— А почему бы и нет? — пожал плечами Чезаре, — Знание принципов не мешает их применению. Допустим, я знаю, за какие рычаги Рейко пыталась тянуть меня, благо это несложно: это были все, кроме пятого и шестого... Я знаю также, какой из них оказался эффективен. И что же? Я стою перед вами и читаю лекцию, вместо того чтобы натирать себе лоб папской тиарой. Какой из этого вывод?
— Полагаю, вам это выгодно, — ответил зеленоволосый.
— Бинго! — прищелкнул пальцами кардинал, — Один из сортов выгоды оказался для меня важнее, чем Престол Святого Петра. Думаю, из материала лекции несложно догадаться, о чем идет речь. Чисто методом исключения.
— Но ведь есть настоящая выгода, — возразил Рю, — Которая отлична от той, что держит каждого из нас здесь. Одна ошибка со стороны того, кто это придумал, и она возьмёт своё. Такой 'союзник' подобен бомбе замедленного действия: чуть ослабнешь, и взрыва в тылу не миновать. Кроме того, вредно рассказывать тому, на чью преданность рассчитываешь, о том, как эффективнее предавать. Так бы сказал стратег. А я бы добавил, что жизнь — это больше, чем политика и власть, потому сама по себе власть ничего не стоит: нет никакого более надёжного метода союза, чем непоколебимая уверенность в свойствах своего союзника. Союзник, использующий такие принципы, — это будущий предатель. Тогда верить нельзя никому.
— Верить нельзя никому, — согласился Чезаре, — Именно так. Предать может кто угодно, будь он союзником, следующим за выгодой, или верным другом. Более того: верить нельзя даже самому себе. Что же до того, что власть не главное... Если ты не заметил, я поставил власть лишь рядом с вершиной.
— Тогда нет никакого смысла жить и сражаться, если нельзя никому верить, — сказал самурай, — Нет настоящих друзей — нет и тех, ради кого стоит бороться. Нет истинности в другом — нет истинности в себе. Нет надёжности — нет будущего.
Рю резко замолчал и уткнулся носом в планшет.
— Ты явно невнимательно слушал, — укорил его преподаватель, — Как сочетается 'нет тех, ради кого следует бороться' с превалированием последнего рычага, скажи на милость?
Рю медленно поднял голову. Его лицо действительно ничего не выражало, даже по меркам японцев. Похоже, сейчас он был на пике концентрации внимания... на чём-то.
— Самый очевидный вывод: чтобы стать сильнее — нужно избавиться от своих привязанностей, а не бороться ради них. К тому же, сами привязанности не обязаны быть взаимными. Значит, нож в спину от их источника, которому, по сути, тоже нельзя доверять, — это всего лишь вопрос времени, если основной вывод не будет рассмотрен и приведён в исполнение. Это не является будущим и истиной, ради которых стоило бы сражаться.
— Да, избавившись от привязанностей, ты станешь сильнее, — не стал спорить Чезаре, — Но будешь ли рад этому ты сам? Сможешь ли ты наслаждаться своей силой, если каждую ночь тебе будут сниться глаза близкого человека, пострадавшего по твоей вине?
В его голосе звучал несвойственный ему обычно жар, ведь он знал, о чем говорил. Ведь до клеймения у Марии были другие глаза... Причем не только по своему виду, но и по выражению. Она научилась ненавидеть, и в этом была доля его вины.
— Ну, а шанс невзаимной привязанности... Это неизбежный риск. Последняя ступень предполагает, что ты стерпишь даже его.
— К чему тогда вся эта система, если нужно в итоге всё равно, но лишь на последней ступени прийти к дружбе... в таком извращённом её варианте ожидания удара в спину, — сказал Рю. Не спросил, а именно сказал — почти без вопросительной интонации.
— Лучше с детства знать прямую дорогу и быть убитым подобными людьми, чем жить ради возвращения к этому в таких тёмных извращённых версиях. Тому, кто никогда не предавал, никогда не будут сниться пострадавшие по его вине близкие. Тому, кто не убивал — никогда не будут сниться глаза убитых.
Глаза зеленоволосого опять начали холодеть... причём совершенно естественно, никакими фокусами с умением играть взглядом это объяснить было невозможно.
— Самурай не даёт обещания, выполнение которого длится долго... потому что он может умереть и не выполнить его. Самурай не раздумывает и не спрашивает 'почему', когда его господин приказывает совершить сэппуку. Это называется 'тело камня'. Вот примеры искренности, когда ничто не может поколебать истинную надёжность. Всё остальное разрушает дух и приводит к гибели. Вопрос лишь через сколько, — поставил 'диагноз' японец, — Мы все смертны, вопрос только ради чего и с каким духом в сердце мы умрем. Ни одна власть ещё ни давала бессмертия или счастья. Она бесполезна для человека, помнящего о главном.
Практически на одном дыхании выпалив эту речь, самурай замолчал.
— К чему такие крайности? — удивленно спросил Чезаре, — Я не говорил об отрицании власти, скорее напротив. Однако я также и не говорил об отрицании привязанности. Привязанность — это слабость, но человек без слабостей похож на памятник самому себе. Он практически неуязвим, но он не живой. Я совершенно не вижу, почему дружба или любовь не могут сочетаться со стремлением к власти или мастерством интриги. Ну, и о пути самурая... Здесь ты в кои-то веки прав: этого мне не понять никогда. И тебе никогда не убедить меня, что этот путь истинный. Хотя бы потому, что... Истинного пути как такового не существует. И да, необязательно предавать близких, чтобы они пострадали по твоей вине. Порой достаточно просто не уберечь. Поверь мне. Я знаю.
— Истинность не имеет значения, важно счастье людей! — резко выпалил Рю и осекся, — Извините. Я слишком много говорю.
— 'Упаси вас Бог желать счастья всему человечеству'... — философски произнес кардинал, — Иммануил Кант. Редкостный идеалист, вы бы поладили... Но в данном случае я с ним согласен. Желая счастья одним, часто делаешь несчастными других, и наоборот. Поэтому для начала стоит сделать счастливыми тех, кто с тобой... А потом уж и о прочих людях думать. Впрочем, немецкий классицизм имеет совсем уж опосредованное отношение к теме лекции, да и я из немецкой философии признаю только Ницше... Итак, у кого-нибудь будут вопросы по материалу?
— Только один, — откликнулась Альва, — Зачем учёным и исследователям знать, как манипулировать людьми?
— Рейко же пригодилось, — ухмыльнулся Чезаре, — Да и многим из присутствующих может пригодиться впоследствии... Опять же, господа виконт с виконтессой в настоящий момент готовят самый настоящий заговор и почему-то думают, что об этом никто не знает: им это особенно ценно...
Воланд подавился очередной репликой, а Елена хмуро посмотрела на макиавеллиста. Она явно пыталась понять, как много известно ему в действительности... Но он не для того проворачивал этот блеф. Не для этого он двенадцать лет учился держать лицо, — не превращать его в камень, а создавать разрыв между демонстрируемыми чувствами и теми, что он испытывал на самом деле.
Не найдя своего ответа, Елена поторопилась отвести от себя внимание:
— А вы считаете, что вас здесь собрали просто потому, что вы — перспективные учёные и исследователи? Альва, мне казалось, что ты уже заметила, что именно в этой школе не так.
— И вообще, тут все что-то замышляют, — в отличие от сестры, Воланд говорил легко и беззаботно, — Тут реально подозрительным можно считать только человека, который ничего не замышляет. Правда, фройляйн Лумхольц?
Лилия аж подпрыгнула на месте.
— Что? Я? Нет! Что вы! — она торопливо замахала руками, — Я ничего не замышляю! Совсем ничего! Можете праздновать спокойно!
— Вот теперь я точно не смогу расслабиться на празднике, — заметила Заза.
— Ты плохо слушаешь, Заз, — решился подать голос Балу, — Как раз тот факт, что Лумхольц что-то замышляет, и позволяет тебе спокойно праздновать. Ведь это значит, что она ещё не добилась своего.
Чезаре задержал взгляд на розововолосой и чуть усмехнулся:
— Если вас уличили в чем-то, не стоит суетиться. Лучше оспорьте это спокойно и сдержанно. Так можно сделать вид, будто вы действительно ничего не замышляете. Так что, я ответил на ваш вопрос, синьорита Фальк?
— А у вас не было выбора, — улыбнулась девушка, — Даже ничего не сказав, вы бы ответили. Выбор без выбора, так сказать.
— Если об этом по-настоящему задуматься, становится жутковато... — заметил Кристиан, — Все, всеми и по-всякому. Вот уж правда, 'человек человеку волк'...
— Просто удивительно, — фыркнула в ответ Жанин, — Как люди начинают истерить, если им сказать, что дружба и любовь — это в первую очередь взаимовыгодное сотрудничество. А ведь простое осознание этого факта лишь помогает укрепить отношения.
— Ох уж эта паранойя... — покачал головой телекинетик, — Теперь я понимаю, почему большая часть не вылезает из своих лабораторий.
— Потому что до них еще не добралась карающая длань студсовета с третьей ступенью, — усмехнулся Чезаре, — У кого-нибудь еще есть вопросы?
— Вроде бы, вопросов нет, — пожала плечами Пешка, — Но, как всегда, в теории всё проще, чем на практике.
— Спокуха, сеструха, сейчас будет традиционное практическое задание, — хохотнула Жанин.
— На прошлой лекции было практическое задание, — взмолился Балу, — Не на каждой же их раздавать!
— Задание? — страдальческим тоном переспросил Кристиан.
— Но ведь не все на прошлой лекции были, — ответил Альберт, — Так что, в любом случае, что-то быть должно.
— Вот-вот, — кивнул Чезаре, — Те, кто был на прошлой лекции, могут быть свободны; остальным я сейчас повторю правила и раздам имена объектов.
— Не-не-не, я, пожалуй, останусь! — воскликнул Балу, — Хочу быть точно уверен, что за мной охоты нет.
— Впервые вижу, чтобы Балу Гриллс упустил возможность раньше времени улизнуть с занятий, — прокомментировал преподаватель, — Наглядная иллюстрация к эффективности третьей ступени в воспитательной деятельности... А что остальные?..
— Я, пожалуй, отправлюсь пораньше, — ответила Елена, поднимаясь из-за стола, — Сегодня у меня найдутся лишние дела.
— А я останусь, — кивнул Воланд, — Не могу пропустить выражения лиц отдельных личностей, когда они услышат задание.
— А вот я не остаюсь, — вставила свою реплику Жанин, накидывая рюкзак на плечо, и подмигнула, — Нельзя же их лишить шанса получить меня в качестве задания, верно?
Когда в аудитории остались только новички и заинтересованные, Чезаре продолжил:
— Для начала правила. Задание касается закона 14, который звучит как 'Веди себя как друг, действуй как шпион'. Каждому из вас дается имя объекта и месяц на работу, по истечении которого вы доложите мне собранную информацию. Средства любые, кроме применения силы, в том числе и ментальной, — здесь он выразительно посмотрел на Лесли Патридж, — Однако я попрошу учитывать, что помимо собранной информации я буду интересоваться также мнением объекта о вас. Насколько могу судить, уважаемый синьор Гриллс при весьма... любопытных выясненных деталях в этой части задания пока мало чего достиг.
Шпион загадочно улыбнулся.
— Также запрещается рассказывать объектам, что они объекты: потому как вариант жульничества через сговор напрашивается сам собой; и вмешиваться в работу друг друга. Наконец, полученную информацию разрешается разглашать только мне. Правила понятны?
— А какая информация нужна? — хором спросили Заза и Кристиан.
— Какую сможете нарыть, — развел руками Чезаре, — Главное не ограничиваться общеизвестной.
Неожиданно Заза нервно икнула.
— Вы ведь не поручите мне Рокиа, правда? — спросила она, глядя преданным взглядом на преподавателя.
— Нет, конечно, — усмехнулся Чезаре, — Оно, конечно, было бы полезно, но тут шансы еще более призрачные, чем у Елены, у которой на данный момент самое зверское задание...
Его улыбка не оставляла сомнений, что идея назначить объектом Елены Лилит пришла ему в голову исключительно из-за природного садизма.
— 'Шпионы жизни'... — как-то отстраненно прокомментировал Рю и покачал головой, — Я не верю своим ушам...
'Старший коллега' легко мог представить, насколько глупо шпион в стане врага, посланный другим врагом, чувствует себя, получая задание на шпионаж.
— Почему мне кажется, что мы будем о-бо-жать этот предмет? — тихо буркнул Сикора.
— Потому-что кому-нибудь явно выпадем мы сами, — ответил Кристиан и кинул быстрый взгляд на Лесли, — Или придётся следить за каким-нибудь психом.
— Кое-кто уже выпал, — широко ухмыльнулся Чезаре, — А вот кто именно и кому, не скажу: пусть нагнетается паранойя!
Какое-то время он молчал.
— Что ж, если вопросов больше нет, приступим к распределению объектов. Яфья Кагерат — Фрея Максвелл. Лесли Патридж — Тайам Рокиа. Тадеуш Сикора — Анна Варгас...
— Пан Финелла определенно решил поднять среднестатистический уровень адреналина в школе, — заметил Тадеуш, — Как будто его и так не хватает...
— ...Лилия Лумхольц — Хесус Эдуардес, Альва-Аманда Фальк — Алистер Брайс. Пешка Бальза — Елена фон Рейлис, и я напомню присутствующему здесь виконту, что рассказать объекту имя шпиона — это вмешаться в его работу.
Воланд фыркнул.
— Зачем мне это? К Елене втереться в доверие сложновато и без того.
— Проще, чем ты думаешь, друг мой, — заметил Адам.
Тем временем Тадеуш положил руку Лумхольц на плечо:
— Я в тебя верю, пани Лилия. Ты уж постарайся как следует... И помни про неприменение силы.
— Ничего страшного, любимый, — хихикнула девушка, — Он сам мне всё расскажет, а уж отношение будет такое, что тебе впору ревновать будет.
— Ну что ж, чистосердечное признание, так сказать, — ухмыльнулся поляк, — Так что ты тоже не злись, если что...
Тем временем преподаватель продолжал зачитывание имен:
— Адам Джонсон — Соня Старки. Винесса Джексон — Грег Шран. Бетти Уильямс — Данила Загребной. Кристиан Вернер — Элли Хатунен. Цукиши Заза — Азазель Кастельбар...
Тут была тонкость. Чезаре давно подозревал Азазеля в том, что именно он был создателем одной из местных страшилок — Пожирателя Теней; однако, не имея разрешения от Нарьяны, он не мог сам заниматься этим делом. Все, что он мог, это поручить Азазеля той студентке, которая точно не пустит дело на самотек.
— Альберт Беркхейде — Светлана Сухарикова. Норма О'Доэрти — Жанин Вийс.
Он сделал паузу, прежде чем назвать последнее имя.
— Ёсикава Рю — Алиса Стоун.
Кто это такая, Рю, разумеется, не знал, но оптимизма по этому поводу явно не испытывал.
— А по окончании задания можно будет прочитать отчет о себе любимом? — поднял руку Кристиан.
— Можно... если, конечно, таковой есть... — Чезаре напустил загадочный вид, — Кое-кто из присутствующих будет весьма... впечатлен тем, какую информацию о нем уже собрали. Но вот кто это...
Следующим поднял руку Тадеуш:
— Если сдающий вычислит того, чьим объектом он является, это пойдет как дополнительный бонус к оценке его работы?
— Нет, конечно. Это лишь способ попытаться сберечь какие-нибудь свои тайны.
— Но ведь никто не будет вычислять, — сказал вдруг зеленоволосый, созерцая доску неподвижным взглядом, — Все просто будут не подпускать никого к себе близко. Походит на начало вспышки паранойи в школе.
