— Господа, — лениво вытерев руки краем скатерти и пятная ее неаппетитными отпечатками измазанных в изувеченной плоти ладоней, предложила я. — Давайте на выход?
Лик, опережая мэйнов в реакции, воодушевленно вылизал мне щеки (хотя не думаю, что Багряные так уж желали изобразить именно это), и опрометью вынесся из горящего трактира. Мэйны молча кивнули, как-то уж слишком пристально на меня глядя. Это, кажется, постепенно складывалась такая мода. Я почти привыкла. Доран безмолвно прошел к дверям, тряся обожженными ладонями. Холодно-теплое безумие чуть отступило, да и неведомый третий будто сдал слегка назад, отпуская мэйна из-под контроля. 'Вот и познакомились...' — подумала я устало и мрачно, выбираясь на свежий воздух.
Почти завалившись в неведомо когда выпавший вокруг трактира снег, я сквозь наползавший туман различила с десяток безумцев, повисших на моем коне и пытающихся удержать его на месте. Пришлось отлипнуть от стены и сделать еще несколько неуверенных шагов к другу. Конь разобрался с проблемой даже в чем-то изящно — он явно сменил гнев на милость, и вместо раздирания доброхотов на куски ограничился швырянием оных на соседские крыши. Он успел как раз вовремя — вместо позорного падения носом в прохладный крупитчатый экстаз я обрушилась поперек его спины и крепко вцепилась в гриву. Ашер не дал мне упасть.
Арньес тоже почему-то оказался рядом. Я развернула коня кругом, он последовал за мной, как тень. Я отступила на пару шагов, на чистом упрямстве принуждая тело шевелиться. Мэйн с любезной улыбкой подал мне руку. Я оступилась — он невесомо придержал меня со спины, а Ашер подтолкнул подмышку бархатным храпом.
— В чем дело? — наконец, исчерпав терпение, вспылила я, изливая недовольство в не слишком-то учтивой фразе.
Нет, я не лишена некоторых выдержки и самообладания, полагаю. Но, уставшая, как собака, имею я право на некоторые комплексы?!
— Тебе не нужна моя жизнь? — как-то легко и светло спросил он.
Я споткнулась на абсолютно ровном месте. Страдальчески морщась, подняла вмиг сделавшийся несчастным взгляд.
Хотелось заорать, разбить об его голову что-нибудь твердое, или хотя бы попинать что-нибудь ногами, так меня достала эта песня. А я осеклась. Было в светлых сейчас глазах что-то такое, какое-то запредельное спокойствие, и знание, и понимание, и неведомый мне смысл в этих небрежных фразах, заставивший мою шерсть встать на холке дыбом (какая шерсть... это, наверняка, нервы). С другой стороны, какое мне дело до его проблем?! Я что, крайняя?
— В дороге все пригодиться... — вздохнула я, безмолвно капитулируя перед очередной неприятностью.
Он рассмеялся, вмиг превращаясь в того надменного, веселого, самоуверенного, обаятельного наглеца, каким я видела его во дворе. И больше ничто не напоминало о тех коротких — меньше вздоха, меньше биения сердца — мгновениях, когда я в его глазах видела смерть. Багряную кровь, вылитую на землю у моих ног в качестве дани. От недостойного быть принятым. Все древние такие уроды? Или только мне так везет?!
Впрочем, отомстить, хоть немного, я сподобилась и так:
— И если ты, ушастик несчастный, думаешь, что я тебя спасал для того, чтобы... — начала я прочувствовано и тихо, почти физически наслаждаясь смешками окружающих.
Арньес договорить мне не дал. Просто прижался своими губами к моим. И засмеялся. А потом опустился в снег на колени, и прижал мою руку к своей груди.
Судя по виду, он наслаждался моментом... А я, кажется, приобрела новый экземпляр к своей коллекции. Телохранителя-охранника, на этот раз. И очередную занозу вкупе с шоковой терапией. Живем, господа! До меня даже не слишком-то дошло, что он сделал.
С этой светлой мыслью я развернулась на каблуках, вплела пальцы в темну гриву, раздумывая, пнуть ли Багряного или попросту пощечину отвесить, и гордо рухнула на спину Ашеру в обморок. Ведь должен же быть отдых у усталых героев? И сладкие детские сны. И видения полузабытых замков. И звуки шумного пира, чьи-то тосты, приятный голос, сказавший над ухом: 'Ну что ж, прощай. И здравствуй'. И смешные прыгучие мишки с очередным суперхитрым планом. И просто 12 часов в мягкой кровати на чистых простынях в обнимку с любимым учеником-собакой. Кому что, а у меня именно так все и было. Сущий бред. И повод для счастья.
Донесение храмовой разведки. Объект — Вириэль. Краткое резюме: как пчелы липнут! Приписка Алуриана красным грифелем: 'Выражайтесь конкретней'. Зачеркнуто. Мат. Зачеркнуто. Добавлено младшим агентом контроля СБ Храма, А'таро: объект вошел в контакт с семью из ста семнадцати значимых фигур. Процент превышения максимальной расчетной социальной активности 40%. Линии взаимодействия разрабатываются. Учесть изменение социального уровня наблюдаемого объекта. Приписано снова алым грифелем: что-то матерное на древнемэйнийском. И: Продолжать наблюдение. Незнакомый почерк, невежливо, наискосок всего текста: Да пошли вы!
Отрывок утерянного отчета из досье паладина Тьмы, Вириэля. Писано второго месяца семнадцатого года эры крыла Ворона, в день Водолея.
Краткие сводки запрошенных раскладов в политическом, социальном и военном разрезах обстановки в обеих Империях от Алуриана пришли под утро. Привычно закололо в виске, я сонно поднялась, выглянула из окна прямо на красивый гостиничный двор (смутно вспомнилось, что сюда в полусонном состоянии привел меня Доран под пристальным наблюдением Арньеса), и ко мне на руку спланировал воробей. Оставалось лишь втянуть руку вместе с птицей обратно в комнату. Миг, короткий укус электричества — и птичка вылетела в окно, 'сгрузив' мне в память все собранные сведения.
Сонно потягиваясь, я задвинула шторы и вернулась в кровать. При таком способе передачи, совершенно безопасном от постороннего вмешательства, существовала одна проблема — информации нужно было 'преобразоваться', то есть перебраться из моего подсознания в зону активной памяти посредством отдыха. Впрочем, время позволяло немного понежиться.
Метод до сих пор не знал сбоев. Биологический носитель по большому счету не имел значения, передавая информацию ближайшему удобному для этой цели объекту в случае угрозы. Причем до момента осуществления передачи обнаружить носителя пока никому не удавалось, даже разработчикам метода. Катализатором служил ряд биологических и психически признаков 'объекта', высвобождавший сложный информационный пакет для краткосрочного узконаправленного поглощения. Прямая экономия времени — ни читать, ни прятать улики не нужно.
Планы уже привычно изменились. Впрочем, я и не удивилась. Последнее время они и без того имели прискорбную склонность самостоятельно перестраиваться то и дело, не слишком интересуясь моим мнением.
Доран вошел без стука, и, лениво запрыгнув на край стола, уселся, жизнерадостно покачивая ногой и задевая каблуком деревянную ножку. Такой пронзительный глубокий 'бум, бум, бум'... Почему он так свободно себя ведет? И что вообще это за чувство такое?! Я его почти в первый раз вижу! Ой, Тьма, что-то мне это так кое-кого напоминает... Одного принца.
— Мои стражи поймали стрелка, но тот успел принять яд, — жизнерадостно оповестил меня этот невероятный садист, любуясь солнечными лучиками на шторах.
— Поздравляю с провалом... — пробурчала я, сонно закутываясь в одеяло с головой. — Некромантом я не работа... — длинный зевок, — аааю.
— А жаль, — погрустнело мэйнийское чудовище, за какие-то секунды превзошедшее все подвиги Тириэла на поприще доведения меня до невменяемого состояния одним фактом столь бесцеремонной побудки. — Собственно, я хотел пригласить тебя вниз. Ребята ждут, хотят отпраздновать...
— Завтра... Все — завтра... — я уже могла 'вспомнить' какие-то отрывочные факты из последних придворных скандалов, но пока не в силах оказалась оценить своевременность таких знаний.
То, что я не задумывалась об этом, лучше всяких слов говорило о моем неадекватном состоянии. Но вид домашней оргии в исполнении власть имущих лиц государства чуть ли не полным составом перед самым носом прогнал последние остатки сна, сорвав меня с кровати, как буйно помешанного гонца, и перепугав собравшегося было тихо исчезнуть мэйна.
— Что такое? — напрягся Доран.
— Э... Я вот... хм... подумал, что нехорошо заставлять ждать! — поспешно привела я первый попавшийся, отчасти приемлемый, довод, стремительно одеваясь.
Вот гадость... До легендарных 'трех секунд' не хватило всего ничего. Собственно, послужившая причиной спешки сцена была банальна и скучна, не смотря на некоторую однополость участников, но вот воссоздавать ее вокруг меня с эффектом голограммы и эффектом прямого участия было вовсе не обязательно. Фр. Обязательно Къярену по возвращении нажалуюсь.
Героический губернатор жизнерадостным воробышком поскакал по лестнице вниз. Я вспыхнула белой завистью, самой себе напомнив медведя в спячке. Идти удавалось, но тяжело и медленно. Сонная одурь никак не проходила, в голове глухо гудело. Я упоминала недостатки нейропочты?.. Шатаясь и бурча что-то себе под нос, спустилась вниз, мысленно обещая настучать по шее недогадливому самозваному телохранителю, не способному обеспечить спокойного отдыха только что обретенному хозяину.
Картина, открывшаяся внизу, напоминала семейный портрет в каком-нибудь старинном замке, в исполнении потомственных аристократов со всеми домочадцами, а уж никак не главный зал трактира. У камина стояли кресла, во всех, кроме одного, сидели мэйны. Остальные с демонстративной небрежностью, притом сохраняя строго регламентированный неведомым мне ритуалом порядок, заняли круговую оборону. Одежды свиты были выдержаны так, чтобы ненавязчиво подчеркивать клановые цвета занимавших кресла. Еще больше меня удивило то, что одним из 'старейшин', как я мысленно обозвала оделенных сидячими местами счастливчиков, оказался и Арньес.
Доран опустился в свободное кресло, а мой 'должник' поднялся, проводил меня к своему 'трону' и встал за спиной. Что-то мне все это напоминало....
Тем временем молчание затягивалось, собравшиеся хранили поистине гробовое молчание, так что звук собственного дыхания звенел в ушах, а огонь весело потрескивал даже на тоненьких фитилях свечей. Как заинтересованное, но неосведомленное, лицо, я подумала немного и почти поддалась искушению подремать. Семьдесят часов храмовых собраний — и вот результат. Спать я могла с открытыми глазами, выдавая положенную норму реакций, сохраняя величественную осанку и машинально, на уровне подсознания, отслеживая окружающую обстановку. Впрочем, долго подремать не довелось. Упоминание имени, или его части, всегда служило сигналом для экстренного пробуждения, так что я не пропустила ни мгновения шоу. Багряные провозгласили тост в мою честь. Никогда не видела такого выражения лиц ни у кого другого. В свете живого пламени их черты приобретали необычайный теплый медный оттенок, еще больше подчеркнувший точеные лики, резкие и плавные одновременно, словно клинки, тщательно выкованный лучшими из мастеров. Рыжие волосы переливались у каждого своим оттенком. И вовсе они не были похожи, багряные. Такие же, как все, просто профессионалы. А так — каждый со своими привычками, характером... и тараканами.
— А теперь, Вириэль, позволь нам узнать, откуда простому менестрелю ведомы такие чары? — промурлыкал Доран, когда все выпили.
Не знаю, на что он рассчитывал. Я ощущала его эмоции, как отдаленный шум — наша непрошенная эмпатическая связь никуда не делась. Так что, полагаю, и он почувствовал, что я не удивилась. Он, кажется, умел пользоваться ею лучше.
— А кто говорил про 'простого'?.. — так же мягко поинтересовалась я в ответ.
И поднялась рывком. Я отвечу. Хотя могла бы и промолчать. Но... Тьма, у них были свои причины задавать такие вопросы — и получить на них ответ. И их я уважала. В смысле, причины.
— Я поддался эмоциям. Там, в трактире. Хотя, если на чистоту, у меня не было ни малейшей уверенности в том, что я справлюсь. Но мне удалось. Теперь, вероятно, предстоит расплачиваться... за доброту? — вымеренная доля насмешки.
И звук извлекаемого клинка за спиной. Арньес. Короткий взгляд назад позволил выяснить, что все совсем не так, как мне казалось. Мой новоявленный телохранитель с обнаженным клинком в руках собирался не пронзать мне спину с энтузиазмом маньяка, а наоборот, защищать от любой опасности. В том числе и от собратьев. В руках он сжимал ведущий меч. Его второй все еще оставался в ножнах. У Багряных и дроу были совершенно разные школы боя, но вооружение схоже. Хотя, как утверждал Яшма, при высоком мастерстве, в конечном итоге, все школы смешиваются... Или он имел в виду еще что-то?
— Ты — темный, — спокойно сказал багряный, сидевший дальше всех.
Он был стар. Нет, это привычно не отражалось на вечно молодом лице, но глаза, крошечные складки в уголках, серебристые нити в густых роскошных волосах, медленная и опасная ленца в каждом движении, даже взгляде — все это, как ничто другое, свидетельствовало о возрасте.
Я повернулась и посмотрела в теплые пронзительные глаза, яркие, как лед в темнице, и утешающие, как шепот камыша.
— Да, — спокойно.
Я не собиралась оправдываться. Последнее, от чего я отрекусь — Тьма. Так что... Мэйны зашевелились, сдвинулись, зашелестели одежды, пока руки тянулись к оружию... Затишье в преддверии бури прервал спокойный, странно равнодушный вопрос:
— Почему?..
И я снова не ответила. Не смогла. Только провалилась в воспоминания на мгновение. И позволила его разуму скользнуть за мной. В сон, который я почти всегда считаю случайным. И только иногда приходит подозрение — вдруг это правда? Холодная тишина, когда нет ничего. И голос — в ней. Властный и теплый, чуть насмешливый, безразличный. 'Ты слышишь?'. Тогда еще не было слов, но был голос. Слышно было, как в наползавшую со всех сторон красноватую и вибрирующую Тьму вонзается дрожащий голос, как что-то темное и вязкое охватывает тугой волной, рычащий смех, проклятия сквозь приглушенный шепот. Шепот, обещающий что-то кому-то. Нить судьбы, вплетающаяся в твои волосы. Тогда я долго спала, а когда открыла глаза, была в Храме. И мне было уже девять. Я смутно помнила образ высокой темноволосой женщины со сложной прической, в белом платье, замершей на парапете башни. Прекрасное лицо искажено, глаза горят, лицо запрокинуто к небу, руки воздеты вверх как ломкие камышинки, почти уродливые в своей выразительности... Я никогда не видела ее в реальности, только во сне. Когда-то меня мучил вопрос — кто она? Почему я не помню ничего из своих первых лет жизни? А потом... потом мне стало все равно. Безразлично. Нет, правда. Из Тьмы вышла вполне достойная мать.
Но, если позволите, не будем больше затрагивать эту тему.
А Багряные... Раз уж им захотелось устроить мне очную ставку, пусть их. Я не люблю сдаваться.
— Достаточно, — сказал незнакомый мне Старейшина мягко.
Кажется, он... услышал?..
Пока я гадала на кофейной гуще, пытаясь просчитать неизвестные переменные, он поднялся и подал мне кубок с чем-то горячим и ароматным, вынудив меня заморгать в растерянности.