В Чимкенте в наше купе так никто и не подсел, вероятность того, что кто-то мог подсесть до Туркестана, практически равнялась нулю, но спать я все равно не хотел — вместо этого решил поболтать с белобрысым жителем Западного Казахстана. Оказалось, что парень жил в какой-то деревне и вёл совместно с отцом фермерское хозяйство. Он очень живо мне рассказывал сейчас о том, как здорово у них получается заниматься выращиванием пшеницы и овощей на продажу в город.
— Только с кредитами проблемы — не хотят в банке денег давать, — сообщил селянин. — Я к нему на "крузаке", считай, приезжаю, а он пальцы гнёт, — проблемы кредитования сельского хозяйства в России и Казахстане были очень похожи.
Постепенно мы перешли на тему эмиграции в Россию. Я рассказал ему, что жил в казахстанском Павлодаре до 1993-го года.
— А чо ты уехал? — спросил меня белобрысый, он никуда уезжать не собирался. — Тут же, в принципе, нормально жить можно.
— Не знаю, — ответил я, — чужое какое-то всё тут стало... Наурыз (42) праздновать не хочу! — наконец, смог сформулировать я свои ощущения.
— Я хоть и татарин, но Наурыз тоже терпеть не могу, — грустно сказал актюбинец.
Белобрысый был хоть и "русскоязычным", но всё-таки татарином, и мне почему-то за свои слова про казахский праздник вдруг стало стыдно...
* * *
Небольшой топонимический экскурс. Откуда взялось такое странное название, "Туркестан", и что оно значит? Вообще-то, Туркестаном, страной тюрков, к коим относятся и казахи, и узбеки, и киргизы с туркменами (только не таджики!), назывался огромный кусок территории — почти весь нынешний Южный Казахстан, значительные части Узбекистана и Туркмении, и незначительные — Киргизии и Таджикистана. Существовало до революции Туркестанское генерал-губернаторство, и даже (сразу после революции) — Туркестанская АССР. Но в двадцатые годы прошлого века большевики провели чудовищную по своему смыслу операцию, цинично названную ими "национально-территориальным размежеванием народов Средней Азии". "Административная единица" Туркестан, а также бывшее Хивинское ханство и Бухарский эмират, на территории которых национальная мешанина всегда была в порядке вещей, и ни естественный рельеф, ни сложившаяся инфраструктура ничего и никого не разделяли, нарезали на пять республик, а потом ещё вплоть до пятидесятых годов "уточняли" их границы. Посмотрите на карту государств Средней Азии — особенно на этот безумный стык Киргизии, Узбекистана и Таджикистана... И вы еще удивляетесь, почему там постоянно происходят межнациональные "разборки"? Два узбекских кишлака, но клочок земли между ними принадлежит независимой (теперь уже) Киргизии. Заселённый премущественно таджиками город Самарканд, "выторгованный" узбеками в обмен на в основном узбекский Худжанд, отошедший к Таджикистану. Вдумайтесь: из узбекской Бухары по железной дороге можно проехать в узбекский же Нукус, только два раза "занырнув" в Туркмению — сначала в Чарджоу (ныне Туркменабад), а потом — в Ташауз! Казахстану еще повезло — там не так много оспариваемых соседями с юга территорий и инфраструктурных "накладок" — последние, в основном, на границе с Россией. Разве что в Южно-Казахстанской (бывшей Чимкентской) области узбеки составляют чуть не большинство населения...
А город Туркестан (43), вообще-то, назывался "Яссы" — собственно, потому и "Ходжа Ахмед Яссави" — то есть "Ахмед из Ясс, совершивший хадж". Туркестаном его назвали в шестнадцатом веке казахи, отбив Яссы у других тюрков и назначив его столицей Казахского ханства.
* * *
Было около пяти утра, и мы подъезжали к Туркестану — до города оставалось минут сорок. Актюбинский фермер в какой-то момент нашей ночной беседы всё-таки "срубился", и остаток пути я провёл за чтением.
С трудом мне удалось растолкать Натку. Больше всего на свете боюсь свою сонную супругу — она такой может быть несколько часов кряду — нахохлившейся и обижающейся на каждое слово. Я вышел к проводникам и потрогал рукой "титан" — тот был холодным, как лёд.
— Чай будет? — сунулся я в купе железнодорожников.
— Будет-будет, — успокоил меня проводник.
— А когда?
— Скоро-скоро! В девять часов будет.
Удивительная беспечность: на часах — начало шестого, мне через полчаса выходить, а этот так спокойно предлагает мне прийти за чаем в девять!..
В Туркестане было темно и холодно. Причём как-то очень холодно — дул ветер, и вот-вот должен был пойти снег. Немногочисленных вышедших из поезда пассажиров облепили таксисты:
— Куда ехать? Недорого поедем?
Тут же начинался восточный торг.
— Уч йуз, — по-узбекски сообщал цену водитель, — триста.
— Уш жуз? — возмущённо переспрашивал по-казахски потенциальный пассажир, вскидывая руки, и сбивал цену до двухсот.
Мы с сонной Натальей решили подождать рассвета в зале ожидания. Моя маленькая супруга, как всегда, беспардонно залезла в жесткое вокзальное кресло с ногами, и, пристроив голову на моём плече, принялась досматривать прерванные сны. Я же достал книжку и засел читать. То и дело мимо меня пробегали не нашедшие себе работы таксисты с заманчивыми предложениями куда-нибудь уехать и какие-то вокзальные жулики, прицеливающиеся то к моему пакету, то к сумочке моей жены.
Наконец, за окошком показался краешек солнца, и я второй раз за это утро разбудил Натку. План у меня уже созрел: я решил не дожидаться открытия местной достопримечательности и не шляться по южному городку, в который, судя по всему, решила зайти в гости сибирская зима, а воспользоваться услугами местных "перевозчиков", как вчера в Таразе, и съездить на расписанную во всех красках дедушкой-попутчиком средневековую крепость.
Мы прошли мимо настойчивых водителей и направились к одиноко стоящему таксисту, одетому в узбекский халат и тюбетейку, несмотря на случившуюся здесь непогоду.
— Скажите, до крепости сможем доехать? — спросил я его, вчера вечером я не расслышал толком названия, это я сейчас так смело пишу "Сауран".
— Не понял тебя, брат, — честно сказал вежливый узбек.
— Сайран, Саурам, не знаю, как правильно называется, — пришлось уточнять мне.
— А, конечно, поедем на Сауран! — пригласил таксист.
— Тогда давайте так, сначала на Сауран, подождёте там с полчасика, пока мы походим, а потом сразу к мавзолею Ходжи Ахмеда, — выдал я ему свой план. — Сколько будет стоить?
Водитель зажмурился и выдал самую, думаю, не реальную на его взгляд сумму:
— Три тысячи тенге!
— Давайте, две с половиной и поехали, — быстро поторговался я. Три тысячи тоже не ахти какие деньги по российским меркам — шестьсот рублей за тридцатикилометровое путешествие туда-обратно с отстоем, но все-таки пятьсот рублей меньше, чем шестьсот.
— Поехали, — махнул рукой узбек, и мы с Натальей начали усаживаться в его видавший виды "БМВ", выпущенный никак не позже конца восьмидесятых. — Вам на какой Сауран ехать? Первый? Второй?
— Так у вас их два! — удивилась Наталья и решила уточнить: — А что в одном, что во втором?
— Первый Сауран — это крепость, а второй — совхоз, — последовал ответ.
— Нет, — сказал я, — давайте пока только на крепость съездим, в совхоз в другой раз.
Водитель безо всякой улыбки понимающе кивнул и надавил ногой на педаль газа. Машина лихо вырулила с привокзальной площади на довольно раздолбанную трассу, идущую по самой настоящей пустыне — не той, конечно, что на карикатурах рисуют — с барханами, а той, что с редкими кустиками колючки. Если верить туркменским мультикам, там должны водиться какие-то тушканчики-суслики, которые любят громко петь песенки про дружбу. Я ни разу в жизни не видел пустынь, а пустыню в мороз, судя по всему, давненько не видел и наш водитель.
— Ух, холодно как сегодня, да? — сказал он. — Снег пойдет, похоже.
— Не бывает у вас снега? — спросил я.
— Лет пять не было, точно! — ответил узбек.
— А холода такие бывают? — продолжил я свой "допрос".
— Да тоже давно не было, — сухо изрёк дядька.
Дежурный диалог о погоде завершился, и в машине повисла пауза. Я увидел фары встречной машины — "КАМАЗ", да ещё и с прицепом. По-моему, за двадцать-тридцать минут поездки это была первая машина, которая прошла нам на встречу.
— А что это за трасса? — мне было интересно, где мы находимся, и в какую сторону едем.
— Москва — Пекин, — последовал ответ.
Обалдеть! До сих пор "Москва" и до сих пор "Пекин"! Я бы ни капельки не удивился, если бы дорога называлась как-нибудь вроде "Актюбинск — Алма-Ата", то есть была ограничена рамками казахского государства.
— Мы ведь сейчас в сторону Кзыл-Орды едем? — решил всё же уточнить я.
— Да, чуть-чуть до границы с Кзыл-Ординской областью не доедем, — сказал узбек.
Машина свернула с трассы влево и помчалась по пустыне, подскакивая на кочках. Мы увидали впереди цель нашего путешествия — развалины города, построенного в тринадцатом веке. Солнце вставало всё выше, и крепость Сауран представала перед нами во всём своём величии — к сожалению, величии былом. Теперь она напоминала гигантский замок из песка, омытый жестокой морской волной, но почему-то так и не исчезнувший.
Перед разрушенной наполовину башней с лазом-входом стояла воткнутая в землю табличка — мол, памятник истории и архитектуры, охраняется государством. Впрочем, ничего того, что бы свидетельствовало об этой охране, мы не увидели. Исторические руины посреди пустыни. Мы полазили по ним и рассмотрели повнимательнее кладку стен из сырцового кирпича. Вторым стройматериалом здесь являлась "пахса" — то есть простая, хорошо утрамбованная глина. Казалось бы, что за материал? А вот, гляди-ка, стоит уже сколько столетий!
Натка залезла на одну из стен и подняла руки к пасмурному небу, откуда уже начал сыпаться мелкий снежок. Завоевательница! Царица! Только маленькая...
Узбек сидел за рулём и флегматично курил.
— Посмотрели? — спросил он нас.
— Да, круто, — ответил я, нас действительно распирал восторг.
Мы тронулись в путь. Я чуть осмелел и решил узнать "узбекский" взгляд на жизнь в Казахстане.
— Да, конечно, здесь полегче, — начал делиться со мной своими ощущениями водитель. — У меня братья, родители, все в Узбекистане живут — там, вообще, кошмар! Зарплата маленькая, жить невозможно. Здесь — хочешь тем занимайся, хочешь этим, а там давят всех! — да уж, про "свободу предпринимательства" в Узбекистане даже у нас в России легенды ходят. — Вот только жалко границу перекрыли! Вообще туда не попасть. Тут у нас даже мины на границе были!
Оказалось, что после нескольких пограничных инцидентов с Узбекистаном, Казахстан усилил охрану своей границы — в частности, заминировав отдельные участки пустыни.
— Ну, а так чо? Везде казахи правят, — узбека, похоже, не радовала такая "моноэтничность", — но нас, вроде, не трогают. Он же, Назарабаев, считай, как сделал, — решил открыть мне казахстанский смысл жизни водитель, — собрал всех казахов и сказал: "Только вы будете здесь править. Всё здесь ваше — делайте, что хотите! Главное, никого не режьте, не убивайте. А так — всё можно!"
Несмотря на некоторую упрощённость такого взгляда на вещи, мне кажется, таксист-узбек очень точно охарактеризовал национальную политику в сегодняшнем Казахстане...
Мы въехали в город, заметаемый непривычным здесь снегом, и понеслись по его довольно широким улицам, странно выглядящим на взгляд "не азиата". Сплошной, как бы у нас сказали, "частный сектор" с большими и добротными одноэтажными домами, ухоженными палисадниками и высокими, но "проглядываемыми" заборами. Иногда цельные массивы "разбавлялись" двух— или трёхэтажными магазинчиками. Всё-таки на бакинские "дачные" посёлки, которые я в своё время принял за эталон "частного домостроения" на мусульманском Востоке (44), это совсем не было похоже.
Навстречу нам то и дело попадались старые раздолбанные автомобили советского производства, тележки, запряжённые ишаками, и одиноко восседающие на осликах толстые узбеки в халатах. На головах у многих прохожих и "всадников" были меховые шапки, обёрнутые полиэтиленовыми пакетами — интересная реакция на снегопад! Участники дорожного движения вели себя очень бурно: здоровались друг с другом громкими "бибиканиями" (автомобилисты) и вскидыванием рук (вообще все). Наш водитель, въехав в город, тоже начал сигналить, как казалось, всем подряд и то и дело бросать руль в радостном приветствии. Настроение его от этих процедур заметно улучшалось...
Машина остановилась на площадке метрах в пятистах от мавзолея. Я отдал узбеку оставшиеся полторы тысячи тенге — тысячный "задаток" он потребовал с меня на бензоколонке, как только мы выехали из города.
Да! Мавзолей Ходжи Ахмеда Яссави, стоящий на огромном пустыре, выглядел шикарно. Настоящий восточный шедевр! Не зря его ЮНЕСКО в список всемирного наследия включило. Наталью, только вчера начавшую знакомиться со среднеазиатской архитектурой, он прямо заворожил, и теперь она стояла, широко открыв рот. Изящная "стрельчатая" арка входа с торчащими из неё "штырями" (45) и три купола — один пологий и небесно-голубой, второй — пёстрый, поменьше и поострее, третий — серенький и маленький, но тоже зачем-то притулился на крыше мавзолея. Стены украшены разноцветной плиткой, складывающейся то в вязь арабского текста, то в диковинный восточный орнамент. Мавзолей был заложен по приказу самого Тамерлана в конце четырнадцатого века — через два столетия после кончины суфийского поэта. Его троекратное посещение приравнивается к одному полноценному хаджу — видимо, поэтому здесь было так много паломников-казахов и их единоверцев из ближайших государств: узбеков, турок, киргизов.
Мы не решились входить внутрь (46) и лишь обошли мавзолей по периметру — правда, в отличие от настоящих паломников за стены мы при этом не держались и ничего не бормотали себе под нос. Точнее, конечно, бормотали, но, думаю, совсем не то, что полагается. Наша "мантра" была такая: "Блин, какая красота! Чёрт, как холодно!" При этом мы постоянно вскидывали вверх свои головы и пытались разглядеть сквозь падающий снег очередной завиток узора, украшающего мусульманскую святыню...
Рядом с мавзолеем Ахмеда Яссави есть еще один небольшой мавзолей с небесно-голубым куполом, там покоится Рабия Султан Бегим, дочь великого средневекового правителя и учёного Улугбека, а ещё чуть дальше — могила одного из казахских ханов семнадцатого века, Есим-хана. Здесь же недалеко — восточная баня века пятнадцатого с множеством кирпичных куполов — совсем такая же, как в Таразе. Здешнюю, кстати, перестали использовать по назначению всего лет тридцать назад...
Водитель-узбек подвёз нас к "заповедной" зоне с какой-то "не той" стороны, и сейчас мы шли от средневековых памятников по свежевымощенной тротуарной плиткой дорожке в направлении городской стены девятнадцатого века из желтого кирпича, которая на фоне остальных "древностей" выглядела откровенным "новоделом". Сразу за ней находился музей. Было очень холодно, но мы всё оглядывались и оглядывались, продолжая фотографировать мавзолей исламского святого — он нас никак не "отпускал".
