Передо мной по коричневому деревянному полу вниз по широким ступеням тянулась синяя ковровая дорожка с позолоченными краями, спускавшаяся до нижней трибуны, за которой выступал человек, чьих слов я не слышал из-за того что они доносились сильно искаженные странным эхом. На верхней трибуне чинно сидели трое седых мужчин, поверх мантий которых красовались массивные нагрудные ордена.
Я даже не догадывался что это за собрание.
По моим прикидкам в зале находилось до тысячи человек, и все они внимали словам выступавшего, который со знанием дела водил головой по сторонам, донося свою речь до всех слушателей.
Чтобы расслышать его слова, я рискнул подойти ближе. Необычайное ощущение — открыто идти мимо такого количества людей, будучи невидимым для них. То ли ты призрак, то ли призраки тебя окружают. Ты среди них, но в то же время нигде. Аж дух захватывает от странного чувства неуязвимости. Приблизившись, я понял, что это за эхо. Человек говорил, по всей видимости, на латыни, но затем его речь каким-то образом переводилась, и слышал я ее уже по-русски в виде эха. Возможно, переводил доспех — я не знал.
— Посему я предлагаю перейти к решительным действиям уже сегодня, ибо завтра может быть поздно, — произнес выступавший.
— Что именно вы предлагаете? — послышался скептический голос из зала.
— Выпустим гончих.
В зале послышался смешок.
— Это вздор! — выкрикнул кто-то.
— Вы ошибаетесь, — настоял на своем выступавший. — Нас всех пытаются ввести в заблуждение. То, что мы принимаем за последствия, на самом деле есть причина, и если мы не устраним ее пока еще не поздно...
— С чего ты взял, что уже не поздно, магистр? — раздался позади меня подозрительно знакомый голос, и я обернулся вместе с сидящими вокруг людьми.
"Не может быть!"
Небрежно облокотившись о дверной косяк, стоял Павел Афанасьевич Лысенко в своем красном балахоне.
Зал забурлил недовольным бормотанием.
— Кто вы такой? — возмущенно спросил выступавший. — Как вы сюда вошли?
Несколько человек встали со своих мест и поспешили к выходам.
— Господа, давайте сохранять спокойствие, — издевательски продолжил Лысенко. — Меня зовут Альмод.
— Выведите его отсюда! — кричали из зала.
Первые добежавшие до выходов толкали двери, но те оказывались заперты.
— Что происходит? — взволнованно спросил у своего соседа один из мужчин, сидевших недалеко от меня.
В зале нарастала паника.
— Кто бы ты ни был, тебе не уйти отсюда живым! — угрожающе пробасил центральный старец на верхней трибуне.
— Не хочу вас разочаровывать, но у вашей власти появилась серьезная конкуренция. Хотя вы и слова-то такого, наверное, не знаете. Кто вам противостоял кроме жалких Миротворцев?
— Как ты смеешь разговаривать в таком тоне? — возмутился другой старец.
— Я? — Злобно улыбнувшись, Альмод направился к трибуне.
Встречные люди шарахались от него в стороны. Когда он проходил мимо меня, я тоже невольно отошел, потому что от него как жаром пыхнуло омерзением и злобой, так, что я отчетливо почувствовал тошноту.
Выступавший ушел с трибуны, как и двое крайних старцев сверху, остался только средний, который встал, приняв угрожающую позу.
— Откуда ты, такой смелый? — надменно спросил он у приближающегося Альмода.
— Вообще я из России, но тебе сейчас лучше возопить, как же так случилось, что ваша грандиозная система, шлифуемая столько лет, допустила чтобы рабы вроде меня скинули оковы.
У выходов уже образовались заторы, но двери все не поддавались.
— И кто же ты?
Подойдя к трибуне вплотную, Альмод непринужденно оперся об нее вытянутыми руками.
— Ты меня не знаешь. Никто из вас не знает. Я абсолютная неизвестность — и в этом вся прелесть. Не существует вируса опаснее, чем тот против которого у организма нет иммунитета.
— Иммунитет появится, и очень скоро! — брызнул слюной старец.
— Вот это вряд ли. Вы все исчезнете навсегда.
Старец гневно стиснул зубы:
— Не слишком ли много ты на себя берешь? Кто ты против мира?
— Лучше спроси, кто мир против меня, — с вызовом ответил Альмод.
Затем он отпрянул на несколько шагов, взмахнул руками, и оглушительный взрыв уничтожил трибуну. Я рефлекторно прикрыл голову руками, а по залу прокатился дружный вздох.
Разыскав среди обломков еще живого старца, и не прикасаясь к нему взмахом ладони поставив его на ноги, Альмод шепнул ему:
— Смотри, архимагистр. Смотри внимательно, ибо все, что ты сейчас увидишь, ты должен будешь передать своим богам. Восстание титанов было лишь прелюдией грядущего.
Два самых крупных и острых обломка поднялись в воздух, соединились друг с другом как лопасти пропеллера и закрутились, набирая скорость.
"Что-то мне подсказывает, пора делать ноги", — подумал я, попятившись назад.
Часть людей замерла, наблюдая эту картину, а часть еще агрессивнее стала пробиваться к выходам.
Спустя несколько секунд скорость вращения обломков возросла настолько, что все более мелкие фрагменты раздуло ураганным ветром. Ужасающий звук напоминал гул промышленного вентилятора. Меня самого охватила паника, и я ринулся к выходу. Через людей я проник как через проекции, но вот дверь оказалась вполне материальной и от моих ударов даже не дрожала.
В этот момент импровизированный пропеллер сдвинулся с места и медленно поплыл над дорожкой, ведущей к тому выходу, у которого застрял я.
Все нецензурные слова, какие знал, я вспомнил в те секунды. Через головы толкущихся около меня людей я мельком видел, как разлетаются окровавленные части тел первых жертв кошмарного орудия.
— Откройте дверь! Ас! Вал! Кто-нибудь! — орал я, пока не вспомнил про манжету и не приказал ей в максимально жесткой форме срочно прервать видение.
Сработало. Меня буквально выпихнуло сквозь дверь в коридор, откуда я и попал в злосчастный зал. Напарники успели отойти всего на несколько шагов, и по ним было видно, что они удивились моему скорому возвращению.
— Наконец-то закончилось, — облегченно выдохнул я, опускаясь на корточки.
— Что-то ты быстро, — хотел подколоть меня Вал.
— Сколько времени длилось видение? — спросил Ас.
— Не знаю. Минут пять. Но я вышел по собственному желанию, не мог больше смотреть.
— Что видел?
— Альмод, — коротко ответил я, рассчитывая, что Ас поймет посыл.
— Ясно, — отворачиваясь, раздосадовано вздохнул он, словно ожидал такого ответа. — Давайте поскорей найдем Гимока и уйдем отсюда.
— С радостью, — согласился я. — Он что, от нас прячется?
— Скорее всего. И он тут не один, по всей видимости. Только почему они не показываются... — Ас непонимающе огляделся. — Они же знают нас.
Немного придя в себя, а точнее восстановив подрастраченную осознанность, я еще раз прокрутил в голове увиденное, и тут у меня созрела мысль. Я же вроде как теперь мог самостоятельно настраиваться на нужные видения — Ас для этого даже мне мозг изменил. Так почему бы не сделать этого сейчас? Анна... Ее роль во всем этом не давала мне покоя.
Приблизившись к одной из еще закрытых дверей, я так настойчиво, как только мог, приказал самому себе настроиться на то, что произошло с Анной после ее пропажи из рук ГУПИ. Четко сформировал в уме ее образ и, взявшись за ручку, я отворил дверь.
Едва она открылась, как меня обдал прохладный порыв ветра, заставивший вздрогнуть от неожиданности.
"Так и, правда, можно забыть, где иллюзия", — удивился я невероятной реалистичности.
Передо мной находилась жутковатая темная прихожая, а за ней коридор, на стенах которого сквозняк трепал лоскутья отклеившихся обоев. Теперь я ощущал, что вижу прошлое, но не мог определить насколько давнее.
Бросив взгляд на Миротворцев, которые ко мне даже не обернулись, и ободренный собственным успехом, я ступил на однотонный коричневый линолеум советских времен.
Ветер возил по углам обертки от шоколадных батончиков и пластиковые крышки от "бичпакетов". Полумрак освещался завораживающим темно-синим светом, источник которого располагался там же, откуда дул ветер — в комнате в конце коридора. Позади меня была закрытая дверь, обитая подранным дерматином. Не сразу я обратил внимание, что обивка содрана тем же способом, что и обои — как будто точила когти гигантская кошка.
Пройдя мимо ванной комнаты, залитой ржавыми подтеками от труб и сантехники, я, наконец, понял, что нахожусь в квартире, похожей на мою теперь уже бывшую съемную халупу. Даже интерьер был похож. Отличалась только планировка.
Я вошел в комнату, из которой дул сквозняк. Она казалась довольно просторной, поскольку в ней отсутствовала мебель. Или почти отсутствовала. В самом центре стоял изящный монолитный объект, по виду сделанный из металла — зеркального металла, отражающего свет как кривое зеркало. Я не знал можно ли отнести его к мебели, потому что больше всего он был похож на алтарь для жертвоприношений, пусть и напоминал эргономикой изгибов откинутое стоматологическое кресло.
От двери на обычный не застекленный балкон остались только ржавые погнутые петли, а от окна — торчащие из рамы осколки. На улице царила тихая ночь, и прохладный ветер беспрепятственно проникал в комнату. Необычное синие свечение, как я обнаружил, было результатом преломления яркого холодного света уличного фонаря, расположенного под кроной дерева примерно десятком этажей ниже балкона. Других строений из окна не наблюдалось. Позади фонаря свет выхватывал из темноты несколько ржавых гаражей, за которым начиналась сплошная плоская чернота, тянущаяся до самого горизонта, где с землей соприкасалось усыпанное звездами небо.
Не обнаружив Анны даже на балконе, я с подозрением, что видение не удалось, уже направился осмотреть кухню, но не успел сделать и двух шагов, как позади донеслось тяжелое уханье воздуха, которое и сравнить-то было не с чем. В квартиру ворвался мощный порыв ветра, закруживший мусор, и послышался до ужаса знакомый грубый голос, дополняющийся звоном металлического эха:
— Лаккарр энрош.
Резко обернувшись, я увидел стоящего на балконе рыжего, взъерошенного парня в лохмотьях. Это был он — неопознанный неос из Нью-Йорка, ранее увиденный мною во сне. Только теперь я знал, что то был не сон, а такое же видение, которое я сейчас переживал.
В руках он держал пребывавшую без сознания Анну, укутанную в легкую черную ткань, завораживающе развивающуюся на ветру.
Парень медленно перешагнул через высокий порог балкона и осторожно уложил Анну на алтарь, форма которого, как оказалось, словно специально была подогнана под ее фигуру.
— Что ты такое? — спросил я у парня, зная, что он все равно меня не слышит.
Он провел рукой над головой Анны, и она открыла глаза, но, похоже, не сильно испугалась, лишь нервно дернувшись, и тут же принялась себя ощупывать.
— Не беспокойся, — прохрипел парень по-русски. Раскатистое эхо его голоса должно было быть слышимо во всем доме. — С твоим телом все в порядке. Оно в лучшем состоянии, чем когда-либо. Одрябшая плоть вновь обрела былую молодость и больше никогда с ней не расстанется. Одежду я выбрал тебе сам. Мне показалось, чистый шелк придется очень кстати.
— Где я? — спросила Анна на английском, тревожно оглядевшись. Ее слова переводились, однако, как она понимает парня, я разуметь не мог.
— После нашей встречи в городе, что называется Нью-Йорк, ты была похищена врагами, но я позаботился, чтобы тебя вернули и принесли сюда, в это убежище, на территории государства, которое ты знаешь под именем Россия. Твои обидчики жестоко наказаны. Я велел не щадить никого.
— Боже... — Анна закрыла лицо руками. По-моему, у нее был шок.
— Это твоя благодарность? — возмутился парень. — Тебе было даровано бессмертие!
— Помоги мне, Всевышний, — простонала она, поворачиваясь набок. Из-под невесомой ткани по гладкому металлу скользнули ее обнаженные ноги, удивительно складные и сильные, напомнив мне, что и вне тела можно испытывать сексуальное возбуждение. Парень тоже не пропустил этот момент, жадно зыркнув и тут же стыдливо отведя глаза. Заметив это, я гневно стиснул зубы.
— Твое лицемерие меня поражает, — менторским тоном начал парень, отходя от алтаря. — Значит, прожить полвека в азартной погоне за миражами, идя по головам и выбрасывая отдавших тебе все людей как старые игрушки — для тебя нормально. Но лишь только твоя святая реальность дала трещину, уступив под натиском извне, ты сразу сняла с себя ответственность? Воззвала к высшим силам? Не желаешь принимать новые условия? Хочешь опять в свой уютный замок, чтобы мир вновь закрутился вокруг тебя? Ты же должна стойко переносить все неожиданные повороты судьбы и быть готовой ко всему. Неужели ты, кроме как кривляться перед камерой, действительно ни на что не способна? Неужели Рок был прав, и ты не более чем жалкая актриска?
— Отпусти меня, умоляю. — Не выдержав, Анна разрыдалась.
— Назови хоть одну причину, почему я должен это сделать, — обернулся к ней парень.
— Я исполню все, что ты скажешь, только отпусти меня.
— Все что я скажу? Очень сомневаюсь. — Парень вновь отвернулся. — Ты же кошка, что гуляет сама по себе. Тебя бесполезно заставлять, бесполезно убеждать. Потому я не вижу для тебя никаких альтернатив. Я не просто заставлю тебя взглянуть в глаза истине, я тебя ткну в нее носом, чтобы ты горько пожалела о пройденном пути и осознала всю катастрофичность своих заблуждений. — В голосе парня зазвучало презрение: — Посмотри на себя, ты потратила жизнь на ничто! Думаешь, ты многого добилась, сделала карьеру, стала всемирно известной? Где же твоя гордость?! Ты должна стыдиться того чтобы быть листком на ветру судьбы, но ты, похоже, даже получаешь от этого удовольствие, иначе как еще объяснить твою невероятную глупость в последние десятилетия. Помимо прочего, и так являясь жертвой богов, игрушкой в их руках, ты умудрилась еще начать им поклоняться! Чтить собственных поработителей! Причем самым извращенным образом: не через религию, как все нормальные рабы, а через поганое учение! Месфарак, будь он трижды проклят! Твой маразм, дорогая, достиг поистине немыслимых масштабов. Снять с тебя оковы разума будет настоящим подвигом... Их сила в самой человеческой природе, а ее не побороть, пока ты будешь смотреть на себя и мир так, как смотришь сейчас. Ты обездвижена тысячью "нельзя" и "невозможно". И ты сама загнала себя в эту клетку. Деньги и власть не способны тебе помочь, и ни одна религия на земле не даст то, что ты ищешь, ибо покой, к которому ты стремишься — совершенно не то, о чем стонет твое сердце. Ты пытаешь потушить огонь, что сжигает твою душу, прячешься за маской добродетели, но это пламя — сама твоя суть. Счастье для тебя невозможно в мире, который ты считаешь реальным. — Развернувшись, парень решительно приблизился к алтарю: — Больше медлить нельзя. Если я не вмешаюсь, сумерки разума тебя поглотят. Готовься. К сожалению или к счастью, но шоковая терапия в твоем случае — единственное лекарство. И начну я с того, что преподнесу тебе в подарок голову виновника большинства твоих бед, твоего наставника и по совместительству руководителя Месфарака. — Замолчав, парень зловеще добавил: — Марка Вайнберга.
