Ветер странствий

— Значит, сегодня на площади Торжца ты просто играл? — на всякий случай уточнила я, глядя на Талеиса. Тот смутился.

— Не совсем... — признался он. — Мне действительно все это надоело, к тому же я правда не знал, что Иллестор... мертв.

— Кстати, Каиса, — повернулся ко мне Мьоллен. — Помнишь, на том месте, где ты вызывала Илешада, ты обнаружила странную магию?

— Помню. А ты что, определил, кому принадлежит ее отпечаток?

— Именно.

— И кто же это? — я сделала глоток из бокала с рубиново-красным вином. Посмаковала, прежде чем проглотить.

— Я никогда не слышал об этом человеке, Алемид тоже, и мастер Артол его тоже не помнит. Может быть, ты когда-нибудь слышала это имя? Тайлас аллер Не'иллаэн. В анналах Долины сохранилась запись о нем, но никто не может вспомнить, что это за человек. Каиса?

Бокал выпал из моей руки, красное вино полилось на выскобленную столешницу. Словно кровь на дереве...

— Ты проведешь меня на Ту Сторону!

— Да пошел ты... — губы, разбитые в кровь, еле слушаются хозяйку, в искалеченном теле едва теплится жизнь. Рука, хотя и дрожит, но кое-как держит меч, которым все равно почти не умеет драться. И боль. Боль в спине, острая, жгучая, которая едва дает пошевелиться.

— Я проведу этот обряд, и ты мне в этом поможешь, — светлые, почти белые глаза напротив лица. Почти ничего не видно, весь мир затянут пеленой боли. Но если надо выбирать между людьми и собой...

— Нет... — это уже не слово, а едва слышный выдох. Резкое движение, и щека горит огнем.

— Ты откроешь этот проход.

— А ну отпусти ее! — дикий крик разрушает пелену между миром и ощущениями. Еще один, едва слышный, выдох вырывается наружу, уже с ноткой надежды и радости.

— Слэр...

— Каиса, с тобой все в порядке? — брат осторожно тронул меня за плечо, и я тряхнула головой. Встала.

— Извините, я скоро приду, — кинула я, выбегая из корчмы.

Вышла на улицу, с наслаждением сделала глоток свежего воздуха. Прислонилась спиной к дереву, чуть прикрыв глаза.

Жизнь — странная штука. Не похожа на какую-то вещь, но ломается так же легко. Переделывается, перешивается. Сложнее всего сделать одно — склеить все вновь. Собрать различные кусочки разрозненной мозаики, чтобы снова слепить их воедино. Но склеенная вещь уже не будет такой красивой, как раньше, навсегда останутся на поверхности швы и трещинки, которые уже никак не загладить, ничем не замазать. Иногда их не видно, но в таком случае они остаются внутри. Глубоко, далеко ото всех, где никто не видит. Никто не увидит их, и будут знать об этих швах только те, кто ломали. И кто строили потом все заново, по крупице.

Снова стараясь радоваться жизни, радоваться миру. Верить людям... на самом деле это сложно, я знаю. И, как очень часто бывает при склейке разбитой вазы, неизменно теряется маленький кусочек. Незначительный, почти незаметный, но, как выясняется потом, очень важный. И ваза без него уже не ваза.

Так и жизнь... Я глубоко вздохнула, ветер ласково погладил меня по щеке. Что потеряла я? Какой именно кусочек из разбитой вазы? Иногда мне кажется, что самый главный. Тот, без которого вроде бы можно, но на самом деле нельзя. Я ведь стала другой после той истории, четыре года назад. Это заметили все, но никто, кроме брата и Слэрейна, не придал этому значения. Знаю, придал бы Мьоллен, но он меня не знал в то время так хорошо, потому почти не заметил разницы. Однако брат и Слэрейн понимают все по-разному.

Алемид ничего не знает о той истории, кроме того, что кто-то поставил мне шрам. Допытываться было бесполезно, я только отмахивалась и говорила, что ничего серьезного. Царапина, просто была отравлена слабеньким ядом, потому шрам и остался.

Слэрейн знал все. От начала до самого конца, когда он буквально вытащил меня, потому что сама я не могла даже пошевелиться. Сколько сил и нервов потратил он на то, чтобы вытащить меня, сколько потратил денег на лучших лекарей, чтобы за какой-то месяц поставить меня на ноги. Сколько бессонных ночей он провел около моей кровати, когда я, его почти что невеста, лежала в бреду, на грани жизни и смерти, и никто не мог сказать, в какую сторону я шагну.

Я много раз хотела рассказать обо всем этом своему брату, но никак не могла начать разговор. Подвести к этой теме, ведь прямо в глаза говорить подобное было бы, по крайней мере, странно. Сейчас, судя по всему, придется рассказывать. И не только брату — всем.

Но я не хочу. Не могу вспоминать об этом, о тех днях, без боли в душе. И уж тем более не могу ни с кем поделиться. Впрочем... уверена, что меня поймет Мьоллен, но я не хочу снова загружать его своими проблемами. Заставлять выслушивать все это...

— Каиса! — Мьоллен, прождав меня в корчме, вышел из небольшой постройки следом за мной. — Что с тобой?

— Ничего, — я слабо улыбнулась, вернее, сделала попытку улыбнуться. — Правда, ничего, все в порядке.

— Я же вижу, что нет. Все видят.

— Прости, — я обняла себя за плечи, поежившись. — Но я не могу рассказать. К тому же это не имеет почти никакого отношения к сложившейся ситуации, все было давно.

— А мне думается, что имеет, — нахмурил брови Мьоллен, устремляя взгляд куда-то вдаль. — Ведь именно Тайлас зачаровал тот камень, который испортил тебе весь обряд, когда ты чуть не очутилась на Той Стороне. Вот только одного я не могу понять — почему, в таком случае, он не скрыл следы своей магии? Ведь вычислить мага по следу индивидуальной магии не составит ровным счетом никакого труда.

— Здесь он ничем не рисковал. Во-первых, после удачного, по его мнению, завершения ритуала Та Сторона должна была забрать вместе со мной и камни или просто уничтожить их. Во-вторых, даже зная его имя, ни ты, ни Алемид не смогли вычислить самого мага и его местонахождение. У нас на данный момент есть только безликая запись в анналах Долины, которая не говорит ровным счетом ничего.

— Она не говорит ничего тем, кто не знал этого человека раньше, — возразил мужчина. — Хорошо, ты можешь не рассказывать, что произошло между тобой и Тайласом несколько лет назад, но я думаю, что ты нужна ему до сих пор. И полагаю, что именно он затеял эту непонятную историю с тобой и Талеисом.

— С чего ты так решил? Тайлас слишком умен для того, чтобы действовать настолько глупо.

— Я не думаю, что он действовал глупо. Повторюсь, мне кажется, что его целью было не стравить тебя и мага, а просто привести куда-то. В Торжец, например. Думаю, что Тайласу абсолютно неинтересны взаимоотношения Талеиса с тобой, просто путем разжигания взаимной ненависти идти было гораздо проще.

— Но почему тогда главный зритель пока еще не появился здесь?

— Не знаю. Возможно, ждет. Знает, что сюда прибыли я и Алемид, и не хочет, чтобы мы ему мешали. Может быть, причина какая-то другая.

— Но это значит, что мы не можем сейчас уехать из Торжца, — я повернула к Мьоллен немного удивленное лицо. Алед кивнул.

— Мы уже договорились насчет дома, в котором сможем переночевать, — сказал он. Я благодарно улыбнулась Мьоллену.

— Можно, я тогда... пойду? — спросила я, массируя виски. — Я устала за последние несколько дней, и перед неизвестно чем хотелось бы выспаться.

— Конечно. Сейчас, я только возьму ключи, — с этими словами Мьоллен снова скрылся в корчме. Появился он через пару минут, неся в руках небольшую связку.

— Талеис и Алемид пока еще останутся?

— Да, хотят поговорить... и пообедать, — усмехнулся алед. — А я уже устал.

— Спасибо, — внезапно сказала я, когда мы шли по проселочной дороге.

Мьоллен посмотрел на меня чуть прищуренным, удивленным взглядом.

— За что?

— За то, что постоянно помогаешь. Выручаешь из сложных ситуаций, постоянно находишься рядом, когда у меня начинаются проблемы.

Мы остановились около небольшого домика на окраине села, и Мьоллен начал неторопливо отпирать дверь большим, местами проржавевшим ключом.

— Вот только... зная мой характер, зная то, что, несмотря на всю опеку, я обязательно выкину что-нибудь такое... зачем каждый раз приходить мне на помощь, зная, что жизнь меня не учит?

Мьоллен внимательно посмотрел на меня, но промолчал. Молча открыл дверь, так же молча посторонился, пропуская меня в наполненную светом комнату домика.

— Ты не понимаешь? — наконец спросил он, когда я вошла и прикрыла дверь за собой.

— Я...

Он сделал резкое движение, рывком оборачиваясь ко мне. Посмотрел мне прямо в глаза, долго-долго, словно читая душу. А затем заговорил. Не торопясь, тихо, но так, что я отчетливо слышала каждое слово.

— Я делаю это, потому что не могу иначе. Потому что я не могу смотреть на то, как ты рискуешь своей жизнью и здоровьем, танцуя на лезвии клинка. Ты ведь не просто танцуешь на нем, ты выделываешь такие па, что от каждого у всех твоих знакомых встают дыбом волосы. И ты себе не представляешь, что я чувствую, когда думаю, что однажды ты можешь пойти куда-то... и не вернуться, если вдруг обряд пойдет хоть немного не так.

— Мьоллен...

Зелено-золотые глаза были напротив моих. Проницательный взгляд словно пронзал насквозь.

— Просто этот мир не стоит даже горсти пыли, если в нем не будет тебя, — выдохнул алед, и одним движением вдруг подался вперед, заключая меня в объятия. Я прижалась к мужчине всем телом, не говоря ни слова. Ощущая только прикосновение холодного шелка к своей щеке, угольную прядь волос, упавшую на мой лоб, да запах морского ветра, который был всегда связан у меня с Мьолленом.

Я не стала ничего говорить. Хотелось постоять вот так, в спокойствии, не говоря ни слова. Просто слушая тишину, оживленную звуками улицы. Знаю, Мьоллен меня поймет.

Он понял. Без лишних слов, как понял и то, что я безмерно, нечеловечески устала. Он ведь всегда понимал меня с полуслова, считывал любое настроение, не веря вечным заверениям о том, что все в порядке. Вот и сейчас... губы аледа едва коснулись моей шеи, а затем мужчина без лишних слов и просьб подхватил меня на руки и отнес на кровать, как тогда, в день похорон Иллестора. Уложил, сам сел рядом.

— Тебе надо отдохнуть, — улыбнулся он, поправляя прядь моих волос. — И выспаться.

— Подожди... — я подвинулась на другой бок кровати и приняла полусидячее положение. Обняла руками колени. — Приляг рядом, пожалуйста, я хочу кое-что тебе рассказать. О своем прошлом, отголосок которого я услышала сегодня.

— О чем ты? — уточнил он, немного помрачнев. Видимо, догадался, в какую сторону я клоню.

— Я хочу рассказать тебе о Тайласе. Мне нужно с кем-то поделиться, к тому же, раз уж я и так втянула вас в это дело, должны же вы хотя бы знать, во что именно вляпались. Ты уж потом, как-нибудь вкратце объясни все брату... без лишних подробностей.

— Я понимаю.

— Знаю.

Я откинулась на подушки и посмотрела в деревянный потолок. Собралась с духом, прежде чем неторопливо начать. Мне нужно было выговориться...

Когда Талеис и Алемид с первыми лучами заката вошли в деревянный домик на окраине деревни, они сначала застыли на пороге. Потом, улыбнувшись, перешли на шепот.

Алед лежа на кровати и крепко спал, черно-золотые волосы беспорядочно разметались по темно-бордовой рубашке. На его плече лежала Каиса, и серебряные пряди переплетались с черными. А на тонком, даже худом лице девушки с отнюдь не идеальными, немного нечеловеческими чертами играла легкая, безмятежная улыбка. Алемид мог поклясться в том, что давно она не улыбалась так.

Глава 22

— А что бы вы сделали тому человеку, который посмел бы сделать больно близким вам людям? — ровным тоном спросил ученик, ловя взглядом блики на клинке.

— Перегрызла бы глотку, — не задумываясь, совершенно спокойно ответила женщина. Ошарашенный такой откровенностью и даже жестокостью взгляд ученика был ей наградой.

Я проснулась посреди ночи оттого, что меня будто бы выдернула из сна невидимая рука. Инстинктивно вжалась в кровать, на которой заснула, даже не раздеваясь.

Кровать была пуста, видимо, Мьоллен уже встал. Странно, сейчас около двух часов ночи. Да и это нехорошее чувство, как будто случилось что-то очень серьезное. Я вдруг резко вскочила, озираясь. Мьоллена не было в домике, как не было в нем и брата с Талеисом. И эта ситуация что-то совсем мне не понравилась.

Схватив с лавки небрежно брошенную вчера вечером куртку, я накинула ее поверх рубашки и вышла наружу, на пустынные улицы деревни. Ночь укрыла Торжец своим пологом, на темно-синем, почти черном небе горели, перемигиваясь, звезды. Слишком тихая и спокойная ночь, чтобы доверять ей.

Серебряная Душа словно бы взбесилась, и этот инстинкт упрямо направлял меня. Я знала, что нужно идти на окраину деревни, вернее, это она знала. Что-то чувствовала, чего спросонья я почувствовать пока не могла.

Что может чувствовать Серебряная Душа, с самого рождения повязанная с Той Стороной? Догадка пришла еще до того, как в мозгу достроился вопрос, и я резко ускорила шаг, а потом и побежала, молясь всем богам про себя о том, чтобы мысль оказалась ложной.

Я бежала, почти не разбирая дороги и чувствуя, как стучит в груди сердце. Беспокойство Серебряного Ребенка передалось и мне самой, моему сознанию, как всегда бывает в таких ситуациях. Только бы успеть... не знаю, что произошло, но вряд ли что-то хорошее.

Мимо промелькнула деревенская ограда, но я лишь мельком мазнула по ней взглядом. Еще шаг, еще один, еще... как я жалела сейчас о том, что у меня нет крыльев, чтобы взлететь и в один миг оказаться там, где хочу.

Я все-таки не успела, это я поняла еще когда выбежала за околицу. Пахло свежей кровью, и ночной ветер доносил до носа этот сладковатый аромат.

Он лежал на земле, судорожно сжимая в руке с побелевшими костяшками свой меч — иззубренный, с бурыми, уже подсыхающими потеками на лезвии. Рубашка, рассеченная на груди и животе, быстро напитывалась кровью, ткань тяжелела с каждой секундой. Лицо мужчины побледнело, черно-золотые, перепачканные в крови пряди ярко выделялись на белой коже.

Судя по всему, он едва пришел в себя. Стихии, что же тут произошло? Почему пригорок залит кровью, и почему нигде нет ни Алемида, ни Талеиса? Ни живых, ни мертвых... Только умирающий алед, раненный неизвестно кем и неизвестно почему. Значит, так. Почему это умирающий?

— Мьоллен! — я подбежала к аледу, распластавшемуся на траве. Опустилась на колени, через тонкую, но плотную ткань штанов почувствовав прохладное прикосновение земли.

Мужчина чуть пошевелился, приоткрыл глаза, почти потерявшие человеческое выражение. Зрачок, раньше круглый, сузился и вытянулся, контраст между золотым и зеленым сейчас стал уже совсем резким. Бледное, как мел, лицо исказила болезненная гримаса.

— Каиса? — полувопросительно выдохнул он, и этот выдох стоил ему выступившего на лбу холодного пота. Он отстраненно, уже через пелену боли, наблюдал за тем, как я примериваюсь к нему, прикидывая, как бы поднять мужчину и при этом причинить ему как можно меньше неудобств.