Они точно отражались в искаженных зеркалах, где мужчина есть женщина, а женщина есть мужчина. Недомолвки, произросшие на благодатной почве, даже через слова не коснулись тех, кто мог заглянуть в самую глубокую темную воду. Здесь мужчина становился пришельцем в плаще убийцы, а женщина — воспрявшей ото сна жертвой, которая превратилась теперь сама в великого и беспощадного палача. Потому что знала, что королевские воины долго не протянут, потому что ведала о том, что ее собственное войско окажется раздавлено мистериками, потому что стремление отомстить молчащему церковному Богу слишком велико, и скоро кресты и флаги Церкви окажутся втоптанными в грязь. Потому что сейчас в замке их трое. И трое множится на бесчисленных гобби, жаждущих получить последний атрибут великого создателя и уничтожителя, имени которого не знает никто. Имя которого написано на ладони.

Тогда, девочкой, она не придала значения тени в зеркале, не вчиталась внимательно в таинственные символы пришельца, но сегодня обязательно взглянет на рану под повязкой. Ибо там начертано великое. Великая правда, которая способна освободить ее от заклятия и темного шлейфа.

— Мы так и будем смотреть на друг друга и ждать, чем закончится битва? — благоразумная СиАвали резко поднялась и закружилась по черным мраморным плитам, как белое привидение, у которого, кроме мерцания материи, ничего больше нет. — Идите ко мне, мистерик. Идите, не бойтесь! Посмотрите, я покажу вам еще одну правду нашего замка. Чтобы навсегда закрыть тему всезнайства великих магистров. Вы как раз без ума боитесь этих существ. Эти существа пришли за вами... Пришли увести и оставить нас с сестрой в покое. Никто, теперь никто не захочет пересечь границу земель. Даже поганцы из обители мистериков.

Гибкое тело изогнулось, изображая полусферу. И тронутый черным демоном внутри, Виктин вынужден был встать. Он чувствовал, что находится на грани. Он понимал, что еще несколько минут, и головой завладеет чужой голос. Нет, не стены дрогнули, а пространство расступилось.

— Один танец, сиятельный посланник. Вы когда-нибудь танцевали без музыки? — светлые, полные озер и тины, глаза СиАвали дрогнули, по тоненьким бровкам пробежала рябь удивленного полудетского каприза. — Покажите, что вы не боитесь нашего дома. Покажите, что способны устоять после опасного удара, нанесенного моим чудовищем, что еще сохраняете человеческое естество. — Она обвила торс мистерика поверх плаща и начала медленное кружение по залу. В какую-то секунду пальчики герцогини оказались в пшеничных волосах, потянули голову Виктина к себе, нежные розовые губы полуоткрылись, призывая к поцелую. Цветы на платье стали невыносимо ароматны. Их запах лишал рассудка. Их естество заводило демона внутри все сильнее и сильнее. Тот стучался и бился наружу, желая оказаться на свободе.

— Вы хотите избавиться от меня. Как и от других посланников. Как и от других сумасбродных рыцарей. Вы отдаете их чудовищам, чтобы никто не трогал вас, герцогиня.

Неужели язык еще подчиняется? Еще есть возможность сопротивляться магическому влиянию.

— Какие интересные замечания! — СиАвали криво усмехнулась и сделала несколько маленьких шажков назад, продолжая вести танец. — Красиво мы смотримся. Последний вечер последнего из мистериков, который долго копался в книгах и бумагах, чтобы познать суть происходящего. Вы замолчали? Вам тяжело говорить? Как вы побледнели, Виктин. А ведь совсем недавно ваше сердце так быстро билось и ваша доблесть была так велика, что я не могла устоять перед соблазном обнимать и целовать вас.

Мужчина покачнулся. Туман. Почему так много тумана? В нем свечи — тени. В нем сидящая неподвижно Кларисса — абрис. В нем столько движения и столько неуловимых существ, которые появляются из всех щелей, как подвальные крысы. Глаза гостей красны, зубы остры, короткие копья смазаны ядом. Один из уродцев уже взобрался на стол и приближается к сиятельной Титу-Авали. Но та не шевелится. Да, кажется, есть объяснение: карлики управляют временем. Они пришли сюда исполнить свою миссию. Какие парадные костюмы! Поверх черных, расшитых серебром рубах, зеленые укороченные пеллисоны, на головах у каждого по серебряному обручу. В руках у многих странные атрибуты.

— Отпустите меня, герцогиня, — Виктин попытался закончить танец, но какая-то сила заставляла его продолжать кружиться. — Что вы собираетесь делать? Что вы затеяли? Неужели вы сговорились с гобби? Как вы не понимаете, что это опасно! Они используют и обманут вас, они уничтожат вашу сестру!

— Вы в этом уверены? — женщина улыбнулась. — Почему вы такой несмышленый, Виктин? Почему думаете, что все в этом мире происходит соответственно посылу и следствию?

— Я не намерен вести философские беседы! — сердце в груди неистово билось, червяк грыз грудную клетку и царапался через плащ. — Что вы за человек, если отдаете Титу-Авали гобби? Вы завидуете ее силе? Вы думаете...

— Полноте, мой сиятельный мистерик. Разве я не красивее и не привлекательнее Клариссы? — Нежный смех СиАвали вдруг перешел в переливы невидимых колокольчиков. — Разве вы не думали каждую минуту о моем теле и не корили себя за излишнюю податливость? Давайте потанцуем... В последний раз! Я кажется, начинаю привыкать к вашей доверчивости.

— Сестра не простит вам предательства.

— Развяжите плащ! Зачем нам одежда в танце любви? — Сладкий нектар заставлял руки подчиняться. — Не спешите, не спешите, я подожду еще...

Тяжелые складки плаща повалились с широких плеч и обрушились на пол. Все олени и все охотники стали черными пятнами без жизни, но они еще успели нашептать владельцу об опасности.

— Ты очень смелый! Ты очень честный... Твои "очень" выдают тебя с головы до ног. Да, твоя голова... Прекрасный экземпляр. — Щечки СиАвали заалели, в зрачках ярко вспыхнуло пламя. — Так что случилось в пещере? Что сказали мистерики про расследование вопреки всем реальным трактовкам?

Виктин не смог ответить и начал оседать на пол, все еще пытаясь схватиться за белую текущую ткань платья герцогини. Секунду он задержался пальцами на худых коленях, а потом навзничь повалился на холодный пол, чтобы увидеть, как над ним склоняется самое странное лицо без всякого отблеска чувств — лицо, которое до этого видела лишь девочка в серебряной пещере перед тем, как чудовище разорвало на части маленьких крестьянских девочек.

— Спасибо, что отдал мой плащ, — благодарность бесцветного отзвука, а не голоса, задрожала в стеклах окон. Темные бесконечные глаза отразили лицо Виктина. — Глаза ко мне уже вернулись, отец Лисий был так любезен, что сам предложил убить себя. Ты хорошо танцевал.

— Что? — Мистерик попытался отползти, отодвигаясь ногами по плитам, но его словно кто-то держал со всех сторон. Точно, кругом проклятые гобби. Они цепляются за одежду, смеются и сверкают красными глазами.

— Несмышленый, ты до сих пор ничего не понял? — Ласково спросило существо. — Я так долго ждал тебя и так долго за тобой следил. Я так долго вел тебя в этот замок, в этот час, в эту минуту.

— Что произошло? — Мужчина попытался стряхнуть с себя наваждение, затряс головой и зажмурился. А потом резко огляделся в поисках СиАвали. Но та бесследно исчезла, а над ним продолжал стоять высоченный незнакомец, который ничем не выражал ни неудовольствия, ни волнения. Шерстяные простые штаны, белая рубашка с оторванной полосой ткани, меховой жилет, пояс с железной бляхой, плащ, небрежно набросанный на плечи.

— Мистерики все мертвы. Я убил их, — холодная улыбка тонких губ ослепляла. — Тайная власть закончилась. Ты возглавил братство и теперь можешь сразиться со мной, чтобы победить мглу, как ты хотел с самого начала. Не король, а ты — простой смертный, который пришел за потерянной любимой и нашел ее здесь, живой! Но, кажется, ты кого-то потерял... Ах, да! Ты потерял милую, маленькую СиАвали.

Ноги в черных сапогах начали обходить Виктина, у которого все плыло перед глазами. Постыдная слабость не давала мужчине подняться и сопротивляться. Ненависть на себя росла комом безрассудных обвинений в чрезмерном доверии хозяевам. Ведь отец Лисий предупреждал о мистификациях. О ритуальных убийствах и об обычаях этих земель. Здесь каждый убивает не ради удовольствия, а из-за желания утолить жажду. Почему он поверил Ордену? Здесь правит не вампиризм, который столь подробно описан в старинных книгах. Здесь обитает вера в права чудовищ на единоличное существование на земле, потому что именно они первыми появились на свет, прежде чем человек стал главным среди многих любимчиков бога.

— Спрашиваешь себя, почему я принял форму беззащитной девчонки? — Существо присело рядом. Эхо его голоса стало как будто ближе, но лицо оставалось провалом пустоты, где существуют лишь все пожирающие глаза. — Бедняга, ты вспоминаешь свою недавнюю похоть и сгораешь от стыда! Понимаю... Не волнуйся. Меня там не было. Разве я позарился бы на твою честь, мой рыцарь. Я послал свою служанку, с которой уже давно обменялся телами.

— Что ты хочешь от меня?

— Присутствия и понимания! Сегодня самая лучшая ночь, и одной маленькой девочке следует заплатить за жизнь, которую я подарил. Поднимите его! — существо резко встало и направилось прочь, к столу, где сидела дрожащая, как былинка, Кларисса.

Существо протянуло к герцогине раскрытую руку и пригласило ту жестом тоже подняться. Короткого колебания хватило для того, чтобы подхватить Клариссу на руки и понести через залу к выходу, а следом сотни гобби повели едва живого, ничего не понимающего Виктина.

Война. Ненависть. Страсть к жизни. Излюбленное желание — власть. Люди пришли сюда, чтобы окончить череду напастей и доказать варварам, что их бог сильнее каких-то демонов, что они одни способны победить болезнь и защитить семьи от черного ветра чумы. Церковники высоко держали флаги. Их воины с крестами вырвались на поле, чтобы закончить кошмар, хотя кошмар собственных городов, где сжигали ведьм и отправляли на виселицу простых смертных, не тревожил вовсе. Помнили ли вы, ревнители веры, как сотнями оставляли разоренными деревни в самые голодные годы, и все ради Церкви? Знаете ли, что такое настоящий голод, когда даже кора ивы кажется сладчайшим медом? Смотрели ли вы на остатки пшеницы со слезами на глазах? Отправляли ли на панель в города собственных дочерей? Нет, вы пришли в чужие земли установить здесь никому не нужные порядки, и правы те далонцы, которые сказали, что демоны давно завладели вашими телами, что ваши тени-прошлое решили отомстить, заслав к вам чуму и пожирая вашу плоть.

Сегодня вы пугались того, что твари убивают людей, а вчера сами умыли руки в человеческой же крови. Ваши пастбища жирны, богатые родовитые отпрыски! Ваши вассалы, наемники недавно жали молодых девок в ближайших харчевнях за одну или две медные монетки. Ваши детишки продолжат череду насилия и подчинения себе подобных. Ваш король — сын белошвейки, чей отец привел с десяток благородных рыцарей в замок бывшей возлюбленной. А потом приказал двоим исполнить страшный приказ: связать деревенских детей вместе с дочерью герцогини. А ведь герцогиня так любила государя, что пошла на измену и подарила тому самый лучший из даров. Вы отвели ребенка короля в глубокие пещеры, чтобы убить. Вы! Да, вы все — церковники, благородные вельможи, наемники — попустительствовали преступлению. Кто-то из ваших отцов привез приказ герцогу Далуру и выманил его из замка, чтобы отправить на границу, но не для верной службы, а для верного конца. Кто-то зарядил арбалет, когда он выехал вечерним дозором из приграничной крепости. Кто-то стрельнул Далуру в спину и промахнулся. Но и не это сейчас важно, не то что вы засудили невинного отца, который узнал о пропаже горячо любимой дочери и искал ту по лесам, а то, что вы вновь считаете себя правыми, люди! Вы готовы верить, что чума — дело рук одной маленькой женщины. А ваш король давно отказался от любимой, которая спасла его государство от карликов.

Каелль и его приближенная свита уже долго стояли на холме, следя за тем, что творится внизу с азартным интересом. Они крепко привязали короля к столбу, хотя тот практически и не сопротивлялся, а теперь и вовсе притих, словно готовый к отсечению головы петух. Жалкое, унизительное зрелище перестало давно интересовать и развлекать до этого разгоряченных дракой высокого крылатого получеловека и охотников, которые вдоволь наиздевались над неожиданным пленником, а теперь пристально наблюдали за ходом битвы.

— Люди все-таки глупы, — один из охотников щелкнул зубами. — Вечер не прибавит им сил и не подарит отдыха, но упорство, но надежда... Каковы?

— Кресты придали дуракам сил. А еще черные рясы. Черные рясы, что жили от нас особнячком. Они хранили секреты, а теперь решили, что мы без боя отдадим нашу добычу, нашу хозяйку.

— Во всем виноваты мы сами. Если бы мы могли покидать земли, то давно бы отыскали мистериков и заставили бы вернуть нам части Бога мертвых, чтобы совершить ритуал. Теперь мистерики здесь...

Каелль искоса посмотрел на помощников:

— Неужели вы не догадались? — Спросил он сквозь зубы. — Бог отказался от нас. Он отказался от первых своих созданий и собирается создать новую расу. Мы его слуги — да! Но мы ему больше не нужны, мы мертвые слуги, которых будут вспоминать только в легендах и страшных сказках.

— Бог мертвых никогда бы не поступил так с нами. — Замотал головой крылатый охотник слева. — Люди слишком жалки, чтобы выбрать их себе в пищу. Мы приносили ему жертвы, мы похожи на него.

— Не совсем так, — Каелль склонил голову. Черная масса мистериков надвигалась, оттесняя тварей к холмам. Все меньше становилось людей, все меньше от армии юноши. — Мы здесь, для того чтобы покинуть землю и переместиться обратно, в темноту. Наш повелитель не только разрушает, он еще и создает.

— Он создает смерть. — Получеловек злобно рассмеялся, а его чернильная кожа вдруг полыхнула огнем. — Чего мы ждем, почему не помогаем нашим?

— Да, конечно, — задумчиво отозвался Каелль и почему-то начал избавляться от доспехов. — Последняя атака должна ободрить вас, вперед.

— Ты странно говоришь и странно себя ведешь. Если бы я не знал тебя как главного в замке, то решил бы, что все мы ошибались, когда выбирали тебя вожаком. — Огромная лапа легла на плечо юноше, и длинная морда охотника с огромными передними клыками заглянула тому в лицо. — Ты знаешь больше нас, Каелль Тан. Ты почти уже не человек, ты уже почти достиг совершенства и изменил представления о мире.

— Ты тоже когда-то был человеком, а не пил по ночам у младенцев кровь и не нападал на девственниц, чтобы насладиться их невинностью и сожрать их плоть, — прошипел мальчишка, скидывая дружеское объятие. — Вы хотели им помочь. Тогда вперед, помогайте! Кровавое пиршество для Бога мертвых обеспечено. Два лагеря разбиты. Ночь весьма подходящая для магии... У гобби все атрибуты. А сейчас произойдет самое главное.

И Каелль указал оставшимся в живых чудовищам на то, что происходило внизу. Среди живых не было людей, флаги церковников больше не возвышались гордо над полем, не алели там и флаги короля. Но и смелых чудовищ тоже не мелькало в сплошном месиве из еще теплых трупов. Тишина. Пустота. Лишь черные капюшоны, что теперь стоят и не двигаются с мест, словно чего-то ожидают в кровавом закате. Они опустили мечи, они не перезаряжают стрелы, не проявляют никаких признаков жизни.