Потирая обожженную щеку, он завертел головой, с тоской размышляя над тем, когда, наконец, выпитое им не по положению вино, перестанет гонять его по закоулкам собственного разума и отпустит к смертельно надоевшему, но знакомому архидемону и прочим порождениям тьмы, что, как и положено, являлись без исключения всем Стражам во снах, не делая ни для кого поблажки.
Несколько мгновений потребовалось Дайлену, чтобы понять, что комната, и даже постель, на которой он сидел, были ему знакомы. И действительно — низкий потолок хижины Кейтлин, ветхие занавески на стенах, и даже протертый коврик на полу — все это он успел изучить так хорошо, словно уже сделался хозяином этого дома.
— Дайлен!
Кейтлин стояла в дверях. В простом белом платье, как и обычно, в смущении затискивая кисти рук. Дайлен приподнялся, но девушка уже была рядом с ним. Упав на колени, она спрятала лицо в его ладонях, и влюбленный жених с недоумением почувствовал влагу на ее щеках.
— Зачем ты меня оставил, Дайлен? — девушка говорила так невнятно, что Амеллу казалось, он угадывал ее слова лишь по шевелению губ. — Зачем ты ушел? Кто теперь защитит меня?
— Погоди, погоди, Кейт, — ничего не понимающий Амелл попытался приподнять ее лицо, но она только зарылась глубже, плача все горше. — Что ты такое говоришь? Я никогда не оставлял тебя. Мне нужно защитить нашу землю, защитить Ферелден! Я вернусь с подмогой, мы победим архидемона и остановим Мор. И тогда поженимся. Кейтлин! Мы ведь обсуждали это с тобой. Создатель милосердный, что случилось? Что тебя тревожит? Да посмотри ты на меня!
Он силой заставил ее поднять лицо и вздрогнул в испуге. На него смотрела не Кейтлин, а Морриган. На лице ведьмы еще не высохли слезы, но полные губы кривились в насмешливой ухмылке.
— И почему вовсе не удивлен ты? — она повела плечом, сбрасывая платье на пол. — Быть может, потому, что давно уж понял то, что мне с начала самого понятно было?
— Н-нечего тут понимать, — Дайлен дернулся отодвинуться, но вдруг понял, что сам этого не хочет. Более того — вовсе не удивляется произошедшим с Кейтлин переменам. — Мы с тобой уже все... это уже было. Мы ведь поняли, что...
— Не пробуй обмануть меня, о маг великий и могучий, — ведьма подобралась ближе, усаживаясь ему на колени, и обнимая шею тонкими руками, дразня будоражащим запахом и близостью обнаженного тела. — Обмануть можно Кейтлин или Морриган. Но себя ты не обманешь. А я — это ты, Дайлен. Любишь ты простушку деревенскую. Но нужна тебе не она. И знаешь это ты...
— Стой! — поспешил выкрикнуть он прежде, чем полные губы ведьмы накрыли его уста, понимая, что упустив этот миг, он уже никогда не узнает того, что хотел. — Пусть так. Пусть в любви к своей невесте я желаю Морриган. В конце концов, я — мужчина, и слаб. Но зачем ей я? Зачем она тогда предлагала мне себя? Ведь сама она этого не желала, я же видел! Тогда для чего...
Ведьма — либо часть его разума, воображавшая себя Морриган, отодвинулась. Желтые глаза сощурились — насмешливо и презрительно.
— Не так умен ты, как себя считал. Просто ведь все. Для чего обычно это делают?
Амелл хотел ответить, но не успел. Внезапно зыбкий мир вокруг начал смазываться больше, растягиваясь и истончаясь. Пропала комната, постель, на которой он сидел, и женщина напротив. На несколько мгновений пропало все. А после, во тьме, виски сдавило, а под горло подступила знакомая тошнота.
Длинный, тяжелый и муторный сон кончился. Дайлен вновь смотрел на мир глазами архидемона, и мир этот стремительно сменялся перед его взором целой вереницей пещер и гротов. Уртемиэль буйствовал, носясь под неведомым каменными сводами, где из каждой расщелины выглядывало по порождению тьмы, а то и по многу. Их было столько, что Дайлену сделалось по-настоящему страшно. На несколько мгновений показалось, что такую ораву не остановить даже десяти армиям, какой бы величины они ни были. Внезапно сильный порыв швырнул дракона на какой-то уступ. Страж
увидел длинную толпу тварей — они шли из бесконечности в бесконечность, и им не было числа. Архидемон взревел, разбрызгивая жидкое пламя и дым и вдруг...
Ощущение тревоги сильнее сдавило голову, да так, что Дайлен бы взвыл, будь теперь у него глотка. Дракон вскинул морду — и в его темных глазах отразился какой-то верх, на котором стоял...
Враг. Без сомнений, это был он, это был враг. Мелкий человечишка, щуплый и слабый, как и все прочие. Но было в нем что-то, что заставляло дракона испытывать немалую тревогу. Быть может, сверкавшее на голове пламя, зажженное, казалось, самим Создателем? Или неясные тени, обступавшие его со всех сторон?
Уртемиэль тяжело взмахнул крыльями и сорвался в стремительный полет. И человек будто бы ждал его. Они быстро сближались — человек и дракон. Они были врагами, и оба знали это. Как и то, что в этой схватке нужно победить — это было не осознанием, а инстинктом, древним, уходящим в века, века великого предательства и возвращения темных богов...
Зубы дракона кацнули с совершенной точностью, но врага на том месте уже не было. Миг спустя Дайлен почувствовал его на голове. Это было немыслимо — каким-то чудом человек успел угадать миг конечного сближения и вскочить на голову дракона раньше, чем тот — жамкнуть его челюстями. Архидемон взмыл под самый потолок пещеры и с силой ударился об него всем туловищем, рассчитывая, должно быть, раздавить наглую букаху. Но враг каким-то чудом остался жив и, по-видимому, даже не покалечен. Несмотря на дергания и резкие мотания в воздухе, он прочно держался сверху и, кажется, не просто держался, а подбирался к самой голове...
Вспышка чудовищной боли пронзила тело дракона резко, как молния. Дайлен ощутил эту боль всем естеством, каждой малой мерой своего тела — ровно как и каждое порождение тьмы внизу. Боль ослепила, поглотив все чувства, без остатка, а когда способность видеть вернулась, архидемон с изумлением и яростью обнаружил, что вернулась она только к одному глазу. В бешенстве тряхнув всем телом в развороте, он сумел все-таки сбросить человека, сжимавшего меч одной рукой и потому не сумевшего удержаться. Последним, что видел Дайлен — видел нечетко, словно через заслонку на глазу — стремительно исчезавшего в пропасти огненноголового врага.
Дайлен вскинулся, очумело глядя перед собой во тьму широко открытыми глазами. Ужас от того, что пришлось узреть архидемону, стоял перед его мысленным взором так, как будто это было наяву — Амелл мог бы поклясться, что видел падавшего с огромной высоты Айдана Кусланда, в незнакомой ему светлой броне и окровавленным мечом в руках. И хотя все до того было ничем иным, как грезами, видения архидемона были реальны — об этом знал каждый Страж, укладываясь спать. Ощущение беды накрыло его с головой, и Дайлен даже не сразу понял, что сидит на полу рядом с кроватью, сверзившись вместе с простынями и одеялом. Камин в комнате не горел и, подобно как до того во сне, окно было открыто настежь. Машинально
шмыгнув текущим носом и пощупав горячий лоб, бывший маг ощутил ломоту во всем теле, вызванную то ли потреблением странного давешнего вина, то ли простудой. Содрогаясь и кацая зубами, Дайлен кое-как поднялся на трясущиеся ноги и, дотянувшись до висевшей на спинке кровати верхней одежды, натянул меховой плащ и шапку. Этого ему показалось недостаточным для того, чтобы согреться, поэтому, подняв с пола одеяло, он завернулся в него поверх плаща. Таща это на себе, и содрогаясь всем телом, Амелл кое-как добрался до открытого окна с намерением закрыть его. Но, почувствовав сильную дурноту, поднимавшуюся из утробы, оперся на подоконник, высунув голову и глотая морозный зимний воздух. Мир вокруг него пришел в движение внезапно, и Дайлен, слепо перегнувшись и взмахнув руками, кувыркнулся через низкий подоконник вниз головой, на далекие камни, коими была вымощена площадка перед рвом.
Утянутое одеяло зацепилось за что-то на стене, не видимое Стражем, и в последний миг ухватившегося за его край Дайлена с силой приложило о стену. Выпустив из вялых пальцев скользкую шерсть, Амелл проехался вниз по холодной каменной кладке, обрывая крепкие побеги укрывавшего ее плюща и, наконец, свалился прямо в сугроб, наметенный за весь прошлый день и ночь на довольно широком и длинном балконе, опоясывавшем часть дома, словно перевязь на парадном одеянии вельможи. Кое-как вытащив лицо, и отплевавшись от забившегося везде, куда только было можно, снега, Дайлен задрал голову. Узрев то, что и должен был увидеть — свисавшее из его окна двумя этажами выше, одеяло, и напрочь ободранный плющ на огромном участке стены, оказавшийся на зрелый взгляд не плющом, а побегами винной ягоды, что годами взращивались на стенах орлесианских домов для красоты, он застонал. Потом, переваливаясь в сугробе, кое-как добрался до перил, благоразумно держась от них подальше, тем более, что, изгнанная испугом, дурнота уже возвращалась в его многострадальное тело. Земля за перилами оказалась довольно близко, но сама
стена дома была наружной и, чтобы вернуться в дом, нужно было обойти ее до самых ворот. Бросив последний взгляд на замёрзший ров и занесенную снегом равнину, за которой темнел знакомый лес, Дайлен жалостливо поморщился. Проклиная свою невезучесть, он двинулся через снег вдоль балконных перил, предполагая, что если есть балкон, то на него где-то должен был быть и выход из самого дома. Все, чего хотелось теперь — вернуться в тепло. О том, что скажет хозяин, когда утром увидит испорченную гостем стену своего дома, он предпочел пока не думать.
Выход с балкона обнаружился быстро, стоило завернуть за угол квадратной башенки, которых, вместе с балконами, на теле дома было пристроено немало. Здесь балкон расширялся, образуя что-то вроде площадки, на которую со стороны дома выводили стеклянные двери и несколько больших окон. Окна эти были освещены и, осторожно заглянув в одно из них, Дайлен увидел стоявшего к нему спиной хозяина поместья. Сирил де Монфор был не один. В столь поздний — если судить по положению в небе ночного светила — час он принимал новых гостей. Точнее, одну гостью. Сидевшая в
кресле напротив орлесианского лорда высокая и очень смуглая крутобедрая молодая женщина выглядела так, точно только что прибыла, и надолго задерживаться не собиралась. На ней была куртка из кожи, мужские штаны и высокие морские сапоги. Воротник блестел густым, хотя и несколько потертым мехом. Темные волосы покрывала синяя косынка, повязанная способом, бывшим излюбленным у пиратов. На женщине красовалось несколько больших блестящих украшений и в целом вид ее, хотя не лишенный значительной доли привлекательности, был настолько вульгарен, что появление ее в приемном покое орлесианского вельможи такого ранга казалось явлением в высшей степени удивительным. Дайлен притих у окна, тем более что, по-видимому, из-за жарко натопленного камина, дверь на балкон была приоткрыта, и до него доносились обрывки разговора, прислушавшись к которому, ферелденский гость изо всех сил напряг слух, чтобы не пропустить ни единой подробности.
— Вы прибыли как нельзя более кстати, капитан Изабелла, — говоривший в нос орлесианец будто специально тянул слова, делая свою речь еще манернее. — Очень удачно, что вас задержала метель. Помимо основного дела, мне потребуется ваша помощь в решении еще одного... щекотливого вопроса. Который так или иначе связан с тем, что я собираюсь вам поручить.
Женщина усмехнулась. Зубы у нее оказались ровными и такими белыми, что это было видно даже Дайлену, который лишь время от времени заглядывал в натопленную комнату, больше полагаясь на слух.
— Все что угодно, ваша светлость. Если вы будете платить мне так же щедро, как до сих пор.
Сирил кивнул и присел в кресло напротив, грея в руках ополовиненный кубок с вином.
— Прежде всего то, для чего я вызвал вас, капитан Изабелла. Мы с вами знаем друг друга не первый год, но до того вы имели честь служить только моему отцу. Как знаете, этой осенью его не стало.
Женщина склонила голову.
— Да, ваша светлость. Но мне не известны подробности.
— Я посчитал за благо скрыть их, — лорд Сирил говорил медленно и бесцветно, разглядывая кубок у себя в руках. — Мой отец... был слишком уважаемой и влиятельной фигурой. Я бы не хотел, чтобы его смерть обсуждали больше, чем это в наименьшей степени возможно.
Та, которую называли капитаном Изабеллой, молчала, ожидая продолжения. Де Монфор не стал долго томить ни ее, ни мерзшего под окнами Амелла, ожиданием.
— Хотя я изо всех сил постарался распространить слух, что мой отец, глава самой влиятельной в Орлее династии, герцог и близкий друг императрицы Селины, умер из-за несчастного случая на охоте, как вы можете догадаться, капитан, это ложь. Он был убит. Убит самым подлым и бесчестным образом. Его живьем сбросили в пропасть. Потребовалась помощь десятка лесничих и двух магов, чтобы поднять его тело со
дна ущелья Виммаркских гор.
Он умолк.
— Вы уже знаете, кто убийцы? — негромко и спокойно переспросила гостья. Сирил кивнул, поигрывая кубком между пальцев.
— Я знал об этом даже до того, как они совершили свое дело. На роковую для него охоту отец пригласил двух ферелденских отбросов из некогда знатного семейства Амелл, что с недавнего времени носит имя Хоук. Он посчитал, что это было бы забавно и встряхнуло гостей. Никто не ожидал, что они осмелятся явиться. Однако они появились. Их сопровождала эльфийка. Отец сразу ее узнал, и рассказал мне о своих догадках. Она было наемной убийцей из куннари.
Капитан Изабелла на миг вскинула на него большие блестящие глаза, но промолчала.
— Да, верно. Отец решил выждать, чтобы они проявили себя. Он даже попросил меня подыграть им и отдать ключ от внутренних помещений замка, чтобы вернее заманить в ловушку. Все вышло так, как он предполагал. Эта троица проглотила наживку и попалась. Однако немыслимым образом им удалось ускользнуть и выполнить то, за чем они пришли. Ферелденские мерзавцы убили моего отца и похитили из замка драгоценный камень, величиной с кулак взрослого мужчины. Его цена настолько высока, что за нее можно было бы купить шестую часть Вал Руайо... безо всяких преувеличений.
— Ваша светлость желает, чтобы убийцы вашего отца... понесли заслуженную кару?
Де Монфор прикрыл глаза.
— Именно. Однако уточню — это должна быть не смерть. То есть, я хочу сказать — не сразу. О, далеко не сразу. Видите ли, капитан Изабелла. Едва только я узнал о том, что случилось, я отправил за ними погоню. С приказом убить, всех, до единого. Но Хоуки не пожелали вступить в поединок. Предпочли бегство. Когда же они добрались до Кирквола, где у них поместье, действовать в открытую сделалось невозможно.
Он посмотрел в сторону камина, отпивая из кубка. Его гостья сложила руки на коленях.
— Тогда я связался с Антиванскими Воронами, и заказал убийство... этих самых братьев Хоук, — Сирил вздохнул, покусывая губу. — Вороны знают свое дело. Рано или поздно, Хоуки бы попались, как бы осторожны они ни были. Однако им и тут удалось уйти от возмездия. Едва вернувшись в свое поместье, эти мерзавцы исчезли опять. Удалось узнать, что они ушли на Глубинные тропы, в какую-то экспедицию за потерянными сокровищами гномов. А из-под земли их не достать даже Воронам.
