый (Бес) — создание лишенное тела, обитающее в безвременье и способное вселиться в тела людей и нечисти, но только с согласия костюма, полученное шантажом или обманом, и управлять им.

Ботар — человекообразная нечисть, относиться к примитивному классу бойцов — людоедов, отличается богатырским телосложением, и примитивным мышлением, живут чуть ли не первобытно — общинным обществом, всегда подчиняются приказам более сильного, характеризуются отсутствием страха смерти, или как говорят некоторые, его полным непониманием. Сильны, выносливы, не способны освоить современную технику в силу ограниченности интеллекта, бреют голову налысо.

Брежатый — должность охранника, лицо, коему поручено охранение чего-либо.

Великие (Ушедшие, Святые) — создатели миров, жившие до эпохи Единения, создавшие демонов, фениксов, ошеров, построившие Дивный город. Проиграли в войне собственным созданиям демонам и по легенде ушли в другой мира навсегда, изредка откликаясь на мольбы оставленных детей.

Вестник — собиратель душ. Бывший человек, перешедший на службу демону. Тот кому люди "закладывают души" в обмен на какую-либо услуги или желание. Душа использованная какое-то время демоном необратимо меняется и изменяет самого человека, делая его часть темного мира. Какие именно метаморфозы происходят с человеком, зависит от желания и от самого человека.

Ветер-охотник — охотник на нечисть, что-то вроде страшилки для самой нечистой силы, скользящий вдоль кромки миров, его не видят, но чувствуют, легким ознобом на коже. Он сильнее остальной нечисти, может передвигаться очень быстро, опережая автомобили и другую технику, отсюда и название "ветер".

Визирг — дух-советник. Человеческую душу, проявившую в первой жизни необходимые качества, вселяют в тело нечисти, тем самым, давая ей вторую жизнь. Обладает абсолютной памятью, логическим мышлением и способностью собирать материалы в единую картину. После смерти второго тела умирает уже насовсем.

Водники — водоплавающая челововекообраная нечисть, включает в себя несколько подвидов: русалки, водяные, пихши, илочники. Отличается от остальных частичными изменениями в физиологии, хвосты, плавники, жабры, и т.д. Относятся к разряду природной нечисти, чувствительной к магии стихии, в которой находятся.

Восстанавливающийся (восстанавливающаяся) — должность "главного блюда" при дворе демона, ее занимают только те, кто способен в короткие сроки регенерировать, восстановить съеденные внутренние органы и не умереть от болевого шока в процессе. Часто на этой службе находятся представители нечисти склонные к мазохизму и получающие через боль удовольствие.

Гарха — дословно "тень". Искусственно созданный хищник, считается гибридом волка живого и волка мертвого, нечувствителен к боли, имеет защиту от магии, подчиняется одному хозяину. Гархи часто используются в качестве убойной силы в стычках нечисти.

Демон — мир поделен между четырьмя демонами: Седой (Северные пределы), Видящий (западные пределы), Простой (Восточные пределы) и Прекрасный (Южные пределы).

Джин (Исполнитель желаний) — нечисть рода психарей, которая пропитывает тебя при прикосновении ядом, и ты начинаешь бредить, тем бредом, что желаннее всего. В этом бреду ты проживешь целую жизнь, ты будешь счастлив, пока джин не высосет из тебя все желания, даже желание жизнь.

Дивное городище — древний город нечисти, где по легендам обитали Великие еще до раздела эпох, там же они и приняли решение уйти, прошив и соединив наш мир переходами — стёжками. Теперь этот город считается благословенным и проклятым. Из места где Великие Ушедшие исчезли из сотворенного ими мира творится неописуемое и невозможное даже по мерка нечисти. Рассказать, увы, некому, ушедшие туда, не возвращаются. Еще его так и называют городом Ушедших. Местоположение северо-восток Северных пределов.